Найти себя - Валерий Елманов

– Дык крест-то на груди имеется,– басил Ваньша.

– Опять же детишков накормить обещалси,– добавил Степан.

– Крест, можа, и не освященный, а детишков он твоих накормит, как жа,– ехидничал Осина, поминутно оглядываясь по сторонам – не возвращается ли отошедший в лесок по нужде Федот.– И что за товарец у него, за кой он мыслит столь много выторговать? Где он? Пошто молчит?

– Таит где-то,– предположил Степан.

Осина насмешливо фыркнул:

– Таить мочно, ежели вовсе малое, а коль малое – за што деньгу большую взять хотит? Не сходится чтой-то.

– А на кой он нас тогда сюды приволок? – подал голос молчун Гаврила.

– Я так мыслю: недоброе он задумал. Вот мы заснем, а он улучит миг, шасть к нам...

– Я и улучать не стану.– Не уследил все-таки Осина, как я вынырнул из-за ближайших саней.

Хотел было убежать, да куда там – чужак оказался сноровист, сразу уцепив за ворот, а второй рукой тут же за грудки, и в следующую секунду не в меру болтливый мужичонка полетел в сугроб, орошая снег кровью своего разбитого лица.

– Для начала один раз угостил,– пояснил я, решив, что бунт надо давить в зародыше,– а дальше будешь агитацию вести да народ смущать – от души лупить стану. И не реви, не реви, я же не сильно.

– Да-а,– плачуще откликнулся Осина, – вона-а...– И выплюнул на заскорузлую ладонь розовато-белый кусок.– Зуб-то мне напрочь вышиб.

– Сам жаловался, что он у тебя болит,– нахально заявил я Осине.– Так что с тебя еще и причитается... пять «новгородок».

– За что?! – возмутился Осина.

– За мои труды,– пояснил я, зло кривя губы.

Нет, на самом деле злости я не испытывал. Так, легкое раздражение от поведения этого козла, не больше. Но играть надо было всерьез, и я... играл.

– То тебе к кузнецу пришлось бы идти, да отдариваться за работу, да еще промучился бы сколько, а я тебе его раз и все. Словом, тут не меньше десяти денег.

– Скока?! – возмутился Осина.– Да мне Гаврила бы его за одну новгородку выдернул, а то и вовсе за спасибо.

– Импорт всегда дороже,– подпустил я загадочное словцо.– Опять же качество, быстрота. Не-ет, тут как себе хошь, а пяток московок так себе,– решил я поубавить цену и зловеще пообещал: – Вот приедем в деревню, я их с тебя все до одной потребую.

Мужики вначале улыбались, а потом откровенно заржали – уж больно забавно выглядела рожа опешившего от такой наглости Осины. Правда, угомонился тот не сразу. Заняв относительно безопасную позицию на приличном отдалении от меня, он еще с полчаса плаксиво бормотал какие-то угрозы в мой адрес.

– Ништо,– гундел он,– есть и на черта гром. Вона остер шип на подкове, да скоро сбивается...

Но подстрекателя уже никто не слушал, и тот же Ваньша лениво заметил ему:

– Кошка скребет на свой на хребет, потому знай себе помалкивай. Чаво клянчил, то и выпросил.

На этом вечерний инцидент был исчерпан. Однако ближе к следующему полудню народ вновь стал украдкой перешептываться, поминутно оглядываясь в мою сторону, а наутро шестого дня меня разбудил Ваньша Меньшой.

– Тута вот, стало быть, яко,– заметил он, упорно не глядя мне в лицо и обращаясь к сугробу справа.– Мы с мужиками поговорили и обчеством порешили тако: ворочаться нам надобно. Припасы, как ни тянули с ими, ишшо в тот вечер подъели, в кой ты Осине скулу своротил.

– Сам же говорил, раз в четыре-пять дней от силы проезжают,– раздраженно ответил я.– Сейчас шестой идет – значит, точно кто-то появится. Столько терпели, мерзли, так неужто чуть-чуть не обождем?! Я ж вас сюда не за чем-нибудь – за хлебом привел, а вы его ждать не хотите!

– Всяк водит, да не всяк доводит,– злорадно вставил Осина из-за спины Гаврилы.

– Опять же детишки у нас, бабы одни остались – коль что, дак и подсобить некому,– продолжал Ваньша.– Опасаемся мы, как бы не того.

– Не того будет, коль мы с пустыми руками вернемся! – рявкнул я, начиная злиться уже всерьез.– Эй, Степан! – окликнул я сосредоточенно возившегося возле своих саней мужика.– Ты какими глазами на свою жену глядеть будешь, когда в избу войдешь? А меньшой своей что скажешь? Мол, устал ждать, дочка, потому и приехал, а что пустой, так то не моя вина – стало быть, тебе этой зимой на роду помереть написано. Так, что ли?!

Тот вначале застыл, не шевелясь, а потом плюнул, стащил с головы бесформенную шапчонку и в сердцах хлопнул ею по оглобле.

– А-а-а, где наша не пропадала! – завопил он и, повернувшись к Ваньше, твердо заявил: – Ты себе как хошь, а я денек-другой посижу еще.

