Категории
Самые читаемые
onlinekniga.com » Поэзия, Драматургия » Поэзия » Нерв - Владимир Высоцкий

Нерв - Владимир Высоцкий

Читать онлайн Нерв - Владимир Высоцкий

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 25 ... 27
Перейти на страницу:

МОЙ ГАМЛЕТ

«Водой наполненные горсти…»[49]

Водой наполненные горстиКо рту спешили поднести.Впрок пили воду черногорцыИ жили впрок — до тридцати.

А умирать почетно былоОт пуль и матовых клинковИ уносить с собой в могилуДвух-трех врагов, двух трех врагов.

Пока курок в ружье не стерся,Стреляли с седел и с колен.И в плен не брали черногорца —Он просто не сдавался в плен.

А им прожить хотелось до ста,До жизни жадным, — век с лихвой,В краю, где гор и неба вдосталь.И моря — тоже — с головой.

Шесть сотен тысяч равных порцийВоды живой в одной горсти…Но проживали черногорцыСвой долгий век до тридцати.

И жены их водой помянут,И спрячут их детей в горахДо той поры, пока не станутДержать оружие в руках.

Беззвучно надевали траур,И заливали очаги,И молча лили слезы в травы,Чтоб не услышали враги.

Чернели женщины от горя,Как плодородные поля.За ними вслед чернели горы,Себя огнем испепеля.

То было истинное мщенье.Бессмысленно себя не жгут!Людей и гор самосожженьеКак несогласие и бунт.

И пять веков как божьей кары,Как мести сына за отцаПылали горные пожарыИ черногорские сердца.

Цари менялись, царедворцы,Но смерть в бою всегда в чести…Не уважали черногорцыПроживших больше тридцати.

Мне одного рожденья мало,Расти бы мне из двух корней…Жаль, Черногория не сталаВторою родиной моей.

Мой Гамлет

Я только малость объясню в стихе,На все я не имею полномочий…Я был зачат, как нужно, во грехе,В поту и в нервах первой брачной ночи.

Да, знал я, отрываясь от земли:Чем выше мы, тем жестче и суровей;Я шел спокойно прямо в королиИ вел себя наследным принцем крови.

Я знал — все будет так, как я хочу.Я не бывал внакладе и в уроне.Мои друзья по школе и мечуСлужили мне, как их отцы — короне.

Не думал я над тем, что говорю,И с легкостью слова бросал на ветер.Мне верили и так, как главарю,Все высокопоставленные дети.

Пугались нас ночные сторожа,Как оспою, болело время нами.Я спал на кожах, мясо ел с ножаИ злую лошадь мучал стременами.

Я знал, мне будет сказано: «Царуй!»Клеймо на лбу мне рок с рожденья выжег.И я пьянел среди чеканных сбруй,Был терпелив к насилью слов и книжек.

Я улыбаться мог одним лишь ртом,А тайный взгляд, когда он зол и горек,Умел скрывать, воспитанный шутом.Шут мертв теперь… «Аминь! Бедняга Йорик!»

Но отказался я от дележаНаград, добычи, славы, привилегий:Вдруг стало жаль мне мертвого пажа…Я объезжал зеленые побеги.

Я позабыл охотничий азарт,Возненавидел и борзых, и гончих.Я от подранка гнал коня назадИ плетью бил загонщиков и ловчих.

Я видел: наши игры с каждым днемВсе больше походили на бесчинства.В проточных водах по ночам, тайкомЯ отмывался от дневного свинства.

Я прозревал, глупея с каждым днем,И — прозевал домашние интриги.Не нравился мне век, и люди в немНе нравились. И я зарылся в книги.

Мой мозг, до знаний жадный как паук,Все постигал: недвижность и движенье,Но толку нет от мыслей и наук,Когда повсюду им опроверженье.

С друзьями детства перетерлась нить.Нить Ариадны оказалась смехом.Я бился над словами — «быть — не быть»,Как над неразрешимою дилеммой.

Но вечно, вечно плещет море бед.В него мы стрелы мечем — в сито просо,Отсеивая призрачный ответОт вычурного этого вопроса.

