Тайна «Нереиды» - Марианна Алферова

— Жаль? — переспросил Элий и попытался ненатурально рассмеяться.

— Ну да. За девочкой охотится Бенит. Во всем Риме трудно отыскать второго такого подонка. Бедняжка… — Квинт вполне искренне вздохнул.

Бенит! Элий едва не задохнулся от ярости.

— Сегодня я обедаю на Палатине, — выдавил сквозь зубы. — Я поговорю с императором…

По Риму только-только начали ползти слухи о появлении антропоморфных гениев, а банкир Пизон уже понял, что над банковскими вкладами нависла страшная угроза. Тест на гениальность еще не обсуждали в курии, а он уже снял у всех своих вкладчиков отпечатки пальцев и велел каждому завести тайный код. Код этот сделался второй подписью. Все шифры счетов были изменены, дабы бывшие опекуны служащих не могли воспользоваться капиталами Пизона. Гении после разрыва со своими подопечными узнать их тайны уже не могли. Сам Пизон пользовался теперь вместо подписи замысловатым значком. Пусть в других банках время от времени исчезали неведомо куда огромные суммы, банк Пизона стоял неколебимо. Недаром Пизон сделался самым богатым человеком в Риме — он предчувствовал события, он предвидел последствия.

Он успевал повсюду — и в банке принять меры, и прибрать к рукам очередной завод в Ливии, и в политических интригах поучаствовать. Убили Александра Цезаря — Пизон тут как тут с самыми искренними соболезнованиями. И будто невзначай бросил: не все потеряно, Август, молодая жена может родить нового наследника… Император опомниться не успел, как Пизон уже подсунул ему Криспину. Да так ловко, что Руфин вообразил, будто сам выбрал эту телку. Шутник Лукиан вряд ли думал, что его термин продержится тысячу лет.

Гениев Пизон тоже решил приспособить — отобрал штук семь, положил им жалованье, дал секретаря и стенографистку. Бесплатные закуски носил мальчишка из соседней таверны. Поначалу все шло великолепно: идеи из гениев сыпались, как из рога изобилия. Они бросались мыслями, как мячами, секретарь тихо балдел, прислушиваясь, стенографистка перевирала, записывая… Потом… потом гении стали постепенно увядать. Новых идей в их словах встречалось все меньше и меньше, их разговоры превратились в пустой банальный треп. Напрасно Пизон ставил перед гениями задачи — они кивали в ответ, обещали исполнить, и тут же предавались мерзкому словоблудию, едва Пизон уходил. Через несколько дней двое из семи сбежали, один захворал, остальных Пизон выгнал сам, поняв, что толку от них больше не будет.

Все надежды Пизон теперь связывал с Криспиной.

Пизон подарил племяннице золотую диадему, украшенную изумрудами. Долго красавица примеряла ее перед аквилейским зеркалом, поворачиваясь и так, и этак. Пизон одобрительно улыбался. Многие считают, что Криспина глупа. Они не правы. Конечно, она неважно разбирается в философии и ничего не понимает в высшей математике, но она практична и в житейской ситуации все рассчитывает гениально.

— Пришел что-нибудь разнюхать, дядюшка? — спросила Криспина, не отрывая взгляда от зеркала.

— Ты счастлива, малышка?

— Я выхожу за императора, а он спрашивает — счастлива ли я! Ну ты и шутник, дядюшка.

— Руфин, скажем так, не молод, — осторожно заметил Пизон.

— Да он любого мальчишку обскачет в постели, — хихикнула Криспина. — Ты это хотел узнать, дядюшка? Это, да? Да не волнуйся, через девять месяцев я непременно рожу наследника. Мне кажется, я уже беременна. Кстати, хочешь какую-нибудь должность? Руфинчик такой милашка, он для меня что угодно сделает. Хочешь быть префектом Рима?

— Нет, нет, — наигранно запротестовал Пизон. — Сенат тут же устроит скандал. Что-нибудь поскромнее. К примеру — ты можешь открыть в моем банке благотворительный фонд. «Фонд поддержки детей-сирот, жертв Третьей Северной войны».

— Какие сироты, дядюшка! Война кончилась двадцать лет назад! Все сироты либо померли, либо давно выросли.

— Тем лучше для сирот. И для фонда.

— Неплохо придумано. А что ты хочешь еще?

— Хочу заняться каналом через перешеек в Новой Атлантиде. Хорошо бы финансирование шло через мой банк.

— Зачем тебе этот дурацкий канал? — удивилась Криспина.

— Большие деньги всегда зарывают в землю, — загадочно отвечал Пизон.

Глава 8

Игры Легации

«До сих пор не установлено, кто стоит за похищением Триона и бывших сотрудников его лаборатории».

