Грешница - Николай Евдокимов

- Садись, покатаю, - сказал он так, словно ничего и не произошло, словно только вчера они виделись.

- Накаталась, - ответила она и хотела идти дальше, но не могла, стояла, смотрела на его белые вздрагивающие губы.

- Что ты наделала, Ксеня? - спросил он. - Зачем? Брось все, еще не поздно... Хочешь, уедем отсюда, далеко уедем...

Свет от мотоцикла падал на них сбоку. Тень Алексея касалась руки Ксении, покачивалась, будто гладила ее.

"Алешенька, ласковый мой, единственный, нет без тебя мне жизни, Алешенька, любовь моя!" - одними глазами кричала Ксения.

- Нет, теперь поздно, - ответила она и пошла.

Он шел рядом, говорил что-то, но Ксения ничего не слышала.

Она оставила ведра в сенях, а сама спряталась в сарае, сидела на сене, закрыв руками горящее лицо. Ксения не плакала, и хотелось ей, но слез не было.

Поздно вечером приехала сестра Евфросинья, приехала специально, чтобы поздравить Ксению с замужеством. Она не была на ее свадьбе, уезжала в Москву по своим делам. Видимо, Евфросинья была довольна поездкой, потому что радостно рассказывала, что Москва полна сатанинской вони от автомобилей, полна антихристов. А Ксеня слушала и видела, что врет Евфросинья, что нравится ей вонь сатанинская, что любит она толкаться в очередях и норовит обмануть всех. Глядя на Евфросинью, Ксения впервые подумала, почему господь избрал именно ее посредницей между ним и людьми. Разве чиста Евфросинья? Зачем она копит деньги, скупая и перепродавая всякие вещи? Ведь господь не велит думать о богатстве, ибо все это суета сует. "Врет, врет", - думала Ксения. И даже тогда, когда таинственным шепотом Евфросинья рассказала о божьем указании, явившемся какому-то святому брату Николаю из Барнаула, Ксения не могла отделаться от этой мысли: "Врет, врет".

Перепуганные, бледные, слушали Евфросинью Михаил, отец, мать, а Ксения смотрела на них, и странным казалось ей, что не замечают они лжи и в словах и в глазах пророчицы. А глаза-то у Евфросиньи водянистые, маленькие, с белыми ресницами, крысиные какие-то глаза.

- И сказал господь, что есть по ту сторону океана на земле американской высокий утес, а на том утесе стоит громадный ковчег. Скоро всколыхнется океан-море, поднимет ковчег господний, и поплывет он к нашим берегам. Нужно ждать там ковчег, у города Находка, он примет все покаявшиеся души и увезет в царство небесное для вечного блаженства. Господь сказал святому брату Николаю: "Самых преданных примет радостно другой народ, другое государство, и там вы отдохнете".

Евфросинья оглядела всех и, видимо, осталась довольна тем впечатлением, которое вызвал ее рассказ.

- Пока не собирайтесь, - сказала она. - Когда надо будет, брат Василий даст указание... Может, не скоро еще...

Спать уложили Евфросинью не на кровати, как обычно, а на топчане.

Михаил долго не засыпал, не спалось и Ксении, она слышала прерывистое его дыхание, вздохи.

- Ксень, - наконец сказал он, - поедем в Находку, а? Надоело мне тут... А, Ксень?

Она молчала. Тогда он сполз с кровати, прошлепал босыми ногами к ней в угол.

- Не могу я боле, слышь, что ли? - Он сел рядом с ней на пол. - Жена ты мне или кто?

- Уйди, - сказала она. - Не жена я тебе.

- Кто ж ты?

- Не знаю. Уйди, не ластись...

- Не уйду, - зло сказал он. - Хватит, надоело.

И откинул одеяло, заломил ей назад руки, но она была сильнее вырвалась, убежала за занавеску.

- Что же это делается, люди добрые! - закричал Михаил, разбудив всех. - Доколе терпеть можно?

Прибежал Афанасий Сергеевич; из дверей, держа в дрожащих руках лампу, выглядывала испуганная Прасковья Григорьевна; отталкивая ее, что-то говорила Евфросинья.

Михаил в одних кальсонах, наступая на завязки, толкался по комнате, кричал:

- Ведь отказывался я от нее, не хотел брать!.. Как же так, маменька, батюшка, образумьте вы ее, что ли? Жена должна с мужем спать. А она... не по-божески это... Что ж делать-то мне теперь? Без денег оставили. Брат Василий обещал...

- Замолчи, срамник, какие такие деньги? - сказала Евфросинья. Прикройся хоть! Учить тебя, что ли, как с бабой обходиться... Теленок!

- Так ведь она...

- "Так ведь она"! - передразнила Евфросинья. - Молчи, прикройся, говорю! Тьфу, срам! А Ксенька где?

Но Афанасий Сергеевич уже нашел Ксению за занавеской, куда она спряталась. Он вытащил ее на середину комнаты и молча, ожесточенно бил кулаками.

- Батя, не надо, грех ведь, батя! - кричала Ксения, закрывая руками голову, а он бил ее и бил.

- Ничего, - говорила Евфросинья, - это не грех, это для науки, без зла.

И тогда вскочила Ксения, бросилась к двери, сдернула с вешалки пальто и босиком, в легком платьице, в котором спала эти дни, выбежала на улицу.

Она долго бежала по темной дороге, слыша топот за собой, крики, и наконец остановилась, прижавшись к холодному, влажному стволу дерева. За ней уже никто не гнался. Она была одна на краю ночной деревни. Лаяли собаки, где-то зажегся и потух огонек. Ксения надела пальто и пошла, тяжело поднимая облепленные грязью ноги. Она не знала, куда шла, - не все ли равно, куда идти! Холода она не чувствовала, не слышала ветра, не видела дороги. Она шла лесом, потом полем, потом снова лесом... Над нею в холодном, темном небе мерцали звезды. Она прошла деревню, другую и шла все дальше, не отдыхая, не останавливаясь. Но вот упала и заплакала. Она плакала долго, сидя на мокрой земле, не чувствуя облегчения от своих слез. И снова поднялась, и снова пошла. Теперь она знала, куда идет, но, когда подошла к дому Алексея, ужаснулась: "Не простит мне этого господь".

- Ты сам, сам во всем виноват, - прошептала она, подняв глаза к далекому небу, - ты мог сделать все по-другому, а вот не сделал. Где же твое милосердие, господи? Злой ты, жестокий!

И хотя она испугалась страшных своих слов, но не стала на этот раз просить прощения.

Дом Алексея спал, спали черные деревья в саду, спал мотоцикл, и Алексей тоже спал, и мать его тоже спала.

Ксения пришла туда, куда шла, ей нужно было сделать еще шаг, один лишь шаг, но она не сделала его. Она не могла войти в этот дом и потому, что боялась еще бога, и потому, что стыдно ей было перед Алексеем, перед всеми людьми.

Плача, обжигаясь голыми ногами о мокрую траву, она свернула с дороги, неожиданно увидела внизу звезды и догадалась, что стоит на обрыве над озером. Озеро было темнее неба, темнее ночи, от него несло холодом, и седые звезды дрожали в нем, как в ознобе. "Батя, а мои слезки тоже здесь будут?" - услышала Ксения чей-то детский голос и поняла, что окончилась ее жизнь...

1960