1000 ночных вылетов - Константин Михаленко

Командиром нашей эскадрильи назначен лейтенант Ширяев.

Ни шагу назад!

Каждую ночь полк улетает на боевое задание, и каждый раз в новый район действия. Два дня назад летали под Вязьму, вчера под Спас-Деменск, сегодня бомбим укрепления противника в районе Ржева. Каждый понимает, что такой большой район боевых действий отнюдь не потому, что наш полк обладает какой-то исключительной боеспособностью, — нет, все это из-за нехватки авиации.

Чтобы как-то сократить время, необходимое для полетов к цели и обратно, подбираем полевые площадки ближе к линии фронта, ближе к предполагаемой цели и перелетаем на них днем. Эти площадки получили название аэродромов подскока. И хотя здесь все временно: площадка служит одну-две ночи — готовим их солидно. Мы знаем возможности воздушного противника, и теперь о маскировке аэродрома и самолетов заботятся все. Вместе с нами к аэродрому подскока тянется команда ложного аэродрома, спешит автомашина с зенитным прожектором, зенитчики. Правда, их немного — два орудия. Но все же защита и охрана нашего аэродрома.

На нашем старте всего два фонаря типа «летучая мышь». Но летчики уже привыкли к этому и уверенно находят свой аэродром с помощью светового маяка и земных ориентиров. Порой сам удивляешься, каким чутьем, каким дополнительным зрением находишь в кромешной тьме эти едва мерцающие огоньки старта! Зато рядом, в десяти-двенадцати километрах сияет «настоящий» электрический старт. Его часто бомбят вражеские самолеты, но «аэродром» продолжает работать. И тоже приходится удивляться, когда команда ложного аэродрома успевает приводить его в порядок — бомбят-то каждую ночь! А вся команда ложного аэродрома состоит из сержанта, двух солдат-ополченцев и шофера старенького «газика».

Каждое утро после полетов — построение. Затем короткая политинформация и сводка Совинформбюро. У губ комиссара пролегла жесткая складка: фашистские войска все дальше продвигаются в глубь страны. Пал героический Севастополь, захлебнулось наше контрнаступление под Харьковом, оставлен Ростов, вражеские войска продвинулись к Северному Кавказу, захвачены Майкоп, Пятигорск, Нальчик. Что-то сообщит комиссар сегодня?..

Этой ночью мы бомбили железнодорожную станцию южнее Ржева. Теперь возвращаемся на свой аэродром. Неожиданно наваливается густой туман. Радиосвязи с землей мы не имеем, нет у нас приборов для «слепой» посадки, да и какие, собственно говоря, пилотажные приборы на ПО-2?! Указатель высоты, скорости, плохонький компас и «пионер» — указатель кренов и скольжения (современный летчик с таким приборным оснащением не поднимется в воздух даже при ясном небе!). А тут ночь, туман… И на счету каждый самолет, каждый летчик…

Идем над туманом. Выдерживаю курс на аэродром. А если и он закрыт туманом? Что тогда? Ведь топлива в баке едва-едва по всем расчетам… В какое-то мгновение туман становится реже и где-то под нами мелькает световое кольцо. Это же наш «приводной прожектор»! Теперь до аэродрома рукой подать. Но радость преждевременна: туман опять становится плотнее.

— Что будем делать? — спрашивает Иван Шамаев, мой штурман.

— Что же делать? Надо садиться.

— Но…

— Давай искать аэродром, Иван. А там… Подсветишь ракетой.

— Подсвечу! Бери курс… Смотри, вон аэродром! Над туманом появляется пучок зеленого света — ракета! За ней вторая, третья.

— Подошли самолеты, — замечает Иван. — Подсвечивают с земли!

— Вижу сам. А вот как зайти на посадку?..

— Ты летчик — думай! Самолет справа!

Чуть отворачиваю влево и включаю навигационные огни. Тут уж не до маскировки, не хватает еще столкнуться с кем-либо из своих.

А с земли все взлетают и взлетают ракеты. Взлетают с одного и того же места. Если принять эту точку за начало посадочной полосы, то… Надо только точно выдержать посадочный курс.

Эх, если бы увидеть землю! Всего на одну-две секунды!

— Посадочный курс, Иван?

— Триста пять! Доверни чуть влево. Так! На посадочном!

Самолет со всех сторон окутан ватой.

— Следи за землей! Если увидишь, крикни!

— Есть!

Я смотрю на приборы. Как их мало! Недостает самых необходимых. Самолет идет в месиве тумана. Ниже. Еще ниже. Где же эта земля?

— Земля!

Смотрю вперед: что-то чернеет внизу. Включаю фару. Светлый диск ее света, отраженный от тумана, слепит глаза.

— Ракету!

Свет белой ракеты выхватывает на секунду темное пятно земли. Успеваю заметить выбитую колесами траву и убираю газ. Легкий удар колес о землю. Тут же выключаю зажигание, чтобы не загорелся самолет, если на его пути окажется какое-либо препятствие…

Лежим на влажной от туманной росы траве под крылом самолета и, нарушая все противопожарные правила и приказы по светомаскировке, курим. Сегодня мы победители. Мы победили саму природу! А ведь могло быть и не так. Как же это понимать — пришло ли к нам умение, мастерство, или просто везение? Не знаю. Пока не знаю.

На светлячки наших цигарок собираются друзья — будто мы не виделись вечность.

— Привет, старик.

— Иван? Здорово, друже! Закуривай.

Огонек спички выхватывает ладони Ивана, его чуть дрожащие пальцы. В другой бы раз не миновать ему насмешек, но сегодня… Нам даже лень говорить. Нет, это даже не лень. Просто мы еще там, в тесной кабине самолета, в ватном месиве тумана…

— Борис прилетел?

— Ага. Что ему станет? То ж Борис… — Казюра жадно затягивается дымом.

— А как остальные? Все сели?

— Не знаю.

— Пойдем на КП, узнаем.

— Нет, Ваня. На КП не пойду. Идем лучше поищем Бориса. Где его самолет?

— Попробуй, разыщи в таком тумане. Где-то на стоянке.

— Пойдешь?

— Нет. И ты не ходи. Ему надо побыть одному…

— Привет! С чего бы?

— Ты ж сам слышал: оставлен Майкоп…

У Бориса в начале войны погибли родители. В Майкопе осталась единственная сестра. И вот Майкоп уже у немцев. Чем мы поможем другу? Примет ли он наше сочувствие? Найдем ли мы нужные слова?

Казюра со своим штурманом остается у нашего самолета, а мы с Иваном Шамаевым бредем сквозь туман от одного хвоста самолета к другому, пока не натыкаемся на знакомый номер. Под самолетом тоже трепыхается светлячок папиросы. Я молча лезу под крыло и ложусь рядом. Вслед за мной опускается и Иван. Мы лежим молча, прижимаясь друг к другу. Может быть, тепло наших тел растопит холод в сердце Бориса? Мы не будем искать слова утешения. Мы просто помолчим. Вот так, прижавшись друг к другу. Из тумана выплывают темные расплывчатые фигуры и, задержавшись у хвоста, переламываются под плоскостью, молча располагаются на земле, рядом с нами. Кто это? Ну, конечно же, друзья! И совсем не обязательно вглядываться в их лица — это можно определить даже по дыханию.