Зов предков слыша сквозь затихший гул,Пошел на зов, — сомненья крались с тылу,Груз тяжких дум наверх меня тянул,А крылья плоти вниз влекли, в могилу.

В непрочный сплав меня спаяли дни,Едва застыв, он начал расползаться.Я пролил кровь, как все. И, как они,Я не сумел от мести отказаться.

А мой подъем пред смертью — есть провал.Офелия! Я тленья не приемлю.Но я себя убийством уравнялС тем, с кем я лег в одну и ту же землю.

Я Гамлет, я насилье презирал.Я наплевал на датскую корону.Но в их глазах — за трон я глотку рвалИ убивал соперника по трону.

Но гениальный всплеск похож на бред.В рожденье смерть проглядывает косо.А мы все ставим каверзный ответИ не находим нужного вопроса.

«Кто-то высмотрел плод…»[50]

Кто-то высмотрел плод, что наспел, наспел.Потрусили за ствол — он упал, упал.Вот вам песня о том, кто не спел, не спелИ что голос имел — не узнал, не узнал.Может, быть с судьбой нелады, неладыИ со случаем плохи дела, дела,А тугая струна на лады, на ладыС незаметным изъяном легла.

Он начал робко с ноты «до»,Но не допел ее, не до…Не дозвучал его аккордИ никого не вдохновил.Собака лаяла, а котМышей ловил.

Смешно, не правда ли, смешно?..А он шутил — не дошутил,Не дораспробовал вино,И даже не допригубил.

Он пока лишь затеивал спор, спорНеуверенно и не спеша, не спеша.Словно капельки пота из пор, из пор,Из-под кожи сочилась душа, душа.Только начал дуэль на ковре, на ковре,Еле-еле, едва приступил.Лишь чуть-чуть осмотрелся в игре,И судья еще счет не открыл.

Он знать хотел все от и до,Но не добрался он, не до…Ни до догадки, ни до дна,Не докопался до глубинИ ту, которая одна,Не долюбил, не долюбил.

Смешно, не правда ли, смешно?А он спешил — не доспешил.Осталось недорешеноВсе то, что он не дорешил.

Ни единою буквой не лгу, не лгу.Он был чистого слога слуга, слуга,Он писал ей стихи на снегу, на снегу…К сожалению, тают снега.Но тогда еще был снегопад, снегопадИ свобода писать на снегу,И большие снежинки, и град, и градОн губами хватал на бегу.

Но к ней в серебряном ландоОн не добрался и не до…Не добежал бегун — беглец,Не долетел, не доскакал.

А звездный знак его — ТелецХолодный Млечный путь лакал.

Смешно, не правда ли, смешно,Когда секунд недостает,Недостающее звено,И недолет, и недолет.Смешно, не правда ли?Ну вот,И вам смешно, и даже мне…Конь на скаку и птица влетПо чьей вине, по чьей вине, по чьей вине?..

Маски

Смеюсь навзрыд, как у кривых зеркал,Меня, должно быть, ловко разыграли:Крючки носов и до ушей оскалКак на венецианском карнавале.

Что делать мне? Бежать, да поскорей?А может, вместе с ними веселиться?Надеюсь я — под маскою зверейУ многих человеческие лица.

Все в масках, париках — все, как один.Кто сказочен, а кто — литературен.Сосед мой справа — грустный Арлекин,Другой — палач, а каждый третий — дурень.

Я в хоровод вступаю хохоча,Но все-таки мне неспокойно с ними,А вдруг кому-то маска палачаПонравится, и он ее не снимет?

Вдруг Арлекин навеки загрустит,Любуясь сам своим лицом печальным?Что, если дурень свой дурацкий видТак и забудет на лице нормальном?

Вокруг меня смыкается кольцо,Меня хватают, вовлекают в пляску.Так-так, мое обычное лицоВсе остальные приняли за маску.

Петарды, конфетти! Но все не так…И маски на меня глядят с укором.Они кричат, что я опять не в такт,Что наступаю на ноги партнерам.

Смеются злые маски надо мной,Веселые — те начинают злиться,За маской пряча, словно за стеной,Свои людские подлинные лица.

