Айболит из Алабамы. Героические будни сельского ветеринара - Джон МакКормак

Хотя руки мои окоченели, а сам я дрожал от холода, пришлось приняться за работу. Охолостив хряка, я обрабатывал разрез антисептиком, вводил антибиотик и противостолбнячную сыворотку. Разумеется, одежда на мне и моих помощниках быстро промокла и покрылась грязью, а тут еще возникли проблемы с одним из пациентов, очевидно, твердо решившим не соглашаться на операцию. Ловко избежав пленения, он перемахнул через невысокую изгородь и сбежал за холм в болото, где и попытался укрыться в топкой, вязкой трясине. Его бросились гнать обратно; после нескольких пробежек от болота к загону и от загона опять к болоту уровень раздражения участников погони достиг критической отметки.

Внезапно перемазанный грязью Бак подбежал к беглецу, остановившемуся перевести дух в самом грязном и глинистом участке загона, и, совершив внезапный бросок, приземлился прямо ему на спину.

Сам по себе бросок выглядел впечатляюще, но то, что началось потом, могло послужить достойным украшением любого телевизионного шоу. Оседланный хряк громко выражал свой протест, его пронзительный визг был значительно сильнее, можно сказать, оглушительнее любых воплей, которыми остальные свиньи оглашали окрестности во время поимки. Без преувеличения, эти звуки могли бы разбудить мертвого. Некоторые из пациентов, одурманенных анестезией, начали поднимать трясущиеся головы, пытаясь полузакрытыми глазами разглядеть источник душераздирающего визга.

— Помогите! — прохрипел несчастный старина Бак, отплевываясь и отфыркиваясь от глины и помета, летевших из-под свиных копыт.

Охваченный паникой хряк стремился вырваться из рук Бака, беспомощно волочившегося за ним по грязи. Давясь от хохота, Эверетт и Джон навалились на барахтающуюся в грязи пару. Я не мог остаться в стороне и тоже устремился к свинье, но только увяз в глине да потерял оба резиновых сапога, хотя в тот день на мне были высокие сапоги, доходившие до колена, а не какие-то там калоши.

Держа над головой шприц, наполненный двойной дозой анестетика, я второй рукой и замерзшими босыми ногами вносил свою лепту в попытки прижать к земле это животное. Наконец хряк был повержен; с большим трудом мне удалось очистить ему ухо, добраться до ушной вены и сделать укол. Через несколько мгновений визг сменился звучным храпом, и, в конце концов, я выполнил свою задачу.

Все было кончено; мы перевели дух, обозревая поле сражения. Никогда в жизни мне не доводилось видеть подобного зрелища.

Вокруг нас храпели двадцать пять хряков, некоторые из них уже начинали просыпаться. Двое поднялись было на ноги, но, сделав несколько шагов, снова улеглись и погрузились в сон. Нас самих было не узнать — и лица и одежда были вымазаны красной глиной, экскрементами и кровью. Кепка с рекламой гибридной кукурузы, свалившаяся в пылу борьбы с головы Бака, валялась, втоптанная в грязь. Оставалось только запалить костры, чтобы дым от них медленно поднимался к небу, и сцену можно было бы включить в фильм о Гражданской войне, в серию, рассказывающую о том, как янки брали пригороды Атланты.

Не помню, кто из нас расхохотался первым, но вскоре все дружно покатывались со смеха, указывая друг на друга пальцами.

— Интересно, как мы выглядим со стороны? Что подумал бы, глядя на нашу компанию, городской житель? — спросил кто-то.

Тут наш смех перерос в гомерический хохот: взрослые мужчины валяются в грязи вместе со стадом свиней и при этом веселятся, как мальчишки. Причем ради того, чтобы ветчина и сосиски для семейного стола стали вкуснее (понятное дело, на благодарность нам рассчитывать явно не приходилось).

Минут через пять мы уже поливали друг друга из шланга возле коровника рядом с помещением для дойки. На нас оказалось столько глины, что принимать душ пришлось прямо в одежде. Бак все же разделся до нижнего белья, и я с удивлением обнаружил, что даже и там у него глина.

— Бак, я повеселился от души, но мне бы не хотелось испытать это еще раз, — признался я.

— Док, гарантирую вам, на моей ферме больше ничего подобного не произойдет.

Прошло полтора месяца, Бак распродал всех свиней, над которыми мы потрудились, и даже свиноматок. Он не только оплатил мой внушительный счет, но и отлично заработал, хотя больше никогда не занимался свиноводством. Я был рад такому решению — мне вовсе не улыбалось участвовать в подобных сражениях.

— Некоторым людям просто противопоказано заниматься свиноводством, — позднее признавался Бак, — да я и сам из таких.

