Исполнение желаний - Владимир Круковер

Со временем я нашел способ проникать в ларек одним из первых. Дело в том, что отоварка зэков происходила по карточкам, где были отмечены их дебет и кредит. Карточки постоянно хранились в продовольственном ларьке, в день книжного базара переносились в помещение школы, где обычно шла торговля. С продавцом этого ларька, толстой бабищей, не равнодушной к подношениям, я наладил контакт быстро. Она очень благосклонно отнеслась к сережкам из серебра тонкой зэковской работы. И вот, в дни книг, я крутился около нее, и она вручала мне ящички с карточками осужденных — помогать нести. Мы проходили сквозь все заслоны, а потом я уже заслуженно пользовался правом первого покупателя.

Замполит как-то попытался меня выгнать. Я возмутился. По негласному правилу зон любая работа должна оплачиваться. В данном случае платой был сам книжный базар. Продавщица за меня вступилась.

— Ну, что ты, капитан, — сказала она укоризненно, — парень всегда мне помогает. Эти карточки не каждому же доверишь. Пускай купит книжку.

Замполит отвязался, но посматривал на меня все время косо. Когда же я с огромной охапкой книг подошел к столику расчета, он оказался рядом.

— Это откуда же у вас столько денег? Сколько там у него, на карточке?

Узнав, что у меня больше пяти тысяч — деньги по тем временам большие, — он немного сменил тон, к имущим зэкам начальство относилось если не с уважением, то с некоторой его долей.

— И что же вы купили? Давайте спустимся ко мне в кабинет, я просто полюбопытствую.

В кабинете я прочел ему небольшую лекцию о литературе настоящей и мнимой ценности.

— Вот, видите, «Декамерон». Обложка бумажная, никто и не смотрит. А без него ваша библиотека не полная. Или Л. Андреев, пьесы. У нас покупать некому, а на воле минуты бы не пролежала.

Перед следующим ларьком замполит пришел ко мне в барак и предложил пройти мне первым.

— Только с условием, вы и на мою долю выберете. Я, знаете, техническое образование получил, в художественной литературе — не очень. А жена собирает библиотеку.

Я добросовестно отобрал ему книги, а так как его в магазине не было, оплатил сам с карточки и отнес стопку томов в кабинет.

Замполит попросил прокомментировать каждую книгу, кое-что записал в блокнот и сказал, засовывая руку в карман:

— На какую там сумму? Я сейчас пойду заплачу.

— Уже оплачено, — успокоил его я. Я прекрасно понимал, почему его не было рядом со мной во время покупки. И меня это, в общем, устраивало. Все взаимоотношения в зоне построены на купле-продаже, на взятках, поборах. Диетпитание — 25 рублей в месяц. Норма — 50 рублей, и лежи весь месяц, сачкуй на работе. Короче, все. Надо только знать, кому давать и сколько.

— Ну, что вы, — изобразил замполит оскорбленную невинность, — так нельзя.

— Можно. У меня денег много, а тратить их все равно не на что.

— Нет, так нечестно. Давайте я вам чаю насыплю думаю, это не будет большим нарушением.

И он насыпал в небольшой кулечек чаю из огромной коробки.

В зоне привыкаешь все считать и пересчитывать. Иначе обманут. Я купил ему книг на 167 рублей. Пачка чая стоит десять рублей. То количество, которое он выделил от щедрот своих, тянуло рублей на 15. К тому же, чай грузинский, а не индийский.

Я поблагодарил за чай и ушел. В бараке ко мне пристали деловые, интересуясь, что за дела у меня с замполитом. Ну, прямо чихнуть нельзя на этой зоне, всем все известно. Мне, честно говоря, было наплевать на их мнение, я ни к какой коалиции в зоне не принадлежал, жил сам по себе, поддерживая ровные от ношения и с ворами, и с мужиками. Активистов, естественно, сторонился. Хотя, и с активистами все относительно. На следующей зоне я, например, сам вступил в актив и даже занял высокую должность председателя совета отряда. Все относительно на нынешних зонах, прежний уголовный шарм давно канул в Лету. Но все же, чтоб не ходили пустые разговоры, я объяснил. Не знаю, поверили ли они мне. Но после следующего ларька пришлось поверить, Вся зона грела.

Закупая в очередной раз книги хитромудрому замполиту, я задержался в коридоре и в каждом экземпляре его книг на 21 странице поставил точку. А в двух крошечную букву «К». Замполит еще мог спастись, достаточно было ему по-честному со мной рассчитаться. Ведь на сей раз я купил книг на 102 рубля. Что для него несколько килограммов чая, это на зоне он дорогой, в магазине пачка стоила 38 копеек.

