Убить ее! - Эльчин Гасанов

- Прости. Мне очень жаль, что тебе все это пришлось выслушать.

- Мне было стыдно.

- Но она просто ошиблась! Я не делала этого. Поверь! Но Альберт все еще колебался:

- Так ты и раньше мне говорила. Но если ты не виновна, почему тебя не выпустили?

- Потому что меня еще будут судить.

- За что?! За убийство старика? Или за то, что ты якобы сделала с этой бедняжкой?

- За все вместе. Ничего не поделаешь - таков закон.

- Но почему Семен Рохман не убедил их, что ты тут ни при чем? Нонна попыталась объяснить:

- Адвокат сделал, что мог. Заявил о том, что я не виновна. Альберт упрямо покачал головой:

- Не понимаю. Семен - он ведь твой защитник, так? И имеет право обращаться к судье, верно?

- Да.

- Тогда почему он утром не заявил, что ты не могла сделать ничего подобного?!

- Он прямо так и сказал;

- Вовсе нет. Все, что он сделал, - это сказал речь, после которой люди возненавидели тебя еще больше. Я сидел в зале. Я чувствовал, как эта ненависть обжигает меня! Почему он не мог сказать им всем, что эта девчонка тебе вовсе не нужна, потому что ты женщина, у тебя есть муж!

- Во-первых, потому, что я ему этого не сказала.

- Тебе было стыдно признаться, что ты занималась любовью с собственным мужем?!

Брови Нонны поползли вверх.

- Конечно же нет! Но если ты сам этого хочешь, я могу попросить его вызвать тебя как свидетеля. И ты сам расскажешь суду о том, что случилось перед тем, как я ушла.

- Зачем тебе вообще понадобилось туда идти?

- Хотел убедиться, что с девушкой все в порядке.

- Ты Семену об этом говорила?

- Говорила.

- Тогда почему он не сказал об этом судье?

- Потому что это всего-навсего предварительное слушание. Семен решил, что будет лучше пока поберечь силы.

- Силы?!

- Ну, я имею в виду мою версию того, что случилось.

- То есть пусть пока думают что хотят? То же самое, что и все в городке?

- И что же думают в городке?

- Что ты и есть тот человек, который надругался над тремя девушками и которого так и не нашли после совершения преступления.

У Нонны разом пропал аппетит.

- Где ты это услышал, Альберт?

- Тарик сказал, а он сам узнал, когда был в баре.

- С него станется!

- Но ведь это не правда?

- Конечно нет.

- То есть тебе не за что краснеть? - продолжал допытываться Альберт.

- Нет.

- Тогда почему сама не скажешь им в лицо? Почему не кричишь об этом всем и каждому? Почему позволяешь всем продолжать думать то, что им вбивают в голову?

- Я так и сделала, заявила, что не виновна. Альберт мотнул головой:

- Это не одно и то же! Тот, кому нечего стыдиться, на весь мир кричит о том, что не виновен!

В том, что он говорил, была своя логика. И Нонна готова была с этим согласиться.

- Может, я была не права. Может, было бы лучше сразу объяснить, как все было на самом деле... Но ведь так мне посоветовал Семен.

Альберт озабоченно облизал губы.

- Он ведь твой друг, да?

- Близкий друг.

Он уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал.

- А те девушки, которых изнасиловали раньше?..

- И что же?

- Это ведь не ты?

- Нет.

- Ты клянешься?

- Клянусь.

Практичный как всегда, Альберт слегка пожал плечами:

- Конечно, к тому же, если бы тебе просто нужна была женщина, ты бы нашел бы ее в Баку, ведь правда? И зачем кого - то насиловать, если в Баку много лесбиянок.

Оставалось надеяться, что дежурившему не придет в голову подслушивать. Смутившись, Нонна хрустнула пальцами. Что ей ответить?! Что она слишком горда для того, чтобы ждать его внимания, как милости? Что каждый раз, когда они были близки, она корчилась потом от стыда, чувствуя его презрение? Да разве могло быть по-другому? Что, кроме презрения, мог Альберт испытывать к жене, грубо настаивавшей на своих супружеских правах даже после того, как все ее обещания оказались фальшивыми?

- Это трудно объяснить, - с трудом пробормотала она.

- Но ведь так оно и должно быть. - Альберт понизил голос. - Или я чего-то не понимаю? Разве я когда-нибудь отказывал тебе?

- Нет.

- А прошлой ночью?

- Нет, - вынуждена была признаться Нонна. И сделала неуклюжую попытку объяснить, что она чувствовала. - Это было замечательно.

И вдруг увидела, как Альберт взгрустнул.

- Так почему же ты мне об этом не сказала? Почему просто встала, оделась и ушла, а ведь была ночь? Тарик сказал, что на это может быть только одна причина!

