Вожделеющее семя - Энтони Берджесс

— Вот за это уж точно надо выпить! — проревел Шонни. — И наплевать нам на последствия, так я скажу. Это поступок — вот что это такое. Поддержание огня, чтение мессы в подполье. Молодец, девочка!

Он налил всем еще вина.

— Ты хочешь рожать здесь? — спросила Мейвис. — Это опасно. И потом, ты же не сможешь долго скрывать ребенка. Ты должна все тщательно продумать, уж такие теперь времена.

— На это есть воля Божья! — закричал Шонни. — «Плодитесь и размножайтесь». Выходит, в этом твоем мелком мужичке есть еще какая-то жизнь!

— Тристрам не хочет ребенка, — сказала Беатриса— Джоанна. — Он велел мне убираться.

— Кто-нибудь знает, что ты поехала сюда? — спросила Мейвис.

— Мне пришлось сказать полиции в Юстоне. Я соврала, что еду просто в гости. Я не думаю, чтобы стали проверять. Ведь нет ничего плохого в том, чтобы ездить в гости.

— Долгий будет визит, — проговорила Мейвис. — И потом, вопрос: куда тебя поселить? Сейчас детей дома нет, они в Камноке, гостят у родственницы Шонни, тетушки Герти. Ну а когда они вернутся…

— Послушай, Мейвис, — решительно сказала Беатриса— Джоанна, — если ты не хочешь, чтобы я оставалась, так прямо и скажи! Я не хочу надоедать и быть помехой.

— А ты и не будешь, — успокоил ее Шонни. — Мы можем устроить тебя, если будет такая нужда, в одном из сарайчиков. Мать повыше тебя рангом родила в…

— Ах, перестань нести эту сентиментальщину! — перебила его Мейвис. — Как раз такие разглагольствования иногда настраивают меня против религии. Если ты решилась, — обратилась она к сестре, — если ты действительно решилась, то мы должны просто жить дальше и надеяться на скорое наступление лучших времен. Я понимаю, что ты чувствуешь, не думай. В нашей семье всегда много рожали. Мы просто должны надеяться, что к людям снова будут относиться по-человечески, вот и все.

— Спасибо тебе, Мейвис, — поблагодарила сестру Беатриса-Джоанна. — Я знаю, возникнет куча проблем: прописка, пайки и прочее… Есть еще достаточно времени, чтобы все это обдумать.

— Ты приехала туда, куда нужно, — подбодрил ее Шонни. — Моя ветеринарная подготовка придется весьма кстати, ей-богу. Многим малым сим я помог появиться на свет.

— Вы помогали животным? — спросила Беатриса-Джоанна. — Вы хотите сказать, что у вас есть домашние животные?

— Куры в клетках, — нехотя признался Шонни. — И старая свинья Бесси. А у Джека Биера в Блэкберне есть боров, которого он дает за деньги. Все это считается противозаконным, да будут прокляты такие законы всей Святой Троицей Но иногда нам удается разнообразить наше позорное меню свининой. Вообще, все кругом находится в каком-то жутком состоянии, — продолжал он, — и похоже, что никто ничего не понимает. Это гнилостное заболевание охватило весь мир, курицы не хотят нестись, поросята последнего помета у Бесси были какими-то больными, со странными опухолями на внутренностях. Их тошнило глистами и еще чем-то, и я был вынужден избавить их от страданий. На нас лежит проклятие — Господи, прости нас, грешных! — за наши преступления против жизни и любви.

— Кстати, о любви Между тобой и Тристрамом все кончено?

— спросила Мейвис.

— Я не знаю, — подавленно ответила Беатриса-Джоанна. — Я пыталась относиться к нему подушевнее, но не выходит как— то. По-видимому, я должна сейчас сосредоточить всю мою любовь на том, что еще даже не родилось.

У меня такое чувство, словно меня захватили силой и использовали. Но несчастной из-за этого я себя не чувствую. Скорее наоборот — Я всегда говорила, что ты не за того мужика вышла, — проворчала Мейвис.

Глава 10

Дерек Фокс во второй раз перечитывал два покрытых каракулями листочка туалетной бумаги, подписанные его братом. Он читал и улыбался «Я незаконно заточен здесь, и мне не разрешают свиданий. Я взываю к тебе как к брату и прошу тебя использовать свое влияние для того, чтобы меня освободили. То, что со мной сделали, — это позорная несправедливость Если этот простой братский призыв не тронет тебя, то, возможно, следующее мое заявление заставит тебя шевелиться я знаю теперь, что ты и моя жена длительное время находились в преступной интимной связи и что она носит твоего ребенка. Как мог ты, ты, мой брат? Вызволи меня отсюда, тебе это ничего не стоит, и ты должен сделать это для меня Даю тебе честное слово, что никому ничего не скажу, если ты окажешь мне помощь, о которой я тебя прошу. Если ты этого не сделаешь, то, несмотря ни на что, я буду вынужден открыть все соответствующим органам. Вытащи меня отсюда. Тристрам».

