Письма Махатм - Наталия Ковалева

Полковник Олькотт, несомненно, действует «не в такт»[46], если говорить о чувствах английского народа обоих классов, но зато в такт с нами. Ему мы можем доверять во всех обстоятельствах, и его верное служение нам обеспечено и при удаче, и при неудаче. Мой дорогой брат, мой голос – эхо бесстрастной справедливости. Где мы можем найти равную преданность? Он тот, кто никогда не сомневается, но повинуется; кто может совершить бесчисленные ошибки из чрезмерного усердия, но никогда не откажется исправить их даже ценою величайшего самоуничижения; кто рассматривает принесение в жертву своего комфорта и даже жизни как то, чем можно радостно рискнуть, когда в этом имеется необходимость; кто будет есть любую пищу или даже обойдется без нее; будет спать на любой кровати, работать в любом месте, брататься с любым отверженным, переносить любые лишения ради дела... Я признаю, что его связь с Англо-индийским отделением может быть «злом», поэтому ему придется иметь к нему не большее отношение, чем к Британскому (Лондонскому) отделению. Его связь с этим отделением будет чисто номинальной и может стать еще более условной, если сформулировать ваш Устав более тщательно, чем их, и предоставить вашей организации такую самостоятельность, при которой редко, если вообще когда-либо понадобится постороннее вмешательство. Но образовать независимое Англо-индийское отделение с теми же целями, в общем или в частностях, как и у основного общества, и с теми же закулисными руководителями означало бы не только нанести смертельный удар Теософскому обществу, но и возложить на нас двойной труд и заботу без надежды на малейшую компенсацию. Основное Общество никогда ни в малейшей степени не вмешивалось ни в дела Британского теософского общества, ни в дела других отделений, религиозных или философских. Учредив новое отделение или обеспечив его учреждение, основное Общество дает ему устав (оно пока не может это делать без нашей санкции и подписи), после чего удаляется, как вы сказали бы, за кулисы. Его дальнейшие связи с подчиненными отделениями ограничиваются получением от них квартальных отчетов об их деятельности и списков новых членов, утверждением исключения отдельных членов – причем только если его об этом попросят как арбитра ввиду того, что Основатели• непосредственно связаны с нами, – и т.д. и т.п. Иным образом оно никогда не вмешивается в их дела, за исключением случаев, когда к нему обращаются как к апелляционной инстанции. А так как последнее зависит от вас, то что же мешает вашему Обществу быть фактически самостоятельным? Мы даже более великодушны, чем вы, британцы, по отношению к нам. Мы не будем вас заставлять или даже просить разрешить индусу, как «постоянному жителю» и члену вашего Общества, отстаивать интересы основной верховной власти, поскольку декларировали вашу самостоятельность; мы всецело доверяем вашей верности и слову чести. Но если вам сейчас так не нравится идея чисто номинального исполнительного руководства полковника Олькотта – представителя вашей расы, американца, – то вы определенно восстали бы против руководства индуса, чьи привычки и методы принадлежат его народу и чью расу, несмотря на вашу природную добрую волю, вы еще не научились даже терпеть, не говоря уже о любви или уважении.

Хорошенько подумайте, прежде чем просить нашего руководства.

[Национальные предрассудки англичан; отсутствие «светских манер» у индо-тибетских адептов йоги]

