Другой России не будет - Сергей Беляков

Но если мы хотим хоть как-то приблизиться к недостижимой истине, надо снять мифологические очки, превращающие цветное разнообразие мира в четкую, но скучную черно-белую картинку. Есть такой термин: “это была неоднозначная фигура”. Господи, да разве есть на свете фигуры однозначные?! Разве есть политики, про которых можно было бы сказать что-либо однозначное?! Даже о Гитлере нельзя говорить однозначно. Немецкие генералы очень любили сваливать на Гитлера все свои неудачи, но разве не его запрет на отступление (аналог сталинского приказа № 227) остановил беспорядочный отход (кое-где и бегство) немцев зимой 1941/42 года, спас вермахт от участи “Великой армии” Наполеона, почти полностью погибшей во время осенне-зимнего отступления 1812-го? Разве не Гитлер обладал удивительным, демоническим влиянием на людей, разве можно ему отказать в способности навязывать свою волю? Да кому, германскому народу! Культурнейшему, образованнейшему народу Европы!

А Сталин? Не пора ли прекратить бездумно повторять определение Троцкого “гениальная посредственность” (сродни “золотой посредственности” Октавиана Августа, если уж на то пошло). Нет, отнюдь не посредственность уже хотя бы потому, что сумел уничтожить самого Троцкого, человека дарований выдающихся. Сталин был гением политической борьбы и политической интриги. В этом ему отказать нельзя. Это был умный, расчетливый и циничный политик (хотя существуют ли в природе политики не циничные? М. Ганди — единичное исключение). Отказывать Сталину в уме, в удивительном, демоническом обаянии нельзя. Корней Чуковский вспоминал, как они с Пастернаком присутствовали на собрании, где выступал вождь народов. Эффект не от речи, нет, но от появления Сталина был колоссальным: “ОН стоял, немного утомленный, задумчивый и величавый… Я оглянулся: у всех были влюбленные, нежные, одухотворенные и смеющиеся лица. Видеть его — просто видеть — для всех нас было счастьем. К нему все время обращалась с какими-то разговорами Демченко. И мы все ревновали, завидовали, — счастливая! Каждый его жест воспринимался с благоговением. Никогда я даже не считал себя способным на такие чувства.… Пастернак шептал мне все время о нем восторженные слова.… Домой мы шли вместе с Пастернаком, и оба упивались нашей радостью” (Чуковский К.И. Из дневника // Знамя. 1992. № 11).

Но пока подавляющее большинство продолжает глядеть на историю сквозь черно-белые очки, и Виктор Суворов прекрасно этим пользуется. Он отлично понимает, что практически любое явление можно трактовать и как успех, и как провал, любого исторического деятеля можно превратить в “святого”, а можно сделать из него “исчадье ада”. Весь вопрос в том, какой образ будет наиболее востребован публикой, за что будут охотнее всего платить. Суворов всегда старался ориентироваться на рынок. Его первая книга — “Освободитель” — была рассчитана на западного читателя. В ней Советская армия была представлена как примитивная орда: офицеры — сплошь пьяницы, солдаты — стадо баранов. Все в полном соответствии с антирусскими мифами, разросшимися к тому же на благодатной почве “холодной войны”. Но славы советскому перебежчику “Освободитель” не принес. Тогда Виктор Суворов написал “Аквариум”, книгу о всемогущем ГРУ, о советских диверсантах-суперменах, о мощи Советской армии. “Аквариум” Суворова стал бестселлером. Позднее Виктора Суворова спрашивали: как же так, в “Освободителе” вы разоблачаете миф о могуществе советских вооруженных сил, а в “Аквариуме” этот миф восстанавливаете? Когда же вы писали правду? Виктор Суворов отвечал, что обе книги правдивые, друг друга они не исключают, а дополняют. Например, говорил он, о крокодиле можно сказать, что он медлителен, неуклюж, ленив. Правда это? Конечно, правда. Когда сытый крокодил отдыхает на берегу — он ленив и неповоротлив. Но можно сказать и по-другому: крокодил стремителен, коварен, силен, настойчив. Правда это? Опять-таки правда, на охоте крокодил становится ловким и сильным хищником. В этом-то и заключается метод Виктора Суворова. Сталина можно назвать великим полководцем и гениальным государственным деятелем, а можно — кровавым чудовищем, можно восторгаться военной мощью вермахта, а можно доказать, что Германия вообще не была готова к войне (см. “Самоубийство”). И то и другое, как мы убедились, правда. Сталин был кровавым чудовищем, но и великим государственным мужем. Вермахт был силен, но к войне с Советским Союзом подготовился недостаточно и т. д. То же самое и с Жуковым.

