Маска одержимости: Начало - Р. Стайн

Какие бы пугающие события не происходили, Зевс всегда оказывался поблизости. Кот бродил повсюду, наблюдая за всеми нами.

Он управляет злыми силами на тыквенном поле. Он управляет плетьми, тыквами — всем.

Чего же он хочет? Отпугнуть нас, чтобы мертвые могли покоиться с миром?

Неужели это значит, что он задумал назавтра — на Хэллоуин! — что-то ужасное?

Я услышал тихий стук. Потом еще один.

Я сел. Посмотрел в окно. Там ничего не было.

Я перевел глаза на пол. И тихонько вскрикнул.

Обрубки плетей. Не веря своим глазам, я наблюдал, как они, преодолевая дюйм за дюймом, подползают к моей кровати.

Они ползли медленно, как огромные черви. С молчаливым упорством они приближались ко мне.

— Не-е-е-е-ет! — взревел я.

Я отбросил одеяло и соскочил на пол. Не теряя времени на раздумья, я подлетел к обрубкам.

И принялся прыгать на них, топча босыми ногами.

— Сдохните! Сдохните! Сдохните! — отчаянно орал я.

Расплющенные плети забрызгали мне ступни мерзким соком. Они хлюпали под ногами, водянистые и горячие.

— Сдохните! Сдохните! Сдохните!

Я вопил и топтал обрубки. Топтал, пока от них не осталась лишь мягкая кашица, облепившая подошвы ног.

Хватая ртом воздух, я уставился на желто-зеленое месиво на полу.

Я согнулся в три погибели, уперся руками в колени и пытался отдышаться.

Сегодня я одержал над ними победу.

Но что будет завтра?

15

— Хэйвуд, мне надо с тобой поговорить. — Я загнал его в угол возле кассового аппарата.

Мама сидела за столом с тыквенными пирогами. Близняшки оживленно спорили, где им лучше стоять, когда ферма откроется. Папа обходил поле, дабы убедиться, что тыкв хватит на всех.

Утро выдалось облачным. Ближе к утру неожиданно ударил морозец, сковав землю хрустящей корочкой инея. Дыхание вырывалось изо рта облачками пара.

— Все становится слишком серьезным, — сказал я Хэйвуду. — Мне действительно нужна помощь.

Он огляделся по сторонам, следя глазами за папой.

— Я не могу сейчас говорить. Сегодня касса на мне. Мне не нужны неприятности.

— Уж как я просил папу позволить мне работать за кассой! — сказал я. — Мне совсем не хочется ходить по полю. Плети…

— Девин, иди помоги! — крикнул папа. Я увидел, что он машет мне руками.

Я тяжело вздохнул. Я по-прежнему думал о тыквенных плетях, напавших на меня прошлой ночью. Да и как о таком не думать?

— Девин, ну-ка быстро иди сюда! — надрывался папа.

— Иду! — Я повернулся и припустил к полю. Перепрыгнул через толстую плеть. Листья цеплялись за ноги.

Мое внимание привлекло что-то на краю поля. Черный кот. Зевс, как всегда, наблюдал.

Наблюдал… и выжидал?

По спине пробежал холодок. Этот кот был воплощением зла. Вот только удастся ли мне это когда-нибудь доказать?

— Пап, а ты уверен, что я не могу поработать в будке? — спросил я.

— Уверен, — отрезал он. — Сегодня очередь Хэйвуда. Помоги мне с этими тыквами, ладно? Вытащи их из-под листьев, чтоб люди их видели.

— Э… хорошо, — буркнул я.

— Сегодня Хэллоуин, на случай, если ты забыл, — произнес папа. — Важнейший день для нас всех. Сегодня, Девин, мне как никогда требуется твоя помощь.

— Нет проблем, — опять буркнул я, не сводя глаз с кота.

Папа поспешил к другому ряду тыкв. Я нагнулся и ухватился за тыкву, наполовину скрытую под толстыми листьями. На ощупь тыква была холодной, словно провалялась всю ночь в морозилке.

Я поежился, когда порыв ледяного ветра всколыхнул вокруг меня листья.

И тут послышались шепотки. Тихие шепотки. И это был не ветер. Точно не ветер.

Я выпрямился и прислушался. Толстые зеленые листья дрожали и колыхались. И шептались.

Нашептывали мое имя.

Мне не померещилось. Я отчетливо слышал собственное имя. Листья шептали его, мягко ударяясь друг о друга.

— Девввввввин… Девввввввин…

— Кто там шепчет? — вскричал я. — Кто здесь?!

— Девввввввин… Девввввввин…

Шепчущие с придыханием голоса звучали вокруг меня. Окружали меня. Шептали отчетливо, подхваченные ветром, заглушая шелест и хлопанье листьев.

— Папа, ты это слышишь? — крикнул я. — Ты слышишь шепоты? Папа?

