Маловероятно (ЛП) - Шен Л. Дж.

— Вот тебе крест!

— А если вдруг захочешь с ним чпокнуться, сразу вспоминай, что он трахает твою сестру, а я после сюжета из шоу Джерри Спрингера совсем не хотела бы с тобой больше дружить.

— Я не стану подвергать нашу дружбу такому риску, — соглашаюсь я.

— Ведь если он дважды окунет свою сосиску в семейный соус — это… отвратительно.

— Благодарю за кулинарную аналогию, — бурчу я. — Теперь ты реально добилась желаемого.

Она не сводит с меня взгляда.

— Пообещай, Рори.

— Боже, Луиза. Обещаю.

Она смотрит на меня еще какое-то время, двигая челюстью взад-вперед. На экране Ричард и Джулия закругляются. Что-то о том, что любовь все победит, бла-бла-бла. Мне никогда особо не нравилась «Красотка».

А потом я вспоминаю разговор с Малом восьмилетней давности о том, что в классических мелодрамах женщины всегда куда-то везут мужчин. Джулия Робертс так делала. Спорю, Малу нравится этот фильм.

Не думай про Мала. Мал — козел.

Саммер пихает ложку в мороженое и зачерпывает половину бадьи, помахав перед моим лицом.

— Нажрись углеводов, подружка. У тебя есть реально достойное оправдание, а иначе не знаю, что еще придумать.

Неделю спустя

Рори

Таксист высаживает нас с Каллумом у дома Мала и резко уезжает обратно в город, оставляя после себя грязные брызги.

В голове не укладывается, что после восьми лет навязчивых воспоминаний о том, что произошло в стенах этого дома, я снова здесь. Место кажется неимоверно запущенным. Если раньше внешний вид дома пленял своей потрепанностью, то теперь он прогнивший и ветхий. Крыша ободрана и разваливается, трава с кусками грязи стала еще выше. Не знаю, что я ожидала увидеть. Может, след женской руки Кэтлин, этой дьяволицы, обожающей кардиганы и светские беседы? Увы, этому жилищу явно не хватает хорошей помывки, газонокосилки и тепла. Во всяком случае, так кажется с улицы.

— Чтоб тебя, — бормочет за моей спиной Каллум.

Мы собирались в Англию, чтобы навестить его семью — я впервые должна была познакомиться с его родителями. Но вместо этого он решил пробыть со мной целый день, чтобы помочь обустроиться. Завтра утром ему придется улететь в Англию, и я уже в ужасе жду его отъезда.

— Я могу забронировать нам номер в гостинице в центре города, — предлагает он. Так Каллум дает понять, что это место пригодно для проживания только охотнику за привидениями.

— Райнер велел оставаться здесь, — мягко возражаю я и иду по мощеной дорожке к сколотой деревянной двери.

Сердце так гулко бьется, что меня начинает подташнивать. Я вынуждена встретиться с Малаки и Кэтлин в качестве пары. Они будут играть в любовь-морковь на моих глазах, а мне придется работать под крышей их дома.

Я стучу в дверь.

— Они знают о нашем приезде? — спрашивает стоящий за спиной Каллум.

— Да. Уитни сказала, что отправила Малу электронное письмо с расписанием нашего рейса.

Полагаю, вряд ли Мала это интересует. Начинает крутить живот. Мал устроит мне веселенькую жизнь?

— Написала бы ты своей маме, — замечает Каллум.

Я даже не смотрю в его сторону.

— Угу.

— Она жутко переживает, что ты не заскочила попрощаться.

— Мы же отметили с ней Рождество, — бурчу я.

Я была не в настроении слушать ее очередные просьбы замазать мое родимое пятно, мольбы не ехать в Ирландию, самую презираемую ею страну во всем мире, и вообще слушать сплетни о людях, которых я даже не знаю.

Нам никто не открывает, поэтому я стучу снова и настойчивее. На улице морозно. Каллум переминается с ноги на ногу. На нем куртка и нежно-голубая рубашка.

Он обнимает меня и трет мое плечо.

— Успокойся, любимая. Все будет хорошо. Восемь лет минуло, он женат, а ты безумно влюблена.

