Сталин - Ласло Белади

Сталин связывал это тяжелое историческое наследие с новой экономической политикой, которая, в соответствии с законами своеобразной рыночной конкуренции, способствует разжиганию национальной вражды. «Это наследство состоит, наконец, в пережитках национализма в среде целого ряда народов, прошедших тяжкое иго национального гнета и не успевших еще освободиться от чувства старых национальных обид. Практическим выражением этих пережитков являются некоторая национальная отчужденность и отсутствие полного доверия ранее угнетенных народов к мероприятиям, идущим от русских. Однако в некоторых республиках, имеющих в своем составе несколько национальностей, этот оборонительный национализм превращается нередко в национализм наступательный, в завзятый шовинизм более сильной национальности, направленный против слабых национальностей этих республик. Шовинизм грузинский (в Грузии), направленный против армян, осетин, аджарцев и абхазцев; шовинизм азербайджанский (в Азербайджане), направленный против армян; шовинизм узбекский (в Бухаре и Хорезме) , направленный против туркмен и киргиз, — все эти виды шовинизма, поощряемые к тому же условиями нэпа и конкуренции, являются величайшим злом, грозящим превратить некоторые национальные республики в арену грызни и склоки. Нечего и говорить, что все эти явления тормозят дело фактического объединения народов в единый государственный союз»[51].

Несомненно, что в тезисах и своих выступлениях на съезде Сталин не преуменьшал важность борьбы против великодержавного шовинизма, более того, он подчеркивал, что на данной стадии развития партии придется считаться с возрождением великодержавного шовинизма. «Поскольку пережитки национализма являются своеобразной формой обороны против великорусского шовинизма, решительная борьба с великорусским шовинизмом представляет вернейшее средство для преодоления националистических пережитков»[52], — писал он. На съезде Сталин указал на новые и старые проблемы, которые возрождает нэп.

«Таким образом, в связи с нэпом во внутренней нашей жизни нарождается новая сила — великорусский шовинизм, гнездящийся в наших учреждениях, проникающий не только в советские, но и в партийные учреждения, бродящий по всем углам нашей федерации и ведущий к тому, что, если мы этой новой силе не дадим решительного отпора, если мы ее не подсечем в корне, — а нэповские условия ее взращивают, — мы рискуем оказаться перед картиной разрыва между пролетариатом бывшей державной нации и крестьянами ранее угнетенных наций, что будет означать подрыв диктатуры пролетариата.

Но нэп взращивает не только шовинизм великорусский, — он взращивает и шовинизм местный, особенно в тех республиках, которые имеют несколько национальностей. Я имею в виду Грузию, Азербайджан, Бухару, отчасти Туркестан, где мы имеем несколько национальностей, передовые элементы которых, может быть, скоро начнут конкурировать между собой за первенство. Этот местный шовинизм, конечно, не представляет по своей силе той опасности, которую представляет шовинизм великорусский. Но он все-таки представляет опасность, грозя нам превратить некоторые республики в арену национальной склоки, подорвать там узы интернационализма»[53].

В ходе обсуждения вопроса о местном национализме стали видны слабость сталинской аргументации и всей его линии. Характерно, что немало делегатов, в том числе X. Г. Раковский, который ранее занимал левые позиции, или Н. И. Бухарин, имевший авторитет теоретика, подобно Ленину разъясняли необходимость борьбы на два фронта и то, что наряду с борьбой против великорусского шовинизма второй по значению является борьба против местного национализма,

В своем выступлении Бухарин привлек внимание к тому, что национальный вопрос не является выдумкой интеллигенции, что это одновременной крестьянский вопрос. Свидетельство этого — выражение крестьянством протестов против налоговой политики Советской власти в национальных формах. Бухарин говорил и о том, что к национальному вопросу нельзя подходить с точки зрения экономической целесообразности, так как это было бы таким упрощением, которое привело бы к ослаблению борьбы с великорусским шовинизмом.

Поскольку на съезде не состоялся критический разбор подхода к национальному вопросу в духе ленинских советов, что являлось виной прежде всего Каменева и Троцкого, Сталин получил возможность представить собственную позицию, «скромно» ссылаясь на Ленина. Когда он затронул проблему местного национализма, то обошел молчанием «грузинский инцидент», последствия которого все еще ощущались среди делегатов съезда. Для многих все это прозвучало так, будто Сталин идет по пути Ленина.

Полемика Сталина с Бухариным и Раковским, подчеркивавшими вторичный характер местного национализма, имела и личные мотивы. Сталин стремился показать определенное противоречие позиций этих товарищей в 1919 и 1923 годах, а изменение их взглядов помогало ему отвлечь внимание от своей позиции в грузинском вопросе.

