Стоящий в тени Бога - Юрий Пульвер

Не будучи в состоянии отразить угрозу ни скутумом, который был скован щитом Иуды, ни гладиусом, который находился слишком далеко от линии нападения, опытный центурион нашел единственную лазейку, чтобы уйти от верной гибели. Он отстранился насколько возможно вправо. Будь у еврея прямой меч, потомок Ромула достиг бы желаемого: движение руки с клинком ограничено подвижностью плечевого сустава. Однако махайра сильно изогнута внутрь, и кончик ее острия успел вспороть сонную артерию врага. Струя алой жидкости оросила латы римлянина, оставляя пятна и на броне его убийцы...

Не обращая внимания на кровь, Иуда жадно выдернул из еще теплых дланей мертвеца рукоять чудо-гладиуса и забрал себе также и скутум.

Все! Вот теперь можно (впервые в жизни!) бить мечом в полную силу, не боясь сломать клинок...

– Меч Господа и Гедеона! – издал он львиный рык и услышал в ответ лишь несколько подобных кличей.

Остальные поединки римлян с Гавлонитом походили на учебные схватки новичков-гладиаторов с ретиарием – особо заслуженным бойцом, которого ради его мастерства сделали вольноотпущенником, освободили от схваток на арене с одним лишь условием – остаться в гладиаторской школе и тренировать новоприбывших. Утроивший жизненные силы с помощью бурлящего в венах Яда Жизни и почти не растративший их в бою, Иуда одного за другим убивал буквально падающих от усталости, выдохнувшихся, страдающих от ран римлян, которые тем не менее с честью пытались выполнить свой воинский долг.

Бил супостата щитом в щит; либо зацеплял левый край скутума противника левым краем своего щита и рывком поворачивал врага незащищенным боком к себе. А потом стальной львиный клык пронзал очередное ненавистное вражеское тело...

Если на Иуду нападали сразу двое-трое противников, он просто убегал в поисках более слабой добычи, и эти римляне уже не могли его догнать.

Перешагнув через двадцать второй труп, Иуда стал высматривать следующую жертву. Вдруг его охватила знакомая истома – предвестник начинающейся слабости, которая (он это знал) перейдет в полное забытье. Начались слабые судороги – симптомы грядущих конвульсий.

Наступало похмелье от чудодейственного напитка, куда более сильное, чем от вина.

Лев исчезал, превращался опять в пожилого мага, почти исчерпавшего запас жизненной энергии, но, к счастью, получившего вновь способность здраво рассуждать.

Вот-вот овладеет беспамятство. Попасть живым в римские лапы – хуже погибели. «Человек не властен над духом, чтобы удержать дух, и нет власти у него над днем смерти, и нет избавления в этой борьбе...» (Еккл. 8:8).

На самом деле нет избавления? А если есть, то в чем оно?

Покончить с собой, как первый царь Израиля? «Тогда Саул взял меч свой и пал на него» (1 Цар. 31:4). И через тысячу лет какой-нибудь Саул прочтет в летописи: «Тогда Иуда взял меч свой и пал на него»... Нет славы в такой участи!

Или попытаться спасти свою жизнь и поднять третье восстание?

Не позорно ли снова бежать с поля брани?

Теперь нет. Полководец, покидающий мертвое войско, – уже не предатель...

Иуда отбросил шлем, гладиус и скутум: вражеские велиты были истреблены, запас пращных ядер, пилумов и дротов исчерпан, так что метательного оружия можно теперь особо не опасаться. От пехотинцев он сможет убежать. Уцелевшая горстка клибанариев на уставших конях – тоже не Бог весть какая угроза на пересеченной местности.

Иуда достал кинжал, не тратя времени на развязывание, разрезал свой пояс, затем ремешки, скрепляющие по бокам две половины брони. Как старая шкура со змеи, латы скользнули с тела на землю.

Уже на грани потери сознания он заставил себя из человека мысленно преобразиться в робкого оленя. Из последних сил бросился в ближайшие кусты и помчался прочь от затихающего шума сражения.

Бежал, пока не увидел тьму.

Мгла открыла свой зев и проглотила человека-оленя.

ЛАТИНСКОЕ ПЛЕНЕНИЕ

Галилея, римскийлагерь, 6 г. н. э.

Я ждал полета и бытия.

Но мертвый ястреб – душа моя.

Как мертвый ястреб, лежит в пыли,

Отдавшись тупо во власть земли.

Разбить не может ее оков.

Тяжелый холод – земной покров.

Тяжелый холод в душе моей,

К земле я никну, сливаюсь с ней.

И оба мертвы – она и я.

Убитый ястреб – душа моя.

Мгла изрыгнула Иуду обратно на свет белый, и он очнулся с коротким жалобным стоном, весь в липком поту. Приподнял торс, подтянул ноги, принял сидячее положение, уперевшись ладонями в жесткую траву, послужившую ему ложем во время забытья. Голова кружилась, как всегда после приема Яда Жизни. Широко открытыми глазами он бездумно уставился в ночную темноту, уже исчезающую под натиском рассвета.

