Свинпет - Валерий Пушной

К утру убитых закопали в наспех вырытую траншею на опушке леса, сверху закидали дерном. Останки волков свалили в кучу, их шкуры — в другую. Тошнотворный запах крови раздирал носоглотку с такой силой, что выносить его становