Не считая собаки - Конни Уиллис

Я пошарил в кармане брюк, вспоминая, куда Финч дел кошелек с деньгами.

– Сколько нужно на лодку?

– Шесть и три. Это за неделю. Девять шиллингов я уже внес.

Кошелек отыскался в кармане блейзера.

– Не помню, сколько у меня было при себе… – Я протянул купюру и монеты.

– Ба, да здесь хватит эту лодку в вечное пользование выкупить, – обрадовался Теренс. – Или бриллиант «Кохинор». Ваше добро? – спросил он, показывая на мою поклажу.

– Да.

Я потянулся за портпледом, но Теренс уже подхватил и его, и одну из перевязанных бечевкой картонок, а другой рукой – ранец и плетеный короб. Взяв вторую картонку, саквояж и корзину с крышкой, я пошел за ним.

– Я попросил извозчика дождаться, – начал Теренс, спускаясь по лестнице, но около станции никаких экипажей не наблюдалось, только лениво почесывалась пятнистая от парши собачонка, которая при виде нас даже ухом не повела.

У меня снова все запело в душе: как прекрасно, что я нахожусь за много-много лет от злобных псов и сбитых пилотов люфтваффе, в тихом, неспешном и куда более благопристойном времени.

– Вот пройдоха! – возмутился Теренс. – Велел ведь подождать. Придется брать кеб на Корнмаркете.

Собачонка сменила позу и начала вылизывать себе интимные места. Ладно, признаю, не всегда благопристойном.

И не таком уж неспешном.

– Идемте же, некогда зевать! – поторопил меня Теренс и почти галопом припустил по немощеной, изрытой колдобинами Хайт-Бридж-стрит. Я изо всех сил старался не споткнуться и не растерять багаж. – Скорее! Солнце почти в зените.

– Иду, – выдохнул я, поправляя сползающую корзину для пикника, и принялся взбираться в горку. А взобравшись, застыл, как новичок при виде кошки. Я стоял на Корнмаркете, на перекрестке Сент-Олдейт и Хай, у стен средневековой башни.

Я стоял там тысячу раз, пережидая машины, чтобы перейти дорогу. Но это было в Оксфорде двадцать первого века, с метро и туристическими торговыми центрами. А здесь передо мной раскинулся исконный Оксфорд, «чьи башни нежатся под солнцем», Оксфорд Ньюмана, Льюиса Кэрролла и Тома Брауна. Вот изгиб Хай-стрит, за которым скрываются Квинс-колледж и колледж Магдалины; вот старая Бодлеинка с высокими окнами и книгами на цепях, а рядом Камера Рэдклиффа, и Шелдоновский театр. А там, на углу Брод-стрит – Баллиол во всем своем великолепии. Баллиол Мэтью Арнольда, Джерарда Мэнли Хопкинса и Асквита. За этими вратами правит великий седовласый Джоуэтт, громовым голосом поучающий студентов: «Никогда не оправдывайтесь. Никогда не извиняйтесь».

Часы на корнмаркетской башне пробили половину двенадцатого, пробуждая хор оксфордских колоколов: Святой Марии вторил «Большой Том» в Крайст-Черче, а над Хай-стрит несся серебряный перезвон из колледжа Магдалины.

Я в Оксфорде. «Городе проигранных дел», где еще слышны «последние отголоски Средних веков».

– «Чудесный город грезящих шпилей», – произнес я – и чуть не угодил под самодвижущийся экипаж.

– В сторону! – Теренс выдернул меня на тротуар. – Нигде от них спасенья нет. – Он с тоской посмотрел вслед умчавшемуся авто. – Не достать нам пролетку в этом бедламе. Лучше пешком.

Молодой человек решительно вклинился в толпу изнуренных женщин в фартуках и с рыночными корзинами, приговаривая «Позвольте!» и приподнимая шляпу краем плетеного короба.

Я поспешил за ним по Корнмаркету, сквозь шумную толчею, мимо магазинов и зеленных лавок. Однако мельком глянув на отражение в витрине шляпного салона, я застыл как вкопанный. Идущая следом женщина с полной корзиной капустных кочанов врезалась в меня и обошла, выбранившись себе под нос, но я не слушал.

Поскольку в лаборатории зеркал не было, я лишь краем сознания улавливал, во что облачает меня Уордер. Теперь же в витрине красовался самый натуральный викторианский джентльмен, отправляющийся на речную прогулку. Жесткий воротничок, элегантный блейзер и белые фланелевые брюки, а самое главное – канотье. Говорят ведь иногда «просто рожден» для чего-то – так вот я был явно рожден для этой шляпы. Светло-золотистая, с голубой лентой, она придавала мне щегольский, залихватский вид – а в комплекте с усами делала просто неотразимым. Неудивительно, что тетушка так торопилась спровадить Мод.

Если присмотреться, усы все-таки слегка набекрень, и взгляд еще немного ошалевший после переброски, но это скоро пройдет, а в целом, скажу без ложной скромности, впечатление весьма достойное…

– Что вы там канителитесь? – Теренс снова ухватил меня за руку. – Идемте же!

Он перевел меня через Карфакс и потащил по Сент-Олдейт, увлеченно болтая на ходу.

– Осторожнее, трамвайные рельсы! Сам здесь споткнулся на прошлой неделе. Хотя экипажам еще хуже, у них колеса застревают – и все, пиши пропало. Я и сам чуть не пропал – но мне повезло, ехала только крестьянская телега с мулом, дряхлым, как Мафусаил, иначе угодил бы прямиком на свидание с Создателем. Вы верите в судьбу?

Мы шагали по Сент-Олдейт. Мимо «Бульдога» с вывеской, на которой студент удирал от разъяренных надзирателей-прокторов, мимо золотистых стен Крайст-Черча и Томовой башни. Мимо огороженного деканского садика, откуда доносился детский смех. Уж не маленькая ли Алиса Лидделл с сестрами? С замирающим сердцем я стал вспоминать, когда Чарльз Доджсон написал «Алису в Стране чудес». Нет, раньше, в 1860-х. Но вот там, на другой стороне улицы, магазинчик, где Алиса пыталась что-то купить у овцы.

– Еще позавчера я сказал бы, что не верю в судьбу, – продолжал Теренс, оставляя позади поворот к крайст-черчскому лугу. – Но после вчерашнего я уверился. Столько всего произошло! И вот профессор Преддик перепутал поезда, а мне попались вы. То есть вы ведь могли направляться совсем в другие края, или у вас не хватило бы денег на лодку, или вас вовсе не было бы на перроне, и что нам с Сирилом тогда делать? «Судьба все нити наши прибрала к рукам, и люди движутся, покорны ей, как дети. Успех приходит свыше».

Рядом притормозила двуколка.

– Кдаприкажте, джентны? – осведомился извозчик, глотая половину звуков.

Теренс покачал головой.

– Пока будем грузиться, уже пешком дойдем. Тут рукой подать.

И действительно, за поворотом нашему взору открылся мост Фолли, таверна и река с пестрой мешаниной лодок у причала.

– «Судьба, решай, нам воли не дано; пусть совершится то, что суждено» [5], – процитировал Теренс, переходя по мосту. – Испытаем судьбу. Джавиц! – позвал он, спускаясь к причалу. – Вы ведь сохранили лодку за нами?

Джавиц выглядел как персонаж из «Оливера Твиста» – косматая бороденка и неприветливое выражение лица. Он стоял, засунув большие пальцы чумазых рук за немыслимо засаленные подтяжки.