За музами гоняюсь по пятам,Но ни одну не попрошу открыться:Что, если маски сброшены, а тамВсе те же полумаски-полулица?

Я в тайну масок все-таки проник.Уверен я, что мой анализ точен:И маска равнодушья у иныхЗащита от плевков и от пощечин.

Как доброго лица не прозевать,Как честных угадать наверняка мне?Они решили маски надевать,Чтоб не разбить свое лицо о камни.

Баллада о борьбе[51]

Средь оплывших свечей и вечерних молитв,Средь военных трофеев и мирных костровЖили книжные дети, не знавшие битв,Изнывая от мелких своих катастроф.

Детям вечно досаденИх возраст и быт.И дрались мы до ссадин,До смертных обид.Но одежды латалиНам матери в срок,Мы же книги глотали,Пьянея от строк.

Липли волосы нам на вспотевшие лбы,И сосало под ложечкой странно от фраз,И кружил наши головы запах борьбы,Со страниц пожелтевших стекая на нас.

И пытались постичьМы, не знавшие войн,За воинственный кличПринимавшие вой,Тайну слова «приказ»,Назначенье границ,Смысл атаки и лязгБоевых колесниц.

А в кипящих котлах прежних войн и смутСтолько пищи для маленьких наших мозгов.Мы на роли предателей, трусов, иудВ детских играх своих назначали врагов.

И злодея слезамНе давали остыть,И прекраснейших дамОбещали любить,И, друзей успокоивИ ближних любя,Мы на роли героевВводили себя.

Только в грезы нельзя насовсем убежать,Краткий миг у забав, столько воли вокруг.Попытайся у мертвых ладони разжатьИ оружье принять из натруженных рук.

Испытай, завладевЕще теплым мечомИ доспехи надев,Что почем, что почем?!Разберись, кто ты — трусИль избранник судьбы,И попробуй на вкусНастоящей борьбы.

У когда упадет, весь израненный, друг,И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,И когда ты без кожи останешься вдругОттого, что убили его — не тебя,

Ты поймешь, что узнал,Отличил, отыскалПо оскалу забралЭто смерти оскал.Ложь и зло — погляди,Как их лица грубы,И всегда позадиВоронье и гробы.

Если путь прорубая отцовским мечом,Ты соленые слезы на ус намотал,Если в жарком бою испытал, что почем,Значит, нужные книги ты в детстве читал.

Если мяса с ножаТы не ел ни куска,Если руки сложаНаблюдал свысокаИ в борьбу не вступилС подлецом, палачом,Значит, в жизни ты былНи при чем, ни при чем!

Баллада о вольных стрелках[52]

Если рыщут за твоейНепокорной головой,Чтоб петлей худую шеюСделать более худой,Нет надежнее приюта,Скройся в лес, не пропадешь,Если продан ты кому-тоС потрохами не за грош.

Бедняки и бедолаги,Презирая жизнь слуги,И бездомные бродяги,У кого одни долги,Все, кто загнан, неприкаян,В этот вольный лес бегут,Потому что здесь хозяинСлавный парень, Робин Гуд.

Здесь с полслова понимают,Не боятся острых слов,Здесь с почетом принимаютОторви-сорви-голов.И скрываются до срокаДаже рыцари в лесах.Кто без страха и упрека,Тот всегда не при деньгах.

Знают все оленьи тропы,Словно линии руки,В прошлом слуги и холопы,Ныне — вольные стрелки.Здесь того, кто все теряет,Защитят и сберегут.По лесной стране гуляетСлавный парень, Робин Гуд.

И живут и поживаютВсем запретам вопрекиИ ничуть не унываютЭти вольные стрелки.Спят, укрывшись звездным небом,Мох под ребра положив.Им, какой бы холод ни был,Жив, и славно, если жив.

Но вздыхают от разлуки:Где-то дом и клок земли,Да поглаживают луки,Чтоб в бою не подвели.И стрелков не сыщешь лучших.Что же завтра, где их ждут?Скажет лучший в мире лучник,Славный парень, Робин Гуд.

Баллада о времени[53]

Замок временем скрыт и укутан, укрытВ нежный плед из зеленых побегов,Но развяжет язык молчаливый гранит,И холодное прошлое заговоритО походах, боях и победах.

