Волки севера - Дуглас Орджил

Он вдруг замолчал, когда к нему подбежал офицер и схватил за руку. Шум компрессоров стих, рабочие с кирками и лопатами, Стовин заметил, что это в подавляющем большинстве женщины, закутанные в платки, приостановили работу. И затем в нескольких сотнях ярдов от них возникла фиолетовая вспышка, раздался грохот и вверх взметнулись осколки льда. Шум взрыва был таким, что Стовин зажал уши. Офицер расслабился, кивнул Солдатову, разрешая дальнейшее движение. Солдатов повел их к какой-то недавно выстроенной будке, охраняемой солдатом с автоматом Калашникова. Позади них снова возобновился шум работы. Заревели компрессоры, застучали молотки.

— Мы должны восстановить эту дорогу. По ней четыре дня пути до Москвы и два до Иркутска. А за Иркутском треть всех наших нефтяных месторождений. К тому же нам нужно продовольствие. Жителей осталось довольно много и их жизнь зависит от этой дороги. Переброска продовольствия по воздуху слишком дорого обойдется.

Над головами у них проревел геликоптер. Мигая сигнальными огнями, он пошел на посадку где-то впереди них.

— Вот и продовольствие. Разумеется, это мизер. Только для особо ценных работников. Три четверти миллиона людей нам не прокормить. К тому же, мы не одни сейчас в трудном положении… подождите секунду.

Он посмотрел на Стовина и Бисби. Снова затихли компрессоры, и Стовин увидел, как трое людей с кирками и ломами стали вырубать изо льда какой-то темный предмет. Солдатов сказал:

— Может вам, лучше не смотреть…

Бисби ответил раньше, чем Стовин смог что-то сказать:

— Все в порядке, мы не из слабонервных.

Когда один из рабочих сместился в сторону, Стовин увидел во льду человеческую фигуру. Одна рука, все еще в перчатке, уже выступила из-подо льда. Стовин хотел было отвернуться, но что-то заставило его посмотреть. Один из рабочих отбросил кирку и достал нож. Он начал ножом вырезать лед вокруг несчастного. Вскоре сквозь лед можно было рассмотреть лицо с закрытыми глазами. Волосы застыли в странной прическе… Это был мальчик. Не больше десяти лет.

— Думаю, что кто-нибудь из его старших родственников — родители, брат — где-нибудь рядом, — сказал Солдатов спокойно. — Здесь был главный зал ожидания. Мы находим мертвых постоянно. Это мальчик один из многих тысяч. Но рабочим всегда нелегко видеть это…

Стовина вдруг охватил стыд. Теории изменения климата, которые он развивал и защищал, это одно… А лицо мертвого ребенка — совсем другое. Он вдруг понял, что последние недели он даже был удовлетворен, доволен тем, что природа подтвердила его правоту, что самые маститые ученые, ранее не соглашавшиеся с ним, теперь верят ему и слушают все, что он скажет. И только здесь, в Новосибирске, его удовлетворение самим собой улетучилось при виде мертвого ребенка… И все же… все же следовало думать о том, что здесь произошло… Ведь то же самое может случиться, и должно случиться — везде!

— В чем же ваша вторая проблема? — спросил он.

Бисби быстро посмотрел на него, но он умел скрывать свои эмоции и на лице его нельзя было ничего прочесть. Солдатов отвернулся от мертвого ребенка, которого уже извлекли изо льда, и пошел к будке. А за нею Стовин увидел расчищенную площадку в сто квадратных ярдов, окруженную жиденьким забором. Там, укрытые полузасыпанным снегом брезентом, лежали трупы. Сотни трупов.

— Их извлекли из развалин домов на улице Свердлова, — сказал Солдатов. — В том районе жили четыре тысячи человек. И ни один не избежал гибели.

Когда они входили в будку, оттуда вышли два офицера, и часовой отдал им честь. В будке было пусто и тепло, даже жарко. В углу топилась печка, сделанная из старого железного бочонка. На длинном столе лежали какие-то схемы, рисунки, а на стене висела карта Сибири. Внезапно очутиться в этом тепле было так чудесно, что Стовин почти прослушал слова Солдатова:

— … наша вторая проблема здесь.

Он показал пальцем на затянутое льдом стекло.

— Снег. Нет, нет, мы сибиряки, привыкли к снегу. Но не к такому. Сейчас снег идет почти без перерыва. Он делает невозможным беспрестанную работу на улицах.

— И такие условия везде? — поинтересовался Стовин.

Солдатов пожал плечами.

— Территория огромна… — Он показал на карту. — Вы знаете русский язык, доктор Стовин?

Стовин покачал головой.

— Хорошо, я буду объяснять.

