Дверь в мансарду - Эллери Квин

Эва почувствовала, что, если старик продолжит свой спокойный разговор, она не выдержит и закричит. Ну, если бы она вовремя вспомнила и вытерла с ножниц отпечатки своих пальцев!

— А ты уверен, что это орудие убийства? — пробормотал Эллери.

— Сэм Праути считает, что ее рана точно такого же размера, как это лезвие. Вряд ли может быть такое совпадение.

— Да. Но может быть, у убийцы было другое оружие?

— Но не футляр же!

— Какой футляр?

— Мы нашли его наверху, в мансарде, и японка утверждала, что эти ножницы всегда лежали в нем. Но футляр совсем не острый.

— В мансарде? — И хотя Эллери не отрывал взгляда от золотой печатки для писем и другой, металлической печатки с японской иероглифической надписью, казалось, он их не видел, а думал о чем-то другом.

Мансарда! Эва совсем забыла о ней. Мансарда, в которой она никогда не была, да туда никому и не разрешалось заходить. Что же там, наверху? Но какое ей до этого дело? И какая разница, что там хранилось…

— Итак, ножницы принесли оттуда, сверху, — заключил инспектор. — Вот почему о них никто не помнит, кроме Кинумэ. Она говорила, что они уже давно сломались. Да, вроде бы подходящая версия. Убийца влез в окно мансарды, схватил там эту половинку ножниц, спустился, убил мисс Лейт, вытер с лезвия кровь, бросил оружие в корзину и ушел тем же путем. Да, так все сходится.

Нервы Эвы напряглись до предела, и ей почудилось, будто она уловила в его словах насмешку. То, о чем он сейчас сказал, было просто невозможно осуществить — убийца никак не мог спуститься сюда из мансарды. Ведь дверь спальни была заперта снаружи. Неужели он и правда верит в то, что говорит?

— Я полагаю, — задумчиво произнес Эллери, — что мне следует осмотреть эту мансарду.

Глава 11

Ступеньки были узкие, крутые и скрипучие. Вслед за Эллери по ним поднялись Эва и ее отец. Им хотелось держаться рядом и чувствовать близость. Короткое соперничество между Терри Рингом и инспектором Квином за право замыкать процессию завершилось победой загорелого молодого человека и нескрываемым раздражением старика, ужасно не любившего, когда кто-нибудь шел за ним по пятам. А уж людей, умевших бесшумно подниматься по скрипучим ступенькам, он просто терпеть не мог.

Они очутились в прохладной комнате с покатым потолком, ничем не напоминающей таинственный кабинет, который Эва нарисовала в своем воображении. После подъема по темной лестнице помещение радовало глаз собравшихся солнечным светом, чистотой и какой-то девственно-невинной атмосферой. Короче говоря, ничего зловещего в ней не было. На окнах висели развевающиеся на ветру маркизетовые занавески, а кровать из кленового дерева украшало подобранное в тон этим драпировкам яркое, цветастое покрывало. Они увидели на стенах старинные японские акварели, а полированные полы были покрыты циновками, явно привезенными из Японии.

— Какая очаровательная комната! — невольно воскликнула Эва. — Неудивительно, что Карен любила здесь писать.

— А по-моему, тут душновато, — не согласился с нею доктор Макклур. Он подошел к открытому окну и повернулся к ним спиной.

— Какая причудливая смесь Востока и Запада! — отметил Эллери, бросив взгляд на крохотный столик из тикового дерева, на котором стояла старая пишущая машинка. — А вот внизу никакой пишущей машинки нет. Это странно и даже ненормально.

В углу комнаты стоял холодильник, над ним висела обычная кухонная полка, а рядом находилась газовая плита. Миниатюрная ванная комната выглядела вполне современно, а коридор соединял ее со спальней, где было лишь одно окно и одна дверь. Судя по внешнему виду этой верхней небольшой квартиры, здесь жила женщина с тонким и изысканным вкусом и к тому же затворница. С миром ее соединяла только ведущая на лестницу дверь спальни.

— Вот образец настоящего одиночества, — проговорил Эллери. — И как ей это удавалось — делить свое время между комнатами внизу и этой мансардой?

— Она написала тут «Восьмое облако», — со слезами на глазах пояснила Эва. — И я никогда не думала, что здесь… так мило.

— Насколько мне удалось выяснить, — сообщил инспектор Квин, — она запиралась тут на неделю или две, когда хотела написать что-нибудь значительное.