Он находился слишком далеко. Он даже не обернулся.

А я стоял посреди поля, скованный ужасом, окруженный длинными, отвратительными побегами, хлопающими листьями и холодными-холодными тыквами. И слушал…

— Девввввввин… Девввввввин…

16

Автомобили заезжали на парковку. Толпами валили семьи, желающие в последнюю минуту урвать подходящую тыкву.

Деваться было некуда. Я должен был, не обращая внимания на шепоты, помогать покупателям. А их нагрянуло столько, что я не имел возможности ни вздохнуть, ни присесть.

Я взглянул на мамин столик. Она уже успела продать все тыковки с нарисованными рожицами. Пироги тоже смели все до единого. У нее осталось лишь несколько баночек с тыквенным маслом.

Близняшки отрывались на всю катушку, болтая с посетителями, приветствуя вновь прибывших и веселя их забавными фразочками и ужимками.

Папа водил семьи среди плетей, направляя их к лучшим из оставшихся тыкв.

Все замечательно проводили время. Кроме меня. Я никак не мог расслабиться. Каждая жилочка в моем теле была напряжена.

Я держался настороже, все время ожидая, что вот-вот случиться еще что-нибудь. Шепоты прекратились. Не значило ли это, что дьявольские плети и тыквы готовятся нанести новый, страшный удар?

Когда я шагал через поле, относя тыквы для покупателей, то думал о мертвецах, погребенных глубоко под моими ногами. Я практически не сомневался, что они и слышат и чувствуют шаги множества людей, топчущих их могилы.

И я знал, что это лишь усиливает их гнев.

Плети произрастали из трупов далеко внизу. Мертвые посылали сквозь плети свою ярость… в те самые холодные, ледяные тыквы, что я держал в руках.

— Поможешь отнести это в мою машину? — обратилась ко мне молодая женщина в красном пальто и вязаной шапочке-ушанке. Она указала на колоссальных размеров тыкву, наполовину скрытую листьями.

— Нет проблем, — отозвался я. Обеими руками я поднял тыкву с земли и крутанул пару раз, отрывая от стебля. Весила она, наверное, целую тонну. Мне, как-никак, всего двенадцать, и я отнюдь не чемпион по поднятию тяжестей.

Но это была моя работа. Так что я покрепче обхватил руками эту громадину и…

…и к моему ужасу, твердая, холодная корка внезапно переменилась. Она попросту размякла. В тот момент, когда я ее стиснул, проклятая штуковина сделалась мягкой, как картофельное пюре.

И мои руки провалились прямо в нее.

Да. Они погрузились в самую глубь размякшей тыквы.

Дамочка вскрикнула.

— Что ты наделал? — всполошилась она. — Зачем ты испортил мою тыкву?

— Я… я не… — начал я.

Обе мои руки были погружены в тыкву. Я пытался выдернуть их оттуда. Но тыква не отпускала.

— Эй, я застрял! — воскликнул я.

Лицо женщины исказилось от изумления.

— Ты в своем уме? Зачем ты это делаешь?

— Нет. Я… я правда застрял, — выдавил я. — Я не могу вытащить руки. Эта тыква… она как клей!

Она покачала головой, отчего уши на ее шапочке закачались.

— Ты же шутишь, правда?

Тут подоспел папа:

— Что здесь происходит? — Его взгляд остановился на тыкве у меня в руках. — Сейчас же положи тыкву, Девин! — потребовал он. — Зачем ты ее раздавил?

Он сдернул тыкву с моих рук. На рукавах моей куртки до самых локтей осталась тягучая желтая слизь.

Папа повернулся к покупательнице:

— Может, вы найдете другую тыкву, которая вам понравится?

Дамочка показала на еще одну большую тыкву:

— Думаю, вот эта подойдет.

— Девин будет рад отнести ее для вас, — сказал папа. И жестом указал мне на тыкву.

От моих рукавов ужасно воняло. Тыквенная мякоть была сырой и липкой.

Не обращая на это внимания, я нагнулся. Оторвал тыкву от плети. Прижал к груди.

— Ой-й-й-й-й! — взвыл я, когда и эта тыква сделалась мягкой, отчего мои руки провалились в самую ее сердцевину.

Папино лицо побагровело, и он заморгал часто-часто, как всегда бывает, когда он действительно взбешен.

— Девин, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Кажется, на сегодня ты свое отработал. Ступай в дом.

— Пап, но я… — начал было оправдываться я. И тут же понял: мне ни за что не убедить его, что вся эта чертовщина с тыквами происходит не по моей вине.

— Извини, — пробормотал я.

Дамочка явно была сконфужена. Папино лицо было красным, как помидор. Я повернулся и побрел прочь с тыквенного поля.

Моя куртка была вся измазана в тыквенной слизи. И когда я шел, повесив голову, шепчущее многоголосье зазвучало снова. Шепот поднимался над полем, становясь то громче, то тише…