Время подвиги эти не стерло.Оторвать от него верхний пластИли взять его крепче за горло,И оно свои тайны отдаст.

Упадут сто замков, и спадут сто оков,И сойдут сто потов с целой груды веков,И польются легенды из сотен стиховПро турниры, осады, про вольных стрелков.

Ты к знакомым мелодиям ухо готовьИ гляди понимающим оком.Потому что любовь — это вечно любовь,Даже в будущем нашем далеком.

Звонко лопалась сталь под напором меча,Тетива от натуги дымилась,Смерть на копьях сидела, утробно урча,В грязь валились враги, о пощаде крича,Победившим сдаваясь на милость.

Но не все, оставаясь живыми,В доброте сохранили сердца,Защитив свое доброе имяОт заведомой лжи подлеца.

Хорошо, если конь закусил удилаИ рука на копье поудобней легла,Хорошо, если знаешь, откуда стрела,Хуже, если по-подлому, из-за угла.

Как у вас там с мерзавцами? Бьют?Поделом. Ведьмы вас не пугают шабашем?Но не правда ли, зло называется зломДаже там, в светлом будущем нашем.

И во веки веков, и во все временаТрус-предатель всегда презираем.Враг есть враг, и война все равно есть война,И темница тесна, и свобода одна,И всегда на нее уповаем.

Время эти понятья не стерло.Нужно только поднять верхний пластИ дымящейся кровью из горлаЧувства вечные хлынут из нас.

Нынче присно, во веки веков, старина,И цена есть цена, и вина есть вина,И всегда хорошо, если честь спасена,Если духом надежно прикрыта спина.

Чистоту, простоту мы у древних берем,Сами сказки из прошлого тащимПотому, что добро остается добромВ прошлом, будущем и настоящем.

«Проделав брешь в затишье…»

Проделав брешь в затишье,Весна идет в штыки,И высунули крышиИз снега языки.Голодная до драки,Оскалилась весна.Как с языка собаки,Стекает с крыш слюна.

Весенние армии жаждут успеха,Все ясно, и стрелы на карте прямы,И войны в легких небесных доспехахВрубаются в белые рати зимы.

Но рано веселиться!Сам зимний генералНикак своих позицийБез боя не сдавал.Тайком под белым флагомОн собирал войскаИ вдруг ударил с флангаМороз исподтишка.

И битва идет с переменным успехом:Где свет и ручьи — где поземка и мгла,И воины в легких небесных доспехахС потерями вышли назад из котла.

Морозу удирать бы,А он впадает в жар:Играет с вьюгой свадьбу —Не свадьбу, а шабаш.Окно скрипит фрамугой —То ветер перебрал.Но он напрасно с вьюгойПобеду пировал.

Пусть в зимнем тылу говорят об успехахИ наглые сводки приходят из мглы,Но воины в легких небесных доспехахВрубаются клиньями в царство зимы.

Откуда что берется!Сжимается без словРука тепла и солнцаНа горле холодов.Не совершиться чуду —Снег виден лишь в тылах,Войска зимы повсюдуБросают белый флаг.

И дальше на север идет наступленье,Запела вода, пробуждаясь от сна.Весна неизбежна, ну, как обновленье,И необходима, как просто весна.

Кто сладко жил в морозы,Тот ждет и точит зубИ проливает слезыИз водосточных труб.Но только грош им, нищим,В базарный день цена.На эту землю свышеНиспослана весна.

Два слова войскам: — несмотря на успехи,Не прячьте в чулан или старый комодНебесные легкие ваши доспехи.Они пригодятся еще через год.

Я не успел

Свет новый не единожды открыт,А старый — весь разбили на квадраты.К ногам упали тайны пирамид,К чертям пошли гусары и пираты.

Пришла пора всезнающих невежд,Все выстроено в стройные шеренги.За новые идеи платят деньги,И больше нет на «эврику» надежд.

Все мои скалы ветры гладко выбрили,Я опоздал ломать себя на них.Все золото мое в Клондайке выбрали,Мой черный флаг в безветрии поник.