Эллери окинул взглядом ряды бамбуковых книжных полок, выстроившихся у стен. Здесь были справочники по меньшей мере на полудюжине языков мира, много японских книг, романы Лафкадио Херна, труды Чемберлена, Астона и Окамы, переводы японских поэтов на английский, французский и немецкий. И посередине японской классики — католическая литература, потрепанная из-за частого пользования. А на столе и в его ящиках, которые Эллери внимательно осмотрел, скопились еще целые груды книг, отрывков рукописей. Связка загадочных, аккуратно напечатанных заметок, то есть обычные аксессуары любого писателя, позволяющие проследить его жизненные этапы и творческий процесс. Бесцеремонное обращение Эллери с бумагами показалось Эве настоящим святотатством.

Наконец он достал изящный футляр из слоновой кости, украшенный резьбой. К нему на шелковом шнуре была прикреплена монета с японскими иероглифами.

— Да, это футляр для ножниц, — кивнул инспектор.

— А ты нашел их вторую половинку?

— Пока нет. Возможно, ее уже давно потеряли.

Эллери отложил футляр, осмотрел комнату и подошел к открытому гардеробу, до отказа набитому женскими платьями. Все они были достаточно старомодные, выцветшие и полинявшие, а на нижней полке стояли два ботинка. Но ни шляп, ни пальто он там не увидел. Эллери заглянул внутрь, затем под гардероб, покачал головой и направился к маленькому туалетному столику, на котором лежали расческа и щетка, туалетный прибор, лакированная шкатулка с изящными безделушками, шпильками, заколками, маникюрными щипчиками и пилочками. Посмотрев на все это, прищурил глаза.

— В чем дело? — осведомился инспектор Квин.

Эллери снял пенсне, протер стекла и снова его надел.

Что-то не давало ему покоя, и он вернулся к гардеробу. Снял с вешалки хлопчатобумажное платье с рисунком и внимательно посмотрел на него. Повесил, достал другое — черное, шелковое, с кружевной отделкой. Повесил и его. Затем, прикусив нижнюю губу, пригнулся и еще раз окинул взглядом ботинки. Наконец, заметил какой-то предмет, спрятанный в глубине гардероба, за вешалками. Потянул руку и достал его. Это оказалась старая скрипка в футляре.

У Эвы зародилось странное подозрение. Интересно, сумел он догадаться или нет, подумала она. Остальные, кажется, еще ничего не поняли…

Эллери открыл футляр. В нем лежала скрипка шоколадного цвета с четырьмя струнами. Они свисали с колки и, очевидно, лопнули от жары прошлым летом. Он долго глядел на сломанный инструмент.

Потом подошел к кровати и положил скрипичный футляр на яркое покрывало. Все настороженно следили за ним, даже доктор Макклур отвернулся от окна, очевидно недоумевая, отчего так затянулось молчание.

— Вот оно, — вздохнул Эллери. — Вот оно!

— Что оно? О чем ты говоришь? Что с тобой? — напустился на сына рассердившийся инспектор.

А Терри Ринг торжественно провозгласил:

— Знаменитый мистер Квин в своем репертуаре. Вы что-то обнаружили, мистер Квин?

Эллери закурил сигарету и задумчиво посмотрел на кольца дыма:

— Да, я обнаружил… поразительную и, возможно, важнейшую подробность. Карен Лейт не жила в этой комнате!

— Карен… не… — начал доктор Макклур, изумленно вытаращив глаза.

Эва чуть не вскрикнула. Значит, мистер Квин все же увидел и догадался. Мысли роем теснились в ее голове. Если только именно это… быть может…

— Да, доктор, — повторил Эллери. — Она здесь не жила. Долгие годы и, осмелюсь заявить, вплоть до последнего времени в этой комнате постоянно проживала совсем другая женщина.

Маленький рот инспектора широко раскрылся, а его седые усы встопорщились от удивления и гнева.

— Прекрати! — прикрикнул он на сына. — Что за чушь! С чего ты взял, что Карен Лейт не жила в этой комнате? Да мои ребята прочесали весь дом…

— Точнее говоря, — пожал плечами Эллери, — твои ребята себя особо не утруждали. И мне это ясно. Без вопросов.

— Но это немыслимо! — воскликнул доктор Макклур.

— Мой дорогой доктор! Я твердо уверен, что мисс Лейт не была левшой.

— Да, конечно, не была.

— И я хорошо помню, как в тот вечер в саду она размешивала японский чай правой рукой. Так что все сходится. К тому же ваша невеста была невысокой и хрупкой женщиной, ростом не более ста пятидесяти пяти — ста пятидесяти семи сантиметров, и весила примерно сорок восемь килограммов.

— Да, верно, мистер Квин, — чуть слышно подтвердила Эва. — Ее рост был сто пятьдесят шесть сантиметров, а весила она что-то около сорока шести килограммов.