Во рту как будто кто-то нужник устроил, на душе было и того гаже. Как он сюда попал? Что произошло?

Иуда вспомнил. И тут же отчаяние, стыд и ужас пронзили его острыми, докрасна раскаленными пыточными иглами. Он навсегда обесславил свое имя. Две проигранные войны навеки запятнали рукопись его жизни, как клейма – чело беглого раба. Отныне и присно позор поражений будет уродовать его лицо похуже заячьей губы...

Надо выбираться отсюда. До этого же обязательно найти еду и питье: если не подкрепить тело после Испытания Чашей, наверняка сойдешь в Шеол. С пищей придется подождать, а вот фляжку с вином или водой стоит поискать на трупах. Конечно, риск наткнуться на римлян возрастает стократно. Тем не менее придется испытать судьбу. Не утолив голода и жажды, он далеко не уйдет, солнце спалит его тело. «Потому что у них будет недостаток в хлебе и воде; и они с ужасом будут смотреть друг на друга, и исчахнут в беззаконии своем» (Иез. 4:17).

Шатаясь, падая, побежденный полководец побрел туда, откуда прибежал. Светило на небосклоне и Иуда вышли на поле боя одновременно.

Зелот вспомнил, как выглядела эта местность всего дюжину часов назад. Крики, воинские кличи, ругань, стоны, удары железа мечей о дерево щитов, топот босых ног, сандалий, конских копыт, глухие шлепки от падения бездоспешных тел, звон металла – от столкновения с землей убитых и раненых, облаченных в броню.

Сейчас на поле царствовала тишина. Мертвая. По ноздрям бил омерзительный запах начавшегося разложения множества тел... Метавшиеся тогда по полю тысячи людей застыли на земле. Покрытые пылью и кровью, неживые...

«Краса твоя, о Израиль, поражена на высотах твоих! Как пали сильные!» (2 Пар. 1:19).

Ужас, стыд и отчаяние снова обожгли душу раскаленным металлом: «Человек, сбившийся с пути разума, водворится в собрании мертвецов» (Пр. 21:16).

Вот и он, сбившийся с пути разума, Иуда Гавлонит, водворился в собрании мертвецов...

Вождь зелотов брел, спотыкаясь, от трупа к трупу, обыскивал их, не разбирая, где италик, а где иудей. Ни у кого не нашлось вожделенной фляжки. Жажда и отчаяние усиливались, он впадал в полубредовое состояние. Сухое горло с трудом выкашливало древнее пророчество Торы:

«Опустошу землю вашу, так что изумятся о ней враги ваши, поселившиеся на ней.

А вас рассею между народами, и обнажу вслед вам меч, и будет земля ваша пуста и города ваши разрушены» (Лев. 26:32—33).

Наконец-то один из убиенных римских солдат согласился поделиться с живым мертвецом своей неиспользованной фляжкой. Жадно сглотнув «поски» – воды, смешанной с уксусом и взбитыми сырыми яйцами, Иуда в страхе оглянулся вокруг: нет ли неприятеля? И устыдился чувств своих, а увлажненные его губы и язык вновь зашептали:

«...Оставшимся из вас пошлю в сердца робость в земле врагов их, и шум колеблющегося листа погонит их, и побегут, как отмена, и падут, когда никто не преследует.

И споткнутся друг на друга, как от меча, между тем как никто не преследует, и не будет у вас силы противостоять врагам вашим» (Лев. 26:36—37).

Сердце прыгнуло из грудной клетки и заскакало, как поднятый лисицей заяц из куста: невдалеке показались две фигуры. Невысокие, коренастые, без доспехов: один в хитоне, другой – в италийской тунике. Небольшие круглые щиты за спинами, на боках короткие мечи, на головах – каски, в руках – луки с наложенными стрелами. Велиты – легковооруженные солдаты вспомогательных войск Рима. Очевидно, вышли в дозор.

Сил нет ни на погоню, ни на сопротивление. Удел беспомощного – плен.

«...А оставшиеся из вас исчахнут за свои беззакония в землях врагов ваших, и за беззакония врагов своих исчахнут» (Лев. 26:39).

Впрочем, никогда нельзя терять веру в помощь Адонаи: «Соблюдающий заповедь не испытывает никакого зла...» (Еккл. 8:5). Настало время проверить, доподлинно ли соблюдал Закон его главный защитник...

Спаси, Господи!

Иуда, намеренно не обращая внимания на приближающихся дозорных, преклонил колени перед щедрым трупом легионера, одарившим его живительной влагой, и стал снимать с тела доспехи, следуя плану, который вдруг сам собой пришел ему в голову.

– О боги! Какое чудо даровано мне парками Клото, Лахезис и Атропо[37]! Много раз видел я, как победившие воины грабят убитых неприятелей. Но чтобы побежденный вернулся на поле брани после бегства или гибели своего войска и нашел утешение в мародерстве – такого доселе не встречал! А ты, Крикс? – раздался голос за спиной Иуды.