Под илом сгнили сказочные струги,И Могикан последних замели.Мои контрабандистские фелюгиСухие ребра сушат на мели.

Висят кинжалы добрые в углуТак плотно в ножнах, что не втиснусь между,Мой плот папирусный — последнюю надежду —Волна в щепы разбила о скалу.

Вон из рядов мои партнеры выбыли.У них сбылись гаданья и мечты.Все крупные очки они повыбилиИ за собою подожгли мосты.

Азартных игр теперь наперечет.Авантюристы всех мастей и ранговПо прериям пасут домашний скот,Там кони пародируют мустангов.

И состоялись все мои дуэли,Где б я почел участие за честь.И выстрелы, и эхо — отгремели…Их было много — всех не перечесть.

Спокойно обошлись без нашей помощиВсе те, кто дело сделали мое.И по щекам отхлестанные сволочиФалангами ушли в небытие.

Я не успел произнести: «К барьеру!»А я за залп в Дантеса все отдам.Что мне осталось? Разве красть химеруС туманного собора Норт-Дам?!

В других веках, годах и месяцахВсе женщины мои отжить успели,Позанимали все мои постели,Где б я хотел любить — и так, и в снах.

Захвачены все мои одры смертные,Будь это снег, трава иль простыня.Заплаканные сестры милосердияВ госпиталях обмыли не меня.

Ушли друзья сквозь вечность-решето.Им всем досталась лета или прана.Естественною смертию — никто:Все противоестественно и рано.

Иные жизнь закончили свою,Не осознав вины, не скинув платья.И, выкрикнув хвалу, а не проклятье,Спокойно чашу выпили свою.

Другие знали, ведали и прочее,Но все они на взлете, в нужный годОтправили, отпели, отпророчили…Я не успел. Я прозевал свой взлет.

Сон

Сон мне: желтые огни, и хриплю во сне я;Повремени, повремени, утро — мудренее.Но и утром все не так, нет того веселья,Или куришь натощак, или пьешь с похмелья.

В кабаках зеленый штоф, белые салфетки.Рай для нищих и шутов, мне ж — как птице в клетке.В церкви смрад и полумрак, дьяки курят ладан.Нет, и в церкви все не так, все не так, как надо.

Я на гору впопыхах, чтоб чего не вышло.На горе стоит ольха, под горою вишня.Был бы склон увит плющом — мне б и то отрада,Хоть бы что-нибудь еще — все не так, как надо.

Я по полю вдоль реки. Свет и тьма. Нет бога.В чистом поле васильки, дальняя дорога.Вдоль дороги лес густой с бабами-ягами,А в конце дороги той плаха с топорами.

Где-то кони пляшут в такт, нехотя и плавно.Вдоль дороги все не так, а в конце подавно.И ни церковь, ни кабак — ничего не свято…Нет, ребята, все не так, все не так, ребята!

«Дурацкий сон как кистенем…»

Дурацкий сон как кистенемИзбил нещадно.Невнятно выглядел я в немИ неприглядноВо сне я лгал и предавалИ льстил легко я…А я и не подозревалВ себе такое.

Еще сжимал я кулакиИ бил с натугой.Но мягкой кистию руки,А не упругой.Тускнело сновиденье, ноОпять являлось.Смыкались веки, и оноВозобновлялось.

Я не шагал, а семенилНа ровном брусе,Ни разу ногу не сменил,Трусил и трусил.Я перед сильным лебезил,Пред злобным гнулся.И сам себе я мерзок был,Но не проснулся.

Да это бред! Я свой же стонСлыхал сквозь дрему,Но это мне приснился он,А не другому.Очнулся я и разобралОбрывок стона.И с болью веки разодрал,Но облегченно.

И сон повис на потолкеИ распластался.Сон в руку ли? И вот в рукеВопрос остался.Я вымыл руки — он в спинеХолодной дрожью.Что было правдою во сне,Что было ложью?

Коль это сновиденье — мнеЕще везенье.Но если было мне во снеЯсновиденье?Сон — отраженье мыслей дня?Нет, быть не может!Но вспомню — и всего меняПерекорежит.