Но начальник привык к безнаказанности. Где ему было догадываться, что в притворно-вежливом, даже угодливом зэке, явно еврейской национальности, кроется профессиональный аферист, не признающий ничьих авторитетов и умеющий мстить с расчетливой жестокостью кораллового аспида — очень красивой, черно красной змеи, во много раз более ядовитой, чем кобра. Он выдал заварки еще меньше, чем в первый раз, благосклонно выслушал мою благодарность и махнул ручкой, будто Нерон рабу — ступай, мол.

Утром через доверенное лицо — врача из вольнонаемных, я когда-то вылечил его собаку, еще на воле, и он выполнял некоторые мои мелкие просьбы — ушло письмо в Москву, в прокуратуру по надзору за исправительно-трудовыми учреждениями. Местному прокурору по надзору посылать жалобу было бессмысленно — он дул в одну дудку с руководством зоны, скорей всего, имел долю с их разнообразных доходов.

Письмо сработало с точностью нарезной пули. Представитель Москвы не поленился приехать лично, уж больно конкретный способ разоблачения предложил я в письме. Сперва они провели обыск у замполита дома. Неофициальный, товарищеский, по его согласию (по пробуй он не согласиться). В указанных книгах на 21-й странице стоял мой тайный знак, мой укус кораллового аспида. На вопрос, откуда на этих книгах подобные значки и где приобретены эти книги, хитрый замполит, мгновенно понявший, откуда дует ветер, рассказал про коварного осужденного, который эти книги просматривал, очень просил полистать во время работы книжного ларька и, видимо, решил таким образом на пакостить офицеру.

Я этот ход предусмотрел. В письме я упоминал, что замполит может попытаться отпереться именно таким образом. Я предлагал опросить продавщиц, заглянуть в мой лицевой счет. И я, постоянно делающий крупные покупки, и замполит, на котором лежит вся организация книжной распродажи, были продавцам хорошо известны. Они, работающие с книгами, не могли не запомнить, что уже второй ларек замполит не покупает ни одной книжки, а я беру много двойных экземпляров. Тем более, что я им назойливо подчеркивал: «вот, мол, беру двойные экземпляры для одного начальника, только вы меня не выдавайте, а то он меня живьем съест».

И проверяющий москвич уже побывал со своей группой у этих продавщиц. Так что незадачливый замполит только углубил яму, которую я ему вырыл. Закон «падающего — толкни» в зонах один из главенствующих. На суде офицерской чести замполит узнал про себя много нового, эти новости вряд ли пришлись ему по вкусу. Но его все же не посадили, просто разжаловали и выгнали.

И если остались его друзья, то месть их меня не слишком волновала. Сразу преследовать меня было опасно, первое время даже общий пресс за дерзкие стихи и помощь зэкам в написании жалоб ослабел. Боялись, что я сообщу, будто меня преследуют за замполита. А в дальнейшем? Кто его знает, что будет в дальнейшем? Зона! День прожил — скажи спасибо. Загадывать зарекись.

Лично я отсутствие свободы воспринимал всегда с ужасом, хотя даже близкие никогда этого не узнали. Брат рассказывал, что он спрашивал у знакомого охранника: как я там себя чувствую, и тот говорил, что Ревокур — самый счастливый человек среди зеков. Всегда в делах, всегда с улыбкой. Они видели мою маску, необходимую для выживания, а мне эта маска постоянно выжигала душу. И сердце. Иначе, откуда инфаркт, когда мне нет еще сорока.

Опять ясно и четко вспомнился барак, вся зона, втиснувшаяся на территорию бывшего немецкого монастыря, серое влажное пространство без единой травинки, деревца — бетон, асфальт, железо, крашенное серой краской. Удивительно мерзкое место.

Еще удивительней был мой барак. Туда обычно селили инвалидов, поэтому вечером он представлял колоритное зрелище: зэки отстегивали руки, ноги, пристраивали костыли, вынимали челюсти. Ночью эти инвалиды издавали кошмарные звуки, похожие одновременно и на скрежет металла по стеклу, и на рожковые вопли автомобильных сигналов. Меня сунули в этот барак, чтоб быстрей окочурился, с подачи гебешников. По своей инициативе администрация начала меня терроризировать чуть позже.

Бараком назывался полуподвал монастыря. Раньше это был настоящий глубочайший подвал, где монастырские обитатели хранили припасы. Потом его перекрыли досками, приподняв таким образом метра на три, и устроили там лежбище для осужденных калек.

Старая канализация не справлялась со стократной нагрузкой, под полом постоянно плескалась вода, по стенам ползали мокрицы, все мгновенно покрывалось плесенью. Иногда канализация отказывала окончательно и вода поднималась над полом. Просыпаешься, и у самого лица пенится и о чем-то бормочет тухлая жидкость, по которой весело плавают ботинки, отчаянные крысы и нечистоты.