Жукова можно ругать за жестокость, за безжалостность, выделявшую его даже среди советских генералов, сентиментальностью не отличавшихся. Можно осуждать за то, что привез из Германии четыре тысячи метров дорогих тканей, сорок четыре гобелена, восемь аккордеонов, двадцать богато отделанных охотничьих ружей и много сундуков и ящиков всякого добра. Если верить отчету Абакумова о проведенном у Жукова обыске, дача маршала напоминала то ли музей, то ли антикварный магазин. Жукова есть за что осуждать, но не надо отнимать у него тех заслуг, что принадлежат ему бесспорно, не надо выставлять лучшего полководца Второй мировой идиотом. Сталин не стал бы держать идиота на столь высоких постах. Разве Сталин, не стеснявшийся вмешиваться в личную жизнь подданных (то бишь советских граждан), насаждавший подчеркнуто аскетичный образ жизни, не знал о жуковских замашках во время войны? Конечно, знал и, наверное, морщился, выслушивая доклады о недостойном поведении маршала. Однако в опалу Жуков попал только после войны, когда необходимость в нем отпала. Пока шла война, Сталин был готов мириться с чем угодно. Заведи Жуков гарем в тысячу наложниц, и то бы стерпел, наверное. Не свидетельствует ли эта терпимость о незаменимости героя Халхин-Гола и Сталинграда, спасителя Ленинграда и Москвы, освободителя Украины и покорителя Германии?

Впрочем, я пишу эти строки не для Виктора Суворова. Автор “Аквариума” все это и без того прекрасно знает. Более того, не исключаю, что вслед за антижуковской трилогией он выпустит трилогию, прославляющую Жукова. Почему бы и нет? Все тот же “принцип крокодила”, позволяющий даже не отказываться от своих слов. И пока читатель будет верить в существование “однозначных” героев, пока он будет делить исторических деятелей на тех, кто “за нас”, и тех, кто “против нас”, Виктор Суворов источник прибыли не потеряет. В этом — суть, и понять, наконец, всю пагубность такого мышления куда важнее, чем оспаривать те или иные антижуковские аргументы Суворова.

Кстати, чуть не забыл о самом главном — о названии его книги. Называется книжка, как мы знаем, “Беру свои слова обратно”. В аннотации сказано следующее: “Каждый человек допускает ошибки. Не избежал их и Виктор Суворов. Перед ним открывалось два пути: настойчиво доказывать свою правоту или признать ошибки. Он выбрал второй путь и оказался самым суровым и беспощадным критиком своих заблуждений”.

На самом деле Виктор Суворов от слов своих не отказывается, обратно их не берет, ошибки не признает и собственные заблуждения не критикует.

И заглавие книги, и аннотация никакого отношения к содержанию книги не имеют. Название “Беру свои слова обратно” выполняет одну функцию — пиаровскую. Авось захочет читатель узнать, что это за слова решил взять назад Виктор Суворов. Неужто от “Ледокола” отрекся?

Нет, не отрекся.

Впервые опубликовано в журнале «Континент»

Сталин — враг русского народа

Для современных русских националистов Сталин — великий правитель и даже святой. Преемник русских государей и едва ли не русский националист. На самом деле Сталин был верным большевиком-ленинцем, интернационалистом. Он посвятил жизнь делу мировой революции. Сталин был мудрее, хитрее и дальновиднее товарища Троцкого, а потому шёл к своей цели непрямыми путями.

Если же Сталин испытывал нежные чувства к одной нации, то уж никак не к русской.

Коба

«Русский националист» Джугашвили был грузином из области Шида-Картли. До конца жизни он говорил с грузинским акцентом.

Легенду об осетинском происхождении Сталина придумали его грузинские недоброжелатели, а распространил личный враг Сталина Троцкий.

Прадед Иосифа, Заза Джугашвили, участвовал в антирусском восстании.

В юности Иосиф прочёл приключенческий роман А. Казбеги «Отцеубийца», где один из героев, грузинский патриот Коба, борется против русских поработителей. Этот персонаж так впечатлил молодого Иосифа, что он взял себе псевдоним Коба.

Тогда же, в юности, Иосиф Джугашвили писал стихи о любви к своей родине:

Цвети, о Грузия моя!Пусть мир царит в родном краю!А вы учёбою, друзья,Прославьте Родину свою.

И много лет спустя Сталин тихо, без пафосных деклараций и велеречивых тостов превратит Грузию в заповедник благополучия, в райский уголок Советского Союза.