А вдруг — в костер?! И нет во мнеШагнуть к костру сил.Мне будет стыдно, как во сне,В котором струсил.Иль скажут мне: — пой в унисон,Жми что есть духу!..И я пойму: вот это сон,Который в руку.

Две судьбы

Жил я славно в первой третиДвадцать лет на белом свете по влечению.Жил безбедно и при деле,Плыл — куда глаза глядели по течению.

Думал: вот она, награда,Ведь ни веслами не надо, ни ладонями.Комары, слепни да осыДонимали, кровососы, да не доняли.

Слышал, с берега вначалеМне о помощи кричали, о спасении…Не дождались, бедолаги,Я лежал чумной от браги, в расслаблении.

Заскрипит ли в повороте,Крутанет в водовороте — все исправится.То разуюсь, то обуюсь,На себя в воде любуюсь — очень нравится!

Берега текут за лодку,Ну а я ласкаю глотку медовухою.После лишнего глоточку,Глядь, плыву не в одиночку — со старухою.

И пока я удивлялся,Пал туман, и оказался в гиблом месте я.И огромная старухаХохотнула прямо в ухо, злая бестия.

Я кричу — не слышу крика,Не вяжу от страха лыка, вижу плохо я.На ветру меня качает. — Кто здесь?— Слышу, отвечает: — Я, нелегкая!

Брось креститься, причитая,Не спасет тебя святая богородица!Тех, кто руль и весла бросит,Враз нелегкая заносит — так уж водится.

Я впотьмах ищу дорогу,Медовуху — понемногу, только по сто пью.А она не засыпает,Впереди меня ступает тяжкой поступью.

Вот споткнулась о коренья,От большого ожиренья гнусно охая,У нее одышка даже,А заносит ведь туда же, тварь нелегкая.

Вдруг навстречу нам живаяКолченогая кривая морда хитрая.— Ты, — кричит, — стоишь над бездной,Я спасу тебя, болезный, слезы вытру я.

Я спросил: — Ты кто такая?А она мне: — Я, кривая. Воз молвы везу.И хоть я кривобока,Криворука, кривоока, я, мол, вывезу.

Я воскликнул, наливая:— Вывози меня, кривая, я на привязи.Я тебе и жбан поставлю,Кривизну твою исправлю — только вывези.

И ты, нелегкая, маманя,На-ка истину в стакане, больно нервная!Ты забудь себя на время,Ты же, толстая, в гареме будешь первая!

И упали две старухиУ бутыли медовухи в пьянь-истерику.Ну а я за кочки прячусь,Озираюсь, задом пячусь

Лихо выгреб на стремнинуВ два гребка на середину.Ох, пройдоха я!Чтоб вы сдохли, выпивая,Две судьбы мои — кривая да нелегкая!

«Беда!..»

Беда!Теперь мне кажется, что мне не успеть за собой.ВсегдаКак будто в очередь встаю за судьбой.Дела!Меня замучили дела — каждый миг, каждый час, каждый день.ДотлаСгорело время, да и я — нет меня, только тень.Ты ждешь. А может, ждать уже устал и ушел или спишь…Ну что ж,Быть может, мысленно со мной говоришь.ТеперьТы должен вечер мне один подарить, подарить.Поверь, Мы будем много говорить.ОпятьВсе время новые дела у меня, все дела.Догнать,Или успеть, или найти — нет, опять не нашла.Беда!Теперь мне кажется, что мне не успеть за собой.ВсегдаКак будто в очередь встаю за тобой…ТеперьТы должен вечер мне один подарить, подарить.Поверь,Мы будем много говорить.ПодругДавно не вижу, все дела у меня, все дела…И вдругСгорели пламенем дотла — не дела, а зола.Весь годОн ждал, но больше ждать ни дня не хотел,И вотНе стало вовсе у меня добрых дел.ТеперьТы должен вечер мне один подарить, подаритьПоверь,Что мы не будем говорить.

Случай

Мне в ресторане вечером вчераСказала с юморком и с этикетом,Что киснет водка, выдохлась икраИ что у них ученый по ракетам.

И, многих помня с водкой пополам,Не разобрав, что плещется в бокале,Я, улыбаясь, подходил к столамИ отзывался, если окликали.