– А чего ждать-то?! Чего?! – вступил в разговор Осина.

– А ты можешь ехать,– повернулся я к нему.– Только предупреждаю: из хлеба, который получим, тебе ни крошки, ни зернышка.– И развел руками.– Все по-честному. Кто ждал – тому и каравай. А теперь всех прочих касается,– повернулся я к остальным.– Желающих уехать с Осиной держать не стану, но запомните: ни крошки! – И, набрав в рот воздуха, зычно крикнул: – Кто хочет с голоду сдохнуть – все по саням и домой. Живо!

С места не сдвинулся ни один – думали. Явно требовалась срочная добавка к сказанному. И они ее получили.

– Нынче обоз будет,– произнес я в наступившей тишине и, сам не понимая, что делаю, покрутил что-то невидимое в руках, изображая некие замысловатые пассы, вроде фокусника, собирающегося вытянуть из пустого цилиндра живого зайца, и уточнил, как припечатал: – Ровно в полдень.

– Полдень-то будет, ан полдничать нечем,– вновь встрял Осина.

– Погодь ты,– осадил его Ваньша и, повернувшись ко мне, настороженно осведомился: – Почто нам твои словеса за веру брать? На сусле пива не угадаешь – почем тебе знать про поезд купецкий? Да ишшо так точно?

– Чую,– отрубил я и, чтоб прекратить дальнейшие дебаты, пошел в лес, к лежащему неподалеку оврагу.

Когда шел, то услышал, как Гаврила негромко протянул:

– Бедовый. Ентого не пережуешь.

В голосе явно чувствовалось уважение. И тут же в тон ему поддакнул Ваньша:

– А пережуешь, дак не проглотишь.

Далее я не расслушал, да оно меня особо и не интересовало. Спустившись метра на полтора вниз, я устало сел на снег и угрюмо уставился на торчащую из земли подле моих ног здоровенную корягу.

Победного торжества не ощущалось, хотя я не просто добился своего, но при этом сумел сохранить в тайне свой последний козырь – часы. Они пригодятся завтра или послезавтра, словом, к тому времени, когда обстановка осложнится еще больше. Правда, я недоговорил, оставив все на самотек, но был почти уверен, что останутся все, даже Осина. Пускай последний лишь за компанию, но останется.

Мельком подумалось, что последние две недели со мной вообще происходит что-то странное. Никогда бы раньше я не позволил себе вот так запросто, без особых раздумий съездить человека по лицу. Пусть пакостного, сволочного, но по лицу. И что удивительно, я не испытывал угрызений совести.

Кстати, даже в армии, оставаясь за командира отделения, а позже и будучи замкомвзвода, я не командовал с такой уверенностью, как сейчас. С чего бы вдруг?

С голодухи открылось второе дыхание?

Нет, пожалуй, все началось с той памятной ночи, когда я вошел в деревню, точнее, когда валялся в бреду. Именно тогда во мне возникло неистовое, распирающее грудь желание выжить во что бы то ни стало.

Вначале выжить, потом жить, а теперь еще и жить не абы как, а обязательно добиваться своего.

«Что дальше?» – подумал я отрешенно.

Ответ пришел мгновенно, словно только дожидался этого вопроса.

Оставаться победителем.

Всегда.

Везде.

Во всем.

Я невольно ухмыльнулся, склонился над увесистой корягой, яростно рыча, расшатал и вырвал ее из мерзлой земли.

– Я тебя научу жизню любить! – сурово пообещал я кому-то невидимому, а скорее всего – себе прежнему, затем, поднатужившись, сломал ее и с силой метнул обломки на дно оврага, после чего стал взбираться наверх.

В ушах продолжало что-то легонько звенеть – сказывалась продолжительная диета, но чувство голода я почему-то не испытывал совсем. Только пьянящую уверенность в себе, в своих силах и своих возможностях.

«Вроде бы половину пожеланий загадочного волхва я уже выполнил, то есть себя самого отыскал,– с гордостью подумал я.– Вот только... «утерянное прежде»... Кажется, с этим придется куда сложнее».

Ну как отыскать то, о чем я ни сном ни духом? Или он имел в виду?..

Я вздрогнул от неожиданно пришедшей мне в голову шалой мысли. Предположение было столь дикое, что я немедля прогнал его прочь – не мог Световид подразумевать мою девушку, никак не мог.

К тому же она пребывает в том царстве-государстве, откуда никто и никогда не возвращался. Ну разве что в сказках, но я-то, несмотря на всю фантастичность случившегося со мной за последний месяц, по-прежнему нахожусь в реальном мире. Это у древних эллинов было возможно, вот только у нас Русь, а не Греция, да и имена не схожи: и Оксана моя – не Эвридика, да и мне до Орфея[18] далековато. Спеть, конечно, смогу и сыграть тоже – не зря по настоянию отца окончил музыкальную школу по классу гитары, но, увы, на этом мое некоторое сходство с легендарным героем заканчивается. Да и что толку? Помнится, даже он ничего не добился[19]...