Очевидно, он полагал, что работу на молочной ферме, которую каждый божий день приходится начинать в три часа утра, а заканчивать не раньше одиннадцати вечера, следует считать куда более легкой долей. Но я-то знаю, легкой доли у фермеров не бывает!

Глава 13

До Нового года оставалось несколько минут. Мы с Ян танцевали под оркестр, игравший чудесные мелодии Гленна Миллера. «Батлер Котильон Клаб» приглашал оркестр два-три раза в год, и Ян, едва узнав о том, что скоро будут танцы, начинала дрожать от нетерпения. Она страстно любила танцевать, унаследовав таланты своих родителей, которых друзья в шутку прозвали Джинджер и Фред; как-то раз, чтобы попасть на танцы, они не поленились проехать 250 километров.

А вот я никогда не был заядлым танцором. Мои родители питали предубеждение против подобных развлечений, вероятно, полагая, что на танцевальных вечерах подают слишком много спиртного. После душеспасительных бесед, на которые была щедра матушка, в моем юном воображении неизменно возникали самые греховные картины, я представлял себе, как молодые парни, крадучись, выходят из автомобилей и прикладываются к бутылкам, спрятанным в бумажные пакеты. Все проповеди, прослушанные мной в юные годы, клеймили танцы, пастор считал, что они неизбежно приводят к греху. В двенадцать лет я не особенно задумывался о справедливости этого утверждения, но твердо верил: пастор знает, что говорит, поскольку разбирается в таких вещах лучше любого другого. Обычно, предавая анафеме греховные развлечения, он обрушивался заодно на карточные игры, курение и воскресный бейсбол.

Но теперь мы с Ян выполняли обязанности сопредседателей клуба, и работы у нас было хоть отбавляй — мы заказывали оркестр, подбирали подходящее помещение для вечеринки, добывали и расставляли столы и стулья. После окончания праздника требовалось вынести мебель, организовать уборку зала, а если кому-то из гостей случалось перебрать лишнего, на нас лежала обязанность доставить его домой в целости и сохранности.

В тот вечер мы веселились в компании друзей, как вдруг из толпы у парадного входа донесся знакомый голос, окликнувший меня по имени.

— О, нет! — воскликнул я, разворачиваясь спиной к двери. — Только не это! Неужели там, у меня за спиной действительно Карни Сэм Дженкинс?

— Да, это он, — со вздохом подтвердила жена. — Может, тебе лучше спрятаться под пианино?

Но я опоздал. Карни уже высмотрел меня в полутемном зале и, шаркая ногами, направился в нашу сторону. Его наряд — красная клетчатая фланелевая рубашка, брюки цвета хаки, тяжелые башмаки и кепка с рекламой гибридной кукурузы — совершенно не подходил для званого вечера.

— Карни! Как вы сюда попали? — фальшиво удивился я. — Вот уж не думал, что вы любитель танцев! Вы с супругой?

— Добрый вечер, док. Как поживаете, миссис? Нет, но она просила передать вам привет, — ответил он, приподнимая кепи в знак уважения к моей жене.

— Док, вы знаете старую кобылу моего сына Вернера Фреда, мы зовем ее Дикси. Ей весь вечер нездоровится. Я сам попробовал ее подлечить, но ничего не вышло. Так, может, вы заскочите поглядеть на нее?

— У нее колики? — спросил я. Мы с Ян вальсировали на месте, и Карни неотступно следовал за нами. Мне совсем не улыбалось просидеть остаток вечера возле захворавшей кобылы, хотя в этом случае я был бы избавлен от необходимости до утра двигаться под музыку. Ян никогда не надоедало танцевать, а у меня через пару часов начинали гудеть ноги.

— Да, действительно, она ложилась и каталась по земле, к тому же ее здорово раздуло. Я промывал ей желудок травяным отваром, давал скипидар, угольное масло и даже пробовал тот фирменный коктейль от колик, что мы с вами как-то смешали у мисс Руби. Конечно, сначала я смазал ей пупок скипидаром, но это не помогло, поэтому почечные колики можно исключить.

Получалось, что Карни исчерпал весь диапазон народных средств, популярных в наших краях.

Ян поджала губы и забарабанила пальцами мне по плечу — верный симптом нарастающего нетерпения. Ей и раньше не очень-то нравилось, что Карни имел обыкновение вызывать меня посреди ночи, перепробовав прежде весь арсенал своих сомнительных снадобий. Хотя Карни слыл доморощенным ветеринаром, Ян была убеждена, что вначале он обязан, сдать государственный экзамен, оплатить лицензию, налоги и страховку, словом, поступить так же, как ее супруг, и лишь после этого браться за лечение. На нас уже стали коситься — пытаясь танцевать втроем, мы своими разговорами заглушали голос певицы, которая как раз добралась до концовки «Вальса Теннесси». Все отлично понимали, в чем дело, только не знали, кто из животных заболел на этот раз.