Вот он, надменный, словно Решелье,Почтенный, словно папа в старом скетче.Но это был директор ательеИ не был засекреченный ракетчик.

Со мной гитара, струны к ней в запас,И я гордился тем, что тоже в моде.К науке тяга сильная сейчас,Но и к гитаре тяга есть в народе.

Я выпил залпом и разбил бокал.Мгновенно мне гитару дали в руки.Я три своих аккорда перебрал,Запел и запил от любви к науке.

И, обнимая женщину в кольеИ сделав вид, что хочет в песню вжиться,Задумался директор ательеО том, что завтра скажет сослуживцам.

Я пел и думал: вот икра стоит,А говорят, кеты не стало в реках…А мой ученый где-нибудь сидитИ мыслит в миллионах и в парсеках…

Он предложил мне позже на дому,Успев включить магнитофон в портфеле:«Давай дружить домами». Я емуСказал: «Давай, мой дом — твой дом моделей».

И я нарочно разорвал струну,И, утаив, что есть запас в кармане,Сказал: «Привет, зайти не премину,Но только если будет марсианин…»

Я шел домой под утро, как старик.Мне под ноги катились дети с горки,И аккуратный первый ученикШел в школу получать свои пятерки.

Ну что ж, мне поделом и по делам,Лишь первые пятерки получают…Не надо подходить к чужим столамИ отзываться, если окликают.

«Мне судьба — до последней черты, до креста»

Мне судьба — до последней черты, до крестаСпорить до хрипоты, а за ней — немота,Убеждать и доказывать с пеной у рта,Что не то это вовсе, не тот и не та…

Что лабазники врут про ошибки Христа,Что пока еще в грунт не влежалась плита,Что под властью татар жил Иван КалитаИ что был не один против ста.

Триста лет под татарами — жизнь еще та,Маета трехсотлетняя и нищета.И намерений добрых, и бунтов тщета.Пугачевщина, кровь и опять — нищета.

Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта,Повторю, даже в образе злого шута…Но не стоит предмет, да и тьма не та:«Суета всех сует — все равно суета».

Только чашу испить — не успеть на бегу,Даже если разлить — все равно не смогу.Или выплеснуть в наглую рожу врагу?Не ломаюсь, не лгу — не могу. Не могу!

На вертящемся гладком и скользком кругуРавновесье держу, изгибаюсь в дугу!Что же с ношею делать — разбить? Не могу!Потреплю и достойного подстерегу.

Передам, и не надо держаться в кругу,И в кромешную тьму, и в неясную згу,Другу передоверивши чашу, сбегу…Смог ли он ее выпить — узнать не смогу.

Я с сошедшими с круга пасусь на лугу,Я о чаше невыпитой здесь ни гугу,Никому не скажу, при себе сберегу.А сказать — и затопчут меня на лугу.

Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу.Может, кто-то когда-то поставит свечуМне за голый мой нерв, на котором кричу,За веселый манер, на котором шучу.

Даже если сулят золотую парчуИли порчу грозят напустить — не хочу!На ослабленном нерве я не зазвучу,Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу!

Лучше я загуляю, запью, заторчу!Все, что за ночь копаю, — в саду растопчу!Лучше голову песне своей откручу,Чем скользить и вихлять, словно пыль по лучу.

Если все-таки чашу испить мне судьба,Если музыка с песней не слишком груба,Если вдруг докажу, даже с пеной у рта,Я уйду и скажу, что не все суета!

Я не люблю[54]

Я не люблю фатального исхода,От жизни никогда не устаю.Я не люблю любое время года,Когда веселых песен не пою.

Я не люблю холодного цинизма,В восторженность не верю, и еще:Когда чужой мои читает письма,Заглядывая мне через плечо.

Я не люблю, когда наполовинуИли когда прервали разговор.Я не люблю, когда стреляют в спину,Но, если надо, выстрелю в упор.

Я ненавижу сплетни в виде версий,Червей сомненья, почестий иглу,Или когда все время против шерсти,Или когда железом по стеклу.

Я не люблю уверенности сытой,Уж лучше пусть откажут тормоза.Досадно мне, коль слово «честь» забытоИ коль в чести наветы за глаза.