Каллум произносит это в шутку, но я-то слышу вопросительный тон в его голосе. Перед тем, как подписать официальный договор этого проекта, я рассказала Каллуму, что произошло между мной и Малом восемь лет назад. Я жутко надеялась, что он примет решение за меня и выразит недовольство сложившейся ситуацией. Я не та кукла, которой нравится подчиняться, но такой подход был бы правильным. Беда в том, что Каллум настолько самодоволен, что считает себя самым умным.

Хорошо, возможно все же я не была с ним откровенной на все сто.

Одну деталь я забыла. Маленькую кроху. Настолько крошечную, что она поместилась бы в маленький кармашек. А именно — салфетку. Договор. Но обоснованно — теперь он не имеет значение. Мал точно не сдержал обещание. Он в счастливом браке. К тому же, это оставляет сильное чувство неловкости.

Я стучу в дверь еще несколько раз, но становится совершенно понятно, что дома никого нет. Очень уместно, что Мал отсутствует, и он не будет выражать свою враждебность. Кэтлин бы ему, конечно, подвякнула. Я прихожу к мнению, что подыграю ему (или им). Я отказываюсь ждать на улице, рискуя подцепить пневмонию, только потому что Мал затеял какую-то алогичную месть. Центр города далеко, и нам придется вызывать такси, чтобы погреться в каком-нибудь пабе или гостинице, дожидаясь возвращения его величества. Да и околеем мы раньше, чем такси сюда доберется.

Я приваливаюсь плечом к двери и делаю глубокий вдох.

— Рори? — спрашивает Каллум, его голос приправлен тревогой.

— Обещаешь не судить меня строго, Кэл?

— Обещаю.

Я резко толкаю дверь, чертовски хорошо зная, что она не заперта, потому что в последний раз — восемь лет назад — так и было.

Мы входим в дом, который изнутри выглядит в тысячу раз хуже, чем раньше. Каллум с поджатыми губами расхаживает по коттеджу, созерцая старую обшарпанную мебель и разбросанные газеты, диски и виниловые пластинки. На диване валяются сборники стихов и свернутые рулоном мятые тетрадки, а кофейный столик и барная стойка завалены горой хлама, пыли и грязи.

Я в изумлении осматриваюсь, пытаясь разглядеть хоть один сантиметр пола, который бы не был покрыт чем-нибудь подозрительно липким.

Я поворачиваюсь в Каллуму и вижу, как дергается у него кадык, но сам он молчит.

— Извини, что сегодня тебе придется спать здесь. — Я покусываю нижнюю губу.

Это настоящая дыра. И дело не в том, что дом маленький и ветхий, а в том, что он грязный и замусоренный. Как будто здесь давно никто не живет. Каждый угол в комнате оплетает паутина. Несмотря на уличный холод, я все равно приоткрываю окно, чтобы выветрить затхлый запах от кучи оставленных гнить коробок еды.

— Все нормально. — Каллум пытается говорить спокойно и сдержанно, но я-то знаю, что он приплачивает уборщицам, чтобы те каждый день приходили в его пентхаус на Манхэттене и вычищали все до блеска. — Старомодно и мило. Самое главное, что есть крыша над головой. И те, кто рядом с тобой под этой крышей. Ты здесь. Большего мне и не надо.

Следующие двадцать минут мы изучаем дом. Начинаем с кухни, где находим источник тошнотворной вони — оставленный под раковиной мусорный пакет, над которым летает рой мух. Мне из принципа не хочется вычищать этот свинарник, но и подступающая рвота тоже не радует, поэтому пакет я выбрасываю.

Я иду по узкому коридору. В хозяйской спальне, где раньше, до того, как сюда въехала Кэтлин, спала мать Мала, стоит одна неприбранная двуспальная кровать. Подушки подозрительно грязно-желтого цвета, а одеяло давно пора постирать. Перехожу в ванную, которая тоже видала лучшие дни, а потом в бывшую комнату Мала и, полагаю, в гостевую комнату для нас. Здесь одна-единственная кровать и небольшой шкаф. Я поворачиваюсь к Каллуму, но он только ухмыляется:

— Чем меньше места, тем больше объятий. Не самое плохое воскресенье.

Мне стоило бы любить этого мужчину.

Стоило.

И сейчас я чертовски близка к этому иллюзорному чувству.

— Ты тут вообще ни при чем, — добавляет он. — И не смей извиняться.

Мы бредем по коридору в последнюю комнату, но она заперта. Наверное, это студия, о которой говорил Райнер. Тогда понятно, почему на двери засов, замок и табличка «Не входить».