- И какая же?

- Что тебе просто на меня наплевать, что ты уже жалеешь, что вышла за меня. Что ты попросту используешь меня, когда под рукой нет других мужчин!

- Но это не так! - возмутилась Нонна. - У меня нет никого, кроме тебя!

- И я должен этому поверить?!

- Ты должен верить мне, милый, - тихо сказала она и замерла, потрясенная, вдруг сообразив, что чуть ли не впервые за последние годы назвала его так. Он всегда была для нее просто Альбертом. - Так оно и есть, любовь моя. Я...

Она протянула к нему руки, но он оттолкнул ее. Привстав, Альберт молча смотрел ей в глаза. Одно мгновение ей казалось, что сейчас он ударит ее.

- Ну да, теперь я для тебя и милый и любимый! Долго же пришлось ждать, пока ты соберешься меня так назвать! И где? В тюрьме! Перед судом за убийство и изнасилование! Ты дура!!!

- Говорю же тебе, я не убивала Цыбина! И жену его пальцем не тронула!

- А мне все равно, - выпалил Альберт. - Если хочешь знать, я вообще об этом не думаю. И мне нет дела до того, в чем тебя обвиняют. - Он уже почти кричал. - Я не могу забыть о том, что ты сделала со мной, с нами обоими!

Нонна потянулась к ней, чтобы обнять, успокоить, снова он отошел в сторону.

- Нет, - холодно процедил Альберт. - Прошу тебя, давай не будем! Может быть, верный и преданный муж и должен так поступать, но ведь я тоже человек! И имею право вести себя как нормальный мужик!

Он круто повернулся и вышел из камеры. Его каблуки мрачно простучали по коридору.

Нонна провожала его взглядом, пока он, не обернувшись, не исчез за тяжелой металлической дверью, которую предупредительно распахнул перед ней дежурный. Потом устало присела на край кровати, невидящим взглядом уставилась сквозь решетку.

Если она правильно угадала причину гнева мужа, значит, она еще больше дура, чем покойный Цыбин, подумала Нонна.

И что самое обидное - из-за ее глупости они напрасно потеряли целых два года.

Глава 15

Солнце постепенно клонилось к закату, по земле протянулись вечерние тени. Альберт не принес ей поужинать, Нонне пришлось довольствоваться тюремной баландой. Она с трудом прожевала жесткий, как подошва, кусок мяса, заедая его неизбежной безвкусной овсянкой. Потом заставила себя выпить жидкий, простывший чай. Кусок не лез ей в горло, но она заставляла себя глотать, и не потому, что была голодна, а твердо намереваясь сохранить свои силы.

Может быть, еще придет время, когда они ей понадобятся.

Если ее не обманывали предчувствия, с наступлением ночи толпа желающих расправиться с ней без суда и следствия начнет шнырять вокруг здания тюрьмы. А может, и не только шнырять.

Она давно уже поняла: в том, что случилось с ней, время играло главенствующую роль. Кто бы ни желал ее смерти, этот человек явно не мог ждать. Не сумев прикончить ее, он сделает все, чтобы разделаться с ней чужими руками. И почему-то он так спешил, что даже не мог дождаться суда.

"Собака!"... - выругалась про себя Нонна. И сколько она ни ломала голову, так и не могла понять, что этот таинственный убийца выгадывал от ее смерти. К тому же если она сама все это время ошибалась в Альберте, то он вовсе не стремится жениться на другой. Таким образом, из подозреваемых можно исключить и Тарика.

Полковник Назиев и Акиф Алиев оказались вне подозрений. Если же она и встала поперек горла какому-то юному хулигану, так какая разница, когда она умрет?

Не считая наводнивших город репортеров и переносную телестудию, в остальном все шло как обычно. Так же ослепительно сияли неоном яркие вывески и гремела музыка, так же оживленно было на улице Багирова. Соседние камеры одна за другой стали потихоньку заполняться первыми возмутителями общественного порядка.

Назиев и его люди больше ничего не могли сделать. Пав жертвой порочного круга, который сами же и создали, они были уже бессильны что-либо изменить. И с этой самой минуты они совершали одну ошибку за другой.

Ни у одного из задержанных не нашлось для Нонны ни единого доброго слова. Пьянчужки и скандалисты открыто презирали ее, потому что в их глазах служитель закона, который говорит одно, а делает другое, не достоин ничего, кроме веревки на шею. А девицы по вызову и уличные шлюхи ненавидели ее по совсем другой причине. Для них секс был тем, что открыто продается и покупается, но по доброй воле, а отнюдь не силой. И в насильниках они видели открытую угрозу своему бизнесу.

Брюнетка с длинной стрижкой "под пажа" и обрюзгшим лицом лучше всех выразила то, что они все чувствовали.