Вот доводы Сталина: «Многие ссылались на записки и статьи Владимира Ильича. Я не хотел бы цитировать учителя моего, тов. Ленина, так как его здесь нет, и я боюсь, что, может быть, неправильно и не к месту сошлюсь на него…

Второй вопрос — это о шовинизме великорусском и о шовинизме местном. Здесь выступали Раковский и особенно Бухарин, который предложил выкинуть пункт, говорящий о вреде местного шовинизма. Дескать, незачем возиться с таким червячком, как местный шовинизм, когда мы имеем такого «Голиафа», как великорусский шовинизм. Вообще, у Бухарина было покаянное настроение. Это понятно: годами он грешил против национальностей, отрицая право на самоопределение, — пора, наконец, и раскаяться. Но, раскаявшись, он ударился в другую крайность. Курьезно, что Бухарин призывает партию последовать его примеру и тоже покаяться, хотя весь мир знает, что партия тут ни при чем, ибо она с самого начала своего существования ( 1898 г .) признавала право на самоопределение и, стало быть, каяться ей не в чем. Дело в том, что Бухарин не понял сути национального вопроса. Когда говорят, что нужно поставить во главу угла по национальному вопросу борьбу с великорусским шовинизмом, этим хотят отметить обязанности русского коммуниста, этим хотят сказать, что обязанность русского коммуниста самому вести борьбу с русским шовинизмом. Если бы не русские, а туркестанские или грузинские коммунисты взялись за борьбу с русским шовинизмом, то их такую борьбу расценили бы как антирусский шовинизм. Это запутало бы все дело и укрепило бы великорусский шовинизм. Только русские коммунисты могут взять на себя борьбу с великорусским шовинизмом и довести ее до конца.

А что хотят сказать, когда предлагают борьбу с местным шовинизмом? Этим хотят отметить обязанность местных коммунистов, обязанность нерусских коммунистов бороться со своим шовинизмом. Разве можно отрицать, что уклоны к антирусскому шовинизму имеются? Ведь весь съезд увидел воочию, что шовинизм местный, грузинский, башкирский и пр. имеется, что с ним нужно бороться. Русские коммунисты не могут бороться с татарским, грузинским, башкирским шовинизмом, потому что если русский коммунист возьмет на себя тяжелую задачу борьбы с татарским или грузинским шовинизмом, то эта борьба его будет расценена как борьба великорусского шовиниста против татар или грузин. Это запутало бы все дело. Только татарские, грузинские и т. д. коммунисты могут бороться против татарского, грузинского и т. д. шовинизма, только грузинские коммунисты могут с успехом бороться со своим грузинским национализмом или шовинизмом. В этом обязанность нерусских коммунистов»[54].

Однако действительную трудность создавало то, что на съезде не были обсуждены конкретные методы политики в отношении национальных меньшинств. Позднее на совещании ЦК РКП(б) с ответственными работниками национальных республик в июне 1923 года выяснилось, что именно несостоявшийся критический разбор «грузинского конфликта» мог бы самым эффективным образом помочь изоляции великорусского шовинизма и местного национализма, мог бы помочь ясно понять эти явления, ограничить административно-бюрократические шаги. Это в какой-то мере способствовало бы предотвращению антисоветского мятежа в Грузии в 1924 году, который вспыхнул под националистическими лозунгами.

Весной и летом 1923 года в центре национальной политики оказалась «проблема татарского националистического уклона», который выразился в панисламистском и в пантюркистском поведении Султан-Галиева. Терпение Сталина по отношению к Султан-Галиеву имело пределы. Незадолго до Октябрьской революции тот присоединился к большевикам и в феврале 1918 года стал членом коллегии комиссариата по делам национальностей. Интеллигент, татарин по национальности, он занимался мусульманскими делами. В ноябре 1918 года на I съезде коммунистов-мусульман Российская мусульманская коммунистическая партия (большевиков), имевшая собственный ЦК, стала составной частью РКП(б). Султан-Галиев вопреки партийному руководству выступал за самостоятельность этой партии. Когда в марте 1919 года была создана сначала Башкирская Автономная Советская Социалистическая Республика, затем в мае 1921 года Татарская АССР, Султан-Галиев выступал за законопроект 1918 года о создании Татарско-Башкирской Республики. Объясняя свою точку зрения, он выдвигал тезис о единой исламской религии и культуре и ссылался на тюркское происхождение этих народов. За исламско-националистический уклон Султан-Галиев был исключен из партии в 1923 году, незадолго до упомянутого совещания в ЦК по вопросам национальной политики.