Ноосферное образование в евразийском пространстве. Том 1 - Коллектив авторов

Во-вторых, это масштабность научного и культурного вклада русских космистов в науку и искусство XX века, проверенного на практике и определившего основные фундаментальные направления в их развитии.

И в-третьих, – и это самое главное – жизнь и труды русских космистов явили нам основные черты миросозерцания приблизившейся эпохи. Каковы же эти черты?

Космичность мировоззрения. Это совершенно новый для нас этап в осмыслении окружающего мира, когда мы, наконец, увидели, что все, что нас окружает – и мы сами – вписываемся в Единый План эволюции мироздания, что мы – не полновластные хозяева и «венцы» природы, а ее сотрудники и коллеги (или нерадивые и безответственные «жильцы планеты»). С этой точки зрения Земля – живая сущность, а мы – ее живые клетки, посредством которых она взаимодействует со Вселенной и осмысляет себя. Этим мировоззрением объясняется бесстрашие космистов в исследовании новых идей, еще не апробированных в общественном сознании, их принципиальная позиция по поводу того, что разделение Духа и материи – проблема надуманная для философии и вредная для развития науки, искусства и религии.

Нравственный максимализм и оптимизм. Известные нам русские космисты все были глубоко верующими людьми. Они чтили и уважали все формы религии, известные на Земле, хорошо знали священные тексты, верили в Единого Творца вселенной и в спасительную миссию Иисуса Христа. Их образ жизни был соответствующим их духовному миросозерцанию. Все были чрезвычайно строги к себе в быту и на службе, были великими миротворцами, проявляя терпимость к окружающим даже тогда, когда болезнь и смерть стояли на пороге. Все верили в ту Истину, которой служили, беспредельно жертвуя ей так называемым благополучием, карьерой, уютом, отношением родственников, свободой – всем, ради приобщения к ней, к потоку вдохновения, к источнику Света. Они и сами являлись проводниками такого Света и Любви. Недаром люди вокруг них распрямлялись, расцветали, в них просыпались таланты, вокруг всегда было много учеников, но и… завистников. Они это знали, но не смотрели на свои биографические трудности так трагично, как это делаем сегодня мы, потому что их оптимизм имел и имеет под собой объективную природу.

Гармония и красота как принцип творчества и жизни. Русские космисты хорошо знали этическую позицию Ф. М. Достоевского, что «красота спасет мир», и каждый по-своему углубил ее: это осознанное понимание того, что мирозданием правит не борьба противоположностей (это только часть правды), а всё-таки гармония как принцип живых систем. Понявшему этот принцип жизнь раскрывает тайну своей созидательной творческой силы.

Не следует воспринимать философию русского космизма как явление, исторически прошедшее, принадлежавшее исключительно XX веку.

Идеи русского космизма, несомненно, опережали свое время. Только в конце XX века, в немалой степени благодаря фундаментальным исследованиям в области космологии и теории систем, особенно открытию антропного принципа жизни Вселенной, мы возвращаемся к наследию русской философии, чтобы развивать ее методологию философского синтеза дальше.

Очевидно, что учение о человеке (антропологию) необходимо сопрягать с учением о сущности и формах Бытия (онтологией), учением о способах его познания (гносеологией) и учением о преобразующей деятельности человека (аксиологией). До тех пор, пока научные, философские и религиозные системы, претендующие на владение истиной о человеке и мироздании, будут исследовать эту проблему порознь, они не смогут ответить на вызовы грядущей ноосферной эпохи.

Русская философия хозяйства и ноосферное мировоззрение

А. В. Савка

Во второй половине XX века многие исследователи на Западе заговорили о негативных последствиях перехода к постиндустриальному, глобальному обществу. О. Е. Андерсон указывает на возникшие противоречия между центром и периферией мировой экономики. Центр обеспечен коммуникативными, когнитивными и креативными возможностями, он носитель главной идеи информационно-технократического порядка, периферийные регионы – носители идеи, ориентированной на извечные человеческие ценности, то есть налицо противостояние идей.