— Более девяти миллионов квадратных миль, — он провел рукой по карте. — И везде разные условия. Вот здесь, к западу от Оби, у нас погода как в Западной Европе, немного резче. На севере этого района — холодно. А на северо-востоке холоднее всего. Если двигаться к северо-востоку, то каждые две мили температура падает на несколько градусов. Самое холодное место это Верхоянск и Оймякон. Здесь температура опускается до девяноста градусов ниже нуля по Фаренгейту. А в среднем по Якутии температура минус семьдесят градусов. Во всей Сибири средняя температура января ниже нуля. Лето же здесь короткое, но теплое — в июле средняя температура в Якутске сто градусов по Фаренгейту. Он близок к Арктическому океану.

— Я не помню цифр температуры морской поверхности для этого района, — сказал Стовин.

— Когда мы вернемся домой, я покажу вам их, — сказал Солдатов. — Лето в Якутии короткое — всегда три-четыре недели. Обычно резкое падение температуры происходит в октябре — ноябре. В этом году в сентябре — октябре. Якутская погода движется на юг. На юг и запад. И затем… вот это… что произошло здесь… Мы думаем, что это изменение направления потоков в верхних слоях атмосферы.

— Я тоже так считаю, — сказал Стовин.

Солдатов посмотрел на него, ничего не говоря. Снова Бисби увидел, как измучен этот русский.

— Когда это случилось в Новосибирске, температура опустилась ниже самой крайней точки, когда-либо зарегистрированной в Сибири.

Внезапно в будку вошел инженер-лейтенант. С ним ворвался жуткий холод и облако снега. Солдатов о чем-то переговорил с ним, а затем повернулся к американцам.

— Нам дают армейский вездеход, чтобы мы могли добраться до дачи. Погода испортилась так, что на машине не проехать.

Через десять минут в будку вошел другой офицер, весь осыпанный снегом. Солдатов встал и жестом пригласил Стовина и Бисби к выходу.

— Боюсь, что мир изменился для вас. Я очень рад, что вы сейчас со мной.

— Кто должен быть с ним? — спросил председатель Комитета государственной безопасности. Он стоял, повернувшись спиной к Григорию Волкову, глядя через окно Кремля на желтую стену Оружейной палаты и на заснеженные ели Александровского сада. Волков переступал с ноги на ногу, перед тем как ответить, и это движение не ускользнуло от внимания председателя. Он отвернулся от окна и пристально посмотрел на сотрудника министерства иностранных дел, ожидая ответа.

— Катков, товарищ председатель. Из Томского Комитета. Он ближе всех к месту событий.

— И?

Волков колебался.

— В Новосибирск сейчас трудно добраться, товарищ председатель. Геликоптер Каткова был вынужден вернуться. Погода ужасная. Он должен был быть там сегодня, но будет только завтра. А может быть, еще задержится.

— Ясно.

— Может быть, использовать кого-нибудь из новосибирских товарищей? Гунченко, например.

Председатель нахмурился и покачал головой. Он снова повернулся к окну. Волков ждал, разглядывая большую картину, на которой была изображена улица Горького. Прекрасная композиция. Похоже на Пименова. Но может ли это быть? Ведь Пименова нет в частном владении. Только одна картина у Леонида Брежнева на даче в Жуковке. Одна. Нет, это скорее всего репродукция.

Молча председатель открыл стол и достал ярко-голубую папку. Волков не мог рассмотреть, что это, но он догадывался. Это материалы Первого Отдела на Евгения Солдатова — специализированная биография, составляемая на каждого советского гражданина. В ней содержатся сведения о работе, партийной принадлежности, отношении к политике партии, о сношениях с иностранными гражданами и многое другое, что может представлять интерес для КГБ. Председатель медленно перелистывал дело. Наконец он нашел, что искал.

— Оказывается, Катков работал с Солдатовым, — сказал он.

— Да, они знают друг друга.

— В таком случае Катков не идеальный выбор. Нужно подобрать такого, кто не знает Солдатова и кого не знает Солдатов.

— Но… Солдатов… — Волков не смог скрыть изумления.

Председатель махнул рукой.

— Не поймите меня превратно. У нас нет ничего против Солдатова. Все данные говорят за то, что он вполне лояльный гражданин, хотя… хотя и позволяет себе некоторые вольности. Но, может, это и хорошо. Я мало знаю мир науки, но мне говорили, что Солдатов много спорит с академиками и во многом прав. Посмотрим. Но сейчас совсем иное дело, товарищ Волков… эти американцы, Стовин… Даже для Солдатова совершенно непривычная ситуация. Я хочу, чтобы возле них был свежий человек, не Катков. И не какой-нибудь новосибирский дуболом.