Письмо, словно паспорт, было заляпано оттисками резиновых штампов. «Смотрено. Комендант Центра временного содержания. Франклин-роуд», «Смотрено Начальник районного отделения полиции в Брайтоне», «Смотрено Начальник 121-го полицейского участка», «Проверено. Центральная канцелярия Нарпол».

Улыбаясь, Дерек Фокс откинулся на спинку кресла из кожзаменителя; улыбаясь, он посмотрел на идиотски огромный, как луна, диск циферблата настенных часов, на ряд телефонов, на спину своего златокудрого секретаря…

Бедный Тристрам! Несчастный и не очень сообразительный Тристрам! Простым актом написания этих каракулей тупоголовый Тристрам уже все выдал всем органам, соответствующим и несоответствующим. Но, конечно же, это не имело значения. Беспочвенные сплетни и явная ложь сутки напролет с жужжанием циркулировали в офисах Комиссариата. Это было чем-то вроде комариного писка и в расчет не принималось. Тем не менее, попав на свободу, Тристрам мог доставить неприятности. Взбесившийся рогоносец с бандой своих учеников-головорезов. Подстережет с ножом в кармане в темном месте. Или нальется до чертиков и возьмет пистолет… Пусть уж лучше сидит, где сидит. Слишком это утомительно — ежесекундно ждать подвоха от собственного брата.

А с ней как быть? Хотя это дело другое. Подождем, подождем. Следующая фаза должна наступить довольно скоро. А бедный глупый капитан Лузли? Оставим его пока в покое, идиота.

Дерек Фокс позвонил в Штаб полиции и попросил, чтобы Тристрам Фокс, ввиду имеющихся относительно него подозрений, был задержан на неопределенное время. После этого Дерек снова занялся черновиком своего выступления на телевидении: ему давали пять минут после двадцатитрехчасовых новостей в воскресенье. Обращаясь к женщинам Большого Лондона с предостережениями и призывами, он писал: «Любовь к своей стране является одной из чистейших разновидностей любви. Желание процветания своему Государству — святое желание» такие выступления у него хорошо получались.

ЧАСТЬ III

Глава 1

Миновали дождливый август и засушливый сентябрь, но похоже было, что погодные условия не оказывают никакого влияния на болезнь зерновых, которая распространялась по свету со скоростью самолета. Это было никому прежде не известное заболевание. При изучении под микроскопом оказалось, что своей формой возбудитель болезни не напоминает ни один из известных вирусов. На него не действовал ни один из химикатов, изобретенных Всемирным Управлением сельского хозяйства. Хуже того — болели не только рис, маис, ячмень и пшеница: пораженные чем-то вроде гангрены, с деревьев и кустов опадали плоды, картофель и другие корнеплоды превращались в комки черной и синей грязи. Несчастье не миновало и животный мир: глисты, кишечные паразиты, чесотка, опухание конечностей, птичья холера, выпадение яйцевода, уретрит, паралич ног, хронические вывихи

— это лишь малая часть тех болезней, которые поразили птицефабрики и превратили их в набитые перьями морги. Горы гниющей рыбы были выброшены морем на северо-восточном побережье в начале октября, реки смердели…

Октябрьской ночью достопочтенный Роберт Старлинг, Премьер-министр, лежал без сна на своей двуспальной кровати и ворочался с боку на бок. Мальчик, деливший с ним ложе, был изгнан. Голова Премьера раскалывалась от голосов. То были голоса экспертов, которые твердили, что им ничего не известно, ну просто ничего не известно; голоса фантазеров, вопящих, что вирусы были преступным образом завезены на ракетах с Луны; хорошо поставленные голоса профессиональных паникеров, утверждавших на последней конференции премьер— министров СОАНГС: «Этот год мы еще переживем, можно сказать, почти пережили, но вот в следующем году…» И какой-то совсем тайный голос нашептывал цифры статистики, а в темноте спальни некто показывал слайды, от которых стыла кровь: «А здесь мы видим последний голодный бунт в Куч-Бехаре, результатом которого стали, по самым грубым подсчетам, четыре тысячи трупов. Все они были захоронены в общей могиле. Неплохо в смысле добычи пятиокиси фосфора, да? А сейчас перед нами проходят весьма живописные картины голода в Гулбарге, Бангалоре и Раджуре. Вглядитесь получше, полюбуйтесь этими торчащими ребрами! А теперь перенесемся в Ньясаленд: голод в Ливингстоне и Мпике… Могадишо в Сомали