Когда я вижу сломанные крылья,Нет жалости во мне, и неспроста:Я не люблю насилья и бессилья,Вот только жаль распятого Христа.

Я не люблю себя, когда я трушу,И не терплю, когда невинных бьют,Я не люблю, когда мне лезут в душу,Тем более, когда в нее плюют.

Я не люблю манежи и арены,На них мильон меняют по рублю,Пусть впереди большие перемены —Я это никогда не полюблю.

«Если где-то в чужой незнакомой ночи…»

Если где-то в чужой незнакомой ночиТы споткнулся и ходишь по краю,Не таись, не молчи, до меня докричи —Я твой голос услышу, узнаю.

Может, с пулей в груди ты лежишь в спелой ржи?Потерпи — я спешу, и усталости ноги не чуют.Мы вернемся туда, где и воздух и травы врачуют,Только ты не умри, только кровь удержи.

Если ж конь под тобою, ты домой, доскачи.Конь дорогу отыщет буланыйВ те края, где всегда бьют живые ключи,И они исцелят твои раны.

Где ты, друг, — взаперти или в долгом пути,На развилках каких, перепутьях и перекрестках?!Может быть, ты устал, приуныл,Заблудился в трех соснахИ не можешь обратно дорогу найти?..

Здесь такой чистоты из-под снега ручьи,Не найдешь — не придумаешь краше.Здесь цветы, и кусты, и деревья — ничьи,Стоит нам захотеть — будут наши.

Если трудно идешь, по колено в грязи,Да по острым камням, босиком по воде по студеной,Пропыленный, обветренный, дымный, огнем опаленный,Хоть какой доберись, добреди, доползи.

Кони привередливые

Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краюЯ коней своих нагайкою стегаю — погоняю.Что-то воздуха мне мало, ветер пью, туман глотаю,Чую с гибельным восторгом: «Пропадаю, пропадаю!»

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!Вы тугую не слушайте плеть.Что-то кони мне попались привередливые…Я дожить не смогу, мне допеть не успеть.

Я коней напою, я куплет допою,Хоть мгновенье еще постою на краю.

Сгину я: меня пушинкой ураган сметет с ладони,И в санях меня галопом повлекут по снегу утром.Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони,Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту!

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!Умоляю вас вскачь не лететь.Что за кони мне попались привередливые!И дожить я не смог, и допеть — не успеть.

Я коней напою, я куплет допою,Хоть мгновенье еще постою на краю!..

Мы успели. В гости к богу не бывает опозданий.Что ж там ангелы поют такими злыми голосами?!Или это колокольчик весь зашелся от рыданий,Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани.

Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!Не указчики вам кнут и плеть.Что-то кони мне попались привередливые?!Коль дожить не успел, так хотя бы допеть!

Я коней напою, я куплет допою,Хоть мгновенье еще постою на краю!

«Чту Фауста ли, Дориана Грея ли…»

Чту Фауста ли, Дориана Грея ли,Но чтобы душу дьяволу — ни-ни!Зачем цыганки мне гадать затеяли?День смерти называли мне они.Ты эту дату, боже сохрани,Не отмечай в своем календаре — илиВ последний час возьми и измени,Чтоб я не ждал, чтоб вороны не реялиИ ангелы чтоб жалобно не бреяли,Чтоб люди не хихикали в тени,Скорее защити и охрани!Скорее, ибо душу мне ониСомнениями и страхами засеяли.

Корабли

Корабли постоятИ ложатся на курс,Но они возвращаютсяСквозь непогоду…Не пройдет и полгодаИ я появлюсь,Чтобы снова уйти на полгода.

Возвращаются все,Кроме лучших друзей,Кроме самых любимыхИ преданных женщин.Возвращаются все,Кроме тех, кто нужней.Я не верю судьбе, а себе еще меньше.

Но как хочется думать,Что это не так,Что сжигать кораблиСкоро выйдет из моды.Я, конечно, вернусьИ в друзьях, и в мечтах…Я, конечно, спою — не пройдет и полгода.

КОРОТКО ОБ АВТОРЕ

1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 25 ... 27
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Нерв - Владимир Высоцкий.
Комментарии