Последний снег - Джексон Стина

Лив добавила о разговоре с Серудией:

— Старушка утверждала, что видела, как Видар пробегал мимо ее дома, словно за ним гнались волки. Правда, верить ей не стоит, — добавила она. — Достаточно посмотреть на Серудию, чтобы понять, что ей все это померещилось.

Хассан внимательно все выслушал. На столе перед ним лежал блокнот, но он ничего не записал. От его пристального взгляда кожа начала зудеть.

— Сколько Видару лет?

— Восемьдесят.

— И как его здоровье?

— Ну, он жалуется на руки, а так здоров как огурец. Никогда не болел.

— Он только на онемение жалуется, — вставил Симон.

— Онемение?

— Да, за ночь у него немеет тело, особенно руки. По утрам он не может разжать пальцы — так их скрючивает.

Симон показал на своей руке, что он имеет ввиду.

— У него есть лекарства от этой хвори. Мази.

— А как у него с памятью?

— Все в порядке, — ответила Лив. — Память у него ясная. Ничего не забывает.

— А он не говорил, что устал жить или что-то вроде того?

— Никогда, — хором ответили Лив с сыном.

На улице порыв ветра налетел на рябину. Казалось, дерево хохочет.

— Он не стал бы кончать с собой, — сказала Лив. — Отец всегда говорит, что нет ничего трусливее, чем прервать собственную жизнь.

Хассан поднялся, скрипнув курткой, и прошел в спальню Видара. Лив с Симоном с порога смотрели, как он выдвигает ящики, как открывает дверцы шкафа, как изучает сейф.

— Во что он был одет, когда ушел?

— В зимнюю куртку. И ботинки, — ответила Лив. — Не знаю, как ему удалось завязать шнурки.

Собака лежала, поджав хвост, и следила за их перемещениями. Лив тоже хотелось свернуться клубком и спрятаться. Как тогда много лет назад, когда она сидела под столом, а Видар до боли сжимал ее руку.

Хассан обошел весь дом и отправился проверить хозяйственные постройки. Из окна они смотрели, как он идет через двор, сгибаясь от ветра. Ветер поднялся сильный. Деревья трещали и скрипели, хлестали ветками друг друга.

Симон снова начал нервничать.

— Мы так только время теряем. Я сам пойду искать деда.

Он вышел в прихожую и надел ботинки. Лив пошла за ним. На улице они столкнулись с Хассаном. Пошел снег. Острые снежинки кололи кожу и быстро таяли.

— Я запросил ищеек, — сообщил полицейский. — Но собак привезут из Питео, так что придется подождать.

— Мы поищем его, — сказал Симон. — Не можем же мы сидеть тут и ничего не делать.

Он был ростом с Хассана, но худее. Лив стало стыдно за враждебность в голосе сына. Симон натянул на голову капюшон и пошел в сторону леса; остановился и кивком пригласил ее следовать за ним.

— Ты уверена, что он никуда не уехал? — спросил Хассан.

— Машина же здесь, — показала Лив на «вольво».

— Кто-то мог его отвезти.

— Кто бы это мог быть?

— Друг или знакомый.

Лив бросила взгляд на спину Симона и покачала головой.

— У отца нет друзей.

Высадив Ваню у садика, он смотрел ей вслед и чувствовал, как мужество покидает его. По радио передавали новости, но ни слова про Видара Бьёрнлунда. Но ждать осталось недолго, буря скоро разразится. А ему что делать? Как что — искать работу. Это его последний шанс не сорваться. Или сейчас, или никогда. На лесопилку его всегда возьмут. Начальник отца обещал им это на похоронах. Двери лесопилки всегда открыты для вас, сказал он, но у них с Габриэлем на лицах было написано, что они лучше умрут, чем примут это щедрое предложение. С тех пор ничего не изменилось. От одной мысли о том, что придется натянуть отцовский синий комбинезон, начинало тошнить. Все эти годы они из принципа не курили сигареты той марки, что курил отец, не пили пиво его любимого бренда и, конечно, не носили синих рабочих комбинезонов. Ничего, что могло бы сделать их жизнь похожей на жизнь отца.

Все что угодно, только не лесопилка.

Лиам свернул на заправку, припарковался и остался сидеть в машине. Сквозь окна высматривал ту женщину, дочь Видара Бьёрнлунда. Он надеялся, что она стоит за кассой как ни в чем не бывало, и все, что произошло в Одесмарке, всего лишь плохой сон. Но ее там не было. За кассой стоял хозяин, низкорослый мужчина с морщинками вокруг глаз. Расслабленные движения выдавали довольного жизнью человека, никогда не ввязывающегося в проблемы. Лиаму хотелось быть похожим на него.