Наши лучшие, самые ученые и святые Адепты произошли из расы «засаленных тибетцев» и пенджабских сингхов – вы знаете, что лев[47] общеизвестен как грязное и неприятное животное, несмотря на его силу и отвагу. Можно ли надеяться, что вашим добрым соотечественникам легче простить нарушение приличий нашим индусам, чем собственным соплеменникам из Америки? Если мои наблюдения меня не обманывают, то должен сказать, что это сомнительно. Национальные предрассудки не позволяют протереть очки. Вы говорите: «Как рады мы были бы, если бы этим руководителем оказались вы», подразумевая вашего недостойного корреспондента. Мой добрый брат, уверены ли вы, что приятное впечатление, которое может у вас сложиться благодаря нашей переписке, не исчезнет, как только вы меня увидите? И кто из наших святых шаберонов удостоился даже того скромного университетского образования и подобия европейских манер, какие есть у меня? Вот пример: я хотел, чтобы мадам Блаватская выбрала среди двух-трех арийских пенджабцев, изучающих Йога-Видью и являющихся прирожденными мистиками, того, кого я, излишне ему не открываясь, мог бы назначить посредником между вами и нами. Я хотел отправить его к вам с рекомендательным письмом, чтобы он поговорил с вами о йоге и ее практических следствиях. Но этот молодой человек, чистый как сама чистота, чьи устремления и мысли относятся к числу наиболее духовных и благородных и кто лишь собственными усилиями способен проникать в области бесформенных миров, – этот молодой человек не годится для… гостиных. Объяснив ему, что он был бы способен принести своей стране величайшее благо, если бы помог вам организовать филиал английских эзотериков, доказав им на практике, к каким чудесным результатам приводит изучение йоги, мадам Блаватская в осторожных и очень деликатных выражениях попросила его сменить одежду и тюрбан, прежде чем отправиться в Аллахабад, так как, хотя она и не указала ему причину, они были очень грязны и неопрятны. «Вы должны сказать мистеру Синнетту, – сказала она ему, – что принесли ему письмо от нашего Брата К.[Х.], с которым он переписывается. Но если он спросит вас что-нибудь о нем или о других Братьях, ответьте ему просто и правдиво, что вам не позволено распространяться об этом предмете. Говорите о йоге и покажите ему, каких способностей вы достигли». Этот молодой человек, который выразил согласие, позднее написал следующее любопытное письмо: «Мадам, вы, которая проповедуете высшие принципы морали, правдивости и т.д., вы хотите, чтобы я играл роль обманщика. Вы требуете от меня, чтобы я сменил свою одежду, рискуя дать ложное представление о моей личности и ввести в заблуждение джентльмена, к которому меня посылаете. А что, если он спросит меня, знаком ли я лично с Кут Хуми, – должен ли я молчать и позволить ему думать, что я его знаю? Это была бы молчаливая ложь, и, будучи виноват в ней, я был бы отброшен назад в ужасающий вихрь перевоплощений!» Вот иллюстрация трудностей, при которых протекает наша работа. Не будучи в состоянии послать вам неофита• до тех пор, пока вы не принесли нам свой обет, нам приходится или отказаться от этой мысли, или направить к вам того, кто в лучшем случае шокирует вас, если сразу не внушит отвращения! Письмо могло быть вручено ему моею собственной рукой; ему бы только пришлось обещать придержать свой язык по делам, о которых он ничего не знает и о которых мог бы нечаянно дать вам неправильное представление. Кроме того, ему пришлось бы выглядеть более опрятно. Опять предрассудки и мертвая буква. Более тысячи лет, пишет Мишле, христианские святые никогда не умывались! Как долго еще наши святые будут страшиться сменить свое одеяние из боязни, что их примут за мармаликов[48] и неофитов из соперничающих[49], более опрятных организаций?

Но эти наши затруднения не должны помешать вам взяться за работу. Полковник Олькотт и мадам Блаватская, по-видимому, хотят принять на себя личную ответственность за вас и за мистера Хьюма, если вы сами готовы отвечать за верность того, кого ваша партия выберет лидером Англо-индийского теософского общества. Поэтому мы согласны на эту попытку. Дело за вами, и никому не будет позволено вмешиваться , за исключением меня от имени наших Глав, раз вы оказали мне честь, предпочтя меня другим. Но прежде, чем строить дом, составляют план. Предположим, вы бы составили проект устава и будущего управления Англо-индийским обществом, как оно вами намечено, и представили его на рассмотрение. Если наши руководители проект одобрят – а они, конечно, не хотят препятствовать вселенскому продвижению вперед или задерживать движение к высшей цели, – то вы сразу получите устав. Но сначала они должны увидеть план, а я должен просить вас помнить, что новому обществу не будет позволено отрываться от Основного общества, хотя вы вольны устраивать свои дела по собственному усмотрению, не боясь ни малейшего вмешательства со стороны его председателя, пока не нарушаете общего правила. И по этому пункту я отсылаю вас к правилу 9. Вот первое практическое указание, исходящее от трансгималайского «пещерного обитателя», которого вы почтили своим доверием.

[О Синнетте]

А теперь о вас лично. Я далек от того, чтобы обескураживать такого устремленного человека, как вы, воздвижением неодолимых барьеров для его прогресса. Мы никогда не жалуемся на неизбежное, но стараемся из наихудшего извлечь наибольшую пользу. И хотя мы не тащим в таинственную оккультную сферу тех, у кого нет на это желания, и никогда не уклоняемся от свободного и бесстрашного выражения своего мнения, – мы всегда готовы помочь тем, кто идет к нам, даже агностикам, которые занимают отрицательную позицию: «Ничего не знаем, кроме феноменов, и ничему другому не верим». Это правда, что женатый человек не может стать адептом, однако и без стремления стать раджа-йогом он может приобрести некоторые способности и принести столько же, а то и больше пользы человечеству, оставаясь в пределах своего мира. Поэтому разве мы не должны просить вас поскорее изменить устоявшиеся житейские привычки, прежде чем к вам придет полная убежденность в необходимости и преимуществе этого? Вы человек, которого можно предоставить личному водительству, и притом безо всякого риска. Вы приняли достойное решение – время довершит остальное.