У. Бек, немецкий экономист и социолог в работе «Общество риска: На пути к другому модерну» и «Что такое глобализация» показывает, что в современном обществе производство богатства неотделимо от производства рисков, последнее приобретает главенствующее значение в жизни общества. Постиндустриальный, глобальный капитализм снимает с себя ответственность за занятость и демократию. Глобализация драматически меняет природу власти, размывая государственные границы и ослабляя национальные правительства и национальный суверенитет.

Постиндустриализм неотделим от теории постмодерна. Феномен постмодерна может быть рационально понят как фаза развития техногенной цивилизации, пришедшая на смену модерну, о наступлении которой в начале 70-гг. прошлого века объявил А. Тойнби. Речь идет об осознании общественной мыслью значения второго закона термодинамики – закона энтропии. Немецкий философ и экономист П. Козловски убедительно показал, что этот закон означает конечность природных ресурсов, а также человеческих систем. Иными словами, это предупреждение человечеству, о том, что история может идти не только к хорошему и лучшему, но и в противоположном направлении («Миф о модерне»). Концепции «постистории», наступления «эры симулякров», и «смерти человека», «истощения и вырождения социальности», «власть знаний» – все они отражают глубочайший кризис постмодернового, постиндустриального общества.

Социально-исторически постмодерн – это «культурная логика позднего капитализма». В этом отношении постмодерн выступает как «неуправляемое возрастание сложности», по выражению Ж.-Ф. Лиотара, «эра усиливающегося беспорядка, имеющая глобальную природу» (Дж. Фридман). Информационная культура явилась важнейшим фактором становления постмодерна, обусловившим переход от производства вещей (модерн) к производству знаков, символов, информации.

В постмодерне ведется сокрушительная критика традиционных ценностей, норм и регулятивов для того, чтобы освободить место новому образу потребителя культуры, для которого информация – культовая ценность. Тем самым постмодерн проявил себя как мощная форма отчуждения человека от целерационального проектирования и социального действия.

В постмодерне любая общность, коллективная норма и правило выступают по отношению к человеку как насилие, репрессия, от которых он должен освободиться.

Антропологический тип, на который ориентирован постмодерн, – это космополит, свободный от догматов любых традиций и норм, прекрасно понимающий их условность. Вместо привычных ценностей постмодернизм создает поверхностную, горизонтальную модель общества, свободную от утопий будущего и мифов прошлого и ориентированную на технологии права, управления, компромисса и всеобщего комформизма. Такое новое самоощущение индивида в обществе требует и новых этических ориентиров и они находятся. М. Фуко создает ситуационную этику – «этику контекста». Этическая регуляция выражается в желании бросить вызов «любому злоупотреблению властью, кто бы ни был его автором, кто бы ни был его жертвой».

Каждое общество обладает определенным этосом, означающим совокупность ценностей, образующих символ веры, трансцендентальную этику, нравственный фундамент общества. Протестантская этика, включающая в себя трудолюбие, бережливость, аскетизм, стремление к успеху составляло «дух капитализма».

Д. Белл указывает на то, что этосом постиндустриализма является «этос науки». Поскольку преобладающая культура – постмодернизм не является адекватной для постиндустриального общества, постольку она оказывается лишенным нравственного фундамента. Отсутствие прочно укорененной системы моральных устоев является культурным противоречием этого общества, самым сильным бросаемым ему вызовом. М. Кастельс в работе «Информационная эпоха: экономика, общество, культура» (1996) приходит к выводу, что главными движущими формами информационизма являются корпоративный характер накопления и достижение общества потребления, что «дух информационизма» не соответствует культуре, понимаемой как система ценностей, поэтому сетевая экономика лишена этического фундамента.

Нынешний глубочайший социально-экономический и духовный кризис, разворачивающийся в глобальном масштабе, актуализирует проблему цивилизационной специфики России, особенностей духовного склада народа, нравственных ценностей и исторических традиций, а также модели ее развития, ее философии хозяйства.