На заправке они воровали больше, чем можно упомнить, Габриэль и сейчас подворовывал. Мог сунуть сникерс под куртку — скорее по старой привычке, чем от отсутствия денег. Но они давно уже не попадались. В последний раз их поймали на краже, когда они в четырнадцать лет пытались стянуть сигареты из подсобки. Заправка тогда называлась по-другому. Тогдашний хозяин гнался за ними аж до самой церкви. Подставил Габриэлю подножку, а когда тот упал, уперся коленом между лопаток, вжимая в землю. Говорил, что забьет их до смерти, но приехала полиция, и мужика урезонили. Наказанием была порка дома и нудные проповеди социальных работников. У отца тогда уже выпали волосы — рак, но это не помешало ему отдубасить их по полной. Он был зол не потому, что они украли, а потому, что попались и опозорили его перед соседями.

Лиам посмотрелся в зеркало заднего вида. Внезапно его осенило: если он будет работать на заправке — в самом центре поселка, — каждая собака поймет, что он изменился. Пригладил волосы пальцами. Его переполняла решимость. Разумеется, ему откажут, но всегда стоит попробовать. А почему бы и нет: чистые джинсы, рубашка почти новая. Рубашку он получил в подарок на Рождество от матери несколько лет назад, когда она еще не тратила все деньги на собачий корм и лекарства от глистов. И почти ее не носил, поскольку рубашки не вписывались в его прежнюю жизнь.

Глаза в зеркале отражали испуг. Лиам растянул губы в улыбке, но с обнаженными зубами стал еще больше похож на побитую собаку.

Он все-таки решился, хотя и шел к заправке с подступающей к горлу тошнотой. Хозяин обслуживал пожилого посетителя, оба смеялись. Судя по всему, обсуждали хоккей и нового игрока из Муталы. Лиаму вспомнилось, как он умолял отца разрешить ему играть в хоккей. Клянчил и клянчил, пока отец не вышел из себя и не заорал, что у него нет денег на коньки, шлемы, защитные жилеты и прочую ерунду, которую требуют в хоккейном кружке: «Тебе обязательно было выбрать самый дорогой спорт? Что, мяч по двору погонять не можешь?»

Пожилой покупатель пошел к выходу и приветливо кивнул Лиаму. Лиам кивнул в ответ. Теперь в магазине были они одни — Лиам и владелец. Адреналин бурлил в крови, Лиам направился к кассе с такой решимостью, словно шел ее грабить. Стиснул зубы, отчего нижний слева стрельнул болью; думать мог только о том, видно ли по нему, что он полное ничтожество, мешок с дерьмом.

Улыбка сползла с лица хозяина.

— Я могу вам помочь? — спросил он.

Лиам опустил руку на прилавок.

— Можете, наверное, — нервно произнес он. — Я хотел узнать, не нужны ли вам сотрудники.

— Вы хотите устроиться на работу? К нам?

— Да.

Мужчина растерянно моргнул. Повисла тишина. Лиам посмотрел на табличку с именем у него на груди. Ниила. Это имя ничего ему не говорило. Он не припоминал, чтобы их пути когда-нибудь пересекались, но, может, память его подводит? Вспомнил про татуировки на запястьях и убрал руки в карманы. Потом передумал и снова положил руки на прилавок. Бесполезно что-то скрывать. Если хочешь жить честной жизнью, не стоит.

Он видел изучающий взгляд Ниилы, отметивший шрам на лице и старомодную рубашку.

— Можешь работать по выходным?

— Когда угодно.

— А работу кассира знаешь?

— Нет, но я очень хорошо считаю.

— Считать тут не требуется. — Ниила похлопал по кассовому аппарату. — Эта машинка все сама делает.

Лиам вспотел. Больше всего ему хотелось развернуться и уйти, но он подавил это желание.

— Ну, конечно, какой я дурак.

— А где ты раньше работал?

Ниила спросил это с искренним интересом, без тени подозрений в голосе. Лиам сглотнул. Он планировал рассказать, что чистил рыбу в Норвегии. Это было близко к правде. Рыбу он чистил миллион раз, правда, не в Норвегии. И никто ему за это не платил. Обычно ложь легко слетала с его языка, но не сегодня. Сегодня в мозгу словно что-то перемкнуло, отказываясь выдавать ложь.