«Взрыв нефтеналивного судна недалеко от Монако угрожает загрязнением всему Лазурному берегу».

«Пятнадцатилетняя девушка споткнулась и упала, врезавшись головой в витрину. Осколок стекла перерезал артерию. Девушка скончалась от потери крови. Количество подобных несчастных случаев с каждым днем возрастает». «Рим засыпает и просыпается под вопли голодных кошек. Пожертвования для животных принимаются в обществе охраны животных».

Сервилия просматривала меню обеда и отдавала распоряжения повару, когда запыхавшаяся служанка сообщила о приходе императора Руфина. Поначалу Сервилия не поверила. Неужели император явился, не предупредив заранее о визите?! Сервилия с утра пребывала в дурном расположении духа, и нежданный визит Августа не улучшил ее настроения. Приход Руфина не сулил ничего хорошего. Матрона поспешила в таблин. Руфин небрежно развалился на покрытом подлинной леопардовой шкурой ложе и листал последний сборник стихов Кумия. Император был в тоге триумфатора, затканной золотыми пальмовыми ветвями. И это тоже не понравилось Сервилии. А еще больше ей не понравилось, что императора сопровождал Элий. Цезарь тоже был в пурпуре. Элий держался не столь по-хозяйски, он даже не присел,

а стоял возле книжной полки, делая вид, что читает вытесненные золотом имена на кожаных переплетах кодексов. Когда Сервилия вошла, Элий поклонился, а император лишь вскинул руку, будто приветствовал не даму, а центуриона преторианцев. Происшедшие с Руфином перемены многих повергли в недоумение. Император выглядел помолодевшим и поглупевшим. И невыносимо самодовольным. Август видел и слышал лишь самого себя. Государственные дела его не интересовали. Даже сообщения о гениях не взволновали. Даже донесения из Персии не встревожили. Руфин вел себя как разбогатевший плебей. Одевался пестро и ярко, где надо и не надо появлялся в пурпуре и золоте, все пальцы его были унизаны перстнями, а глаза — подкрашены. Ходили слухи, что после убийства сына Руфин помешался — отсюда и его решение жениться, и самодовольство, и некая глуповатость в словах и поступках, и нелепые манеры. Сервилия находила эти слухи правдоподобными.

— Твой таблин — прекрасная картина, — император выставил руки, заключая пространство в прямоугольник из пальцев. Подсмотрел жест у какого-нибудь киношника. Голос Августа звучал фальшиво, как голос начинающего актера. Но в последнее время он со всеми говорил только так. — Коричневые и золотистые оттенки. Великолепно! У меня есть несколько картин северной школы, написанной в коричнево-золотистом колорите. Я заплатил за каждую полмиллиона.

— Твоя коллекция восхитительна, Руфин Август! — отвечала Сервилия, при этом краем глаза следя за Элием.

— Картины подлиннее жизни. Смотришь и радуешься, и не живешь. Нежизнь — вот радость. — Эти смутные фразы мало подходили к его самодовольному виду. — А мы к тебе по делу, — без всякого перехода сообщил Руфин. — Элий собрался жениться. Мой маленький сынок хочет жениться, — Руфин прищурил один глаз и хитро поглядел на Сервилию. — Жениться — это хорошо. Всем надо жениться. Ты еще не догадываешься, кто его избранница?

Сервилия Кар стиснула зубы, призывая гнев богов на голову хромого калеки.

— Нет, Руфин Август, я не знаю предпочтений Элия Цезаря после того, как Марция Пизон бросила его.

Элий, несмотря на все свое самообладание, изменился в лице. Сервилии показалось, что она почувствовала невыносимую боль Элия. И эта боль ее порадовала. Руфин же просто-напросто не заметил ядовитого, укола.

— Ну как же! — Август расхохотался. — Ведь он спас твою дочку от смерти! Любой бы на его вместе влюбился в эту юную взбалмошную особу.

— Да, я помню, чем обязана гладиатору Юнию Веру и Элию Цезарю.

Она намеренно поставила на первое место гладиатора, а Цезаря лишь на второе, желая унизить Элия. Но цели своей не достигла.

— Юний Вер сделал гораздо больше для спасения Летиции, нежели я, — отвечал Цезарь без тени обиды.

— Я заплатила Юнию Веру миллион. За такие деньги можно сделать очень много.

— А сколько ты заплатила Элию? — ухмыльнулся Руфин. — Ничего? О, конечно, мой сынок Элий бескорыстен. Но он влюблен. В твою дочь. И я, его приемный отец, не могу спокойно смотреть, как он сгорает от любви. — Руфину доставляло радость разглагольствовать об этой вымышленной страсти. — И я прошу твою дочь Летицию Кар стать женой моего дорогого сыночка.