Хроника Маджипуры. Валентайн Понтифик - Роберт Сильверберг

— Нет,— воспротивился он – Нет, и не надо больше подделок.

Она превратилась в метаморфа. Нисмайл кивнул:

— Да, так лучше. Оставайся такой, это гораздо красивее.

— Красивее, Терион?

— Для меня ты красива и такая, настоящая. Обман всегда отвратителен.

Он потянулся к ее руке, на ней оказалось шесть пальцев, очень длинных и узких, без ногтей и суставов, кожа была молочной и чуть глянцевой — и все. Он ожидал большего. Провел рукой по ее стройному, почти бесплотному телу. Она стояла не шевелясь.

— Теперь я уйду, — сказала она наконец.

— Останься. Живи со мной.

— Даже теперь?

— Даже теперь. В своем настоящем облике.

— Ты действительно хочешь?

— Да, да,— кивнул он.— Останься.

— Когда я первый раз пришла к тебе,— вздохнула Сэрайс,— я хотела не только узнать, но и вредить. Ты наш враг, Терион. И род твой навсегда останется нашим врагом. Но, когда мы, стали жить вместе, я больше не могла найти причины, чтобы ненавидеть тебя. ТЕБЯ! Ты особенный, понимаешь?

Этот голос Сэрайс шел из чужих уст. Как странно, мелькнуло у него в голове, как похоже на сон.

— И я захотела остаться с тобой, играть свою роль вечно. Но игра окончилась, и все равно я хочу остаться с тобой.

— Тогда останься, Сэрайс.

— Только если ты действительно этого хочешь.

— Я сказал тебе, да.

— Я не страшу тебя?

— Нет.

— Нарисуй меня еще раз, Терион, покажи мне любовь в своей картине, тогда я останусь.

Он рисовал ее день за днем, пока не кончились холсты, и развешивал картины в хижине: Сэрайс у двикки, Сэрайс на лугу, Сэрайс в молочном вечернем тумане. У него не было возможности готовить новые холсты, хотя он и пытался. Они ходили в дальние походы, и она показывала ему новые деревья и цветы, животных джунглей, зубастых ящериц и зарывающихся в землю золотых червей, зловещих и неуклюжих аморфобсов, спящих днем в грязных мутных озерках. Они мало разговаривали друг с другом — время ответов на вопросы миновало, и слова больше не были нужны.

День шел за днем, неделя за неделей, здесь в нескончаемом лете трудно было подсчитать время. Может быть, прошел месяц, может быть, шесть. Они никого не встречали. В джунглях было полно метаморфов, по ее словам, но те держались где-то поодаль, и он надеялся, что они оставят их в покое навсегда.

Однажды под мелким моросящим дождем он отправился проверить ловушки, и когда через час вернулся, то понял, что произошло что-то страшное. Едва он приблизился, из хижины выскочили четверо метаморфов. Он чувствовал, что один из них — Сэрайс, но не мог сказать, который.

— Подождите! — закричал Терион, когда они проходили мимо, и побежал следом.— Что вы от нее хотите? Куда вы ее уводите?

На какую-то долю секунды один из метаморфов заколебался, и Нисмайл увидел девушку с каштановыми волосами, но лишь на мгновение, и снова четверо метаморфов скользили призраками в глубину джунглей. Дождь разошелся сильней, нависла тяжелая туманная мгла, отрезав видимость. Нисмайл замер на краю еще чистого пространства, крича сквозь дождь и шум реки. Ему почудилось, что он услышал плач, но то могли быть и звуки джунглей. Преследовать метаморфов в густом белом тумане было просто невозможно.

Больше он никогда не видел ни Сэрайс, ни кого-либо еще из метаморфов. Одиночество теперь было совсем нестерпимым, и одно время он даже надеялся, что пьюриверы нападут на него в лесу и убьют своими короткими отполированными кинжалами. Не ничего подобного не случилось. И когда стало ясно, что живет он теперь в чем-то вроде карантинной зоны, отрезанный не только от Сэрайс — если она еще была жива,— но вообще от всех метаморфов, он не мог больше оставаться в джунглях. Собрал картины с изображением Сэрайс, заботливо закрыл хижину и пустился в долгое и опасное возвращение к цивилизации.

Оставалась неделя до его пятидесятилетия, когда Нисмайл добрался до Замка Горы. За время его отсутствия, как он узнал, Властитель Трэйм сделался Понтификом, а новым Венценосцем стал Властитель Вилдивар, питавший мало симпатий к искусствам. Нисмайл снял студию на набережной в Сти и снова занялся живописью. Работал он только по памяти, создавая мрачные и тревожные сцены из жизни джунглей, где часто таились в засадах метаморфы. Подобные работы не всем по душе в бодром и веселом мире Маджипуры, и поначалу у Нисмайла было всего несколько покупателей. Однако со временем работы его попались на глаза герцогу Квирайну, который начал уставать от солнечной безмятежности и совершенства творений местных живописцев. Благодаря покровительству герцога картины Нисмайла вошли в моду, и в последующие годы его жизни всегда был рынок, готовый принять любую его работу.

Ему подражали очень многие, но никогда — удачно, о нем писали многочисленные эссе и биографии.

— Ваши картины такие буйные, непокорные и необычные,— сказал один школяр — Вы придумали какой-то новый способ работы?

— Я работаю только по памяти,— объяснил Нисмайл.

— Наверное, больно вспоминать такое?

— Не совсем,— ответил Нисмайл.— Все мои работы написаны для того, чтоб помочь мне заново испытать радость бытия, время любви, время счастья, самые драгоценные дни в моей жизни.— Он смотрел сквозь школяра в дальние туманы, густые и мягкие, как шерсть, которые окутывали заросли высоких стройных деревьев, окруженных перепутанной сетью лиан.

Семь

Преступление и наказание

Эта история заставила Хиссуна вспомнить начало своих поисков в архивах. Снова Тесме и чаурог, правда, роман разворачивается между мужчиной и чужачкой. Тем не менее, сходство было поверхностным: совершенно другие люди, в совершенно непохожей ситуации. Хиссун стал лучше понимать художника Териона Нисмайла, чьи картины, правда, не все, до сих пор висели для всеобщего обозрения в галереях Замка Властителя Валентайна, но метаморф осталась для него загадкой, тайной за семью печатями, как, скорее всего, к для самого Нисмайла. Он поискал индекс с записью души метаморфа и нисколько не удивился, не найдя такого. То ли Меняющие Форму не вели записей, то ли аппараты были неспособны принимать эманации их сознания, то ли им просто не давали пользоваться архивом. Хиссун ничего не нашел. Со временем, говорил он себе, на все найдется ответ. Тем более, что оставалось еще очень и очень много неисследованных возможностей. Воздействие Короля Снов, например, на душу людей — он хотел узнать об этом побольше. Тысячи лет потомки Баржазида терзают спящее сознание преступников, и Хиссун хотел понять, как это происходит. Он рылся в архивах, и после долгих поисков судьба вручила ему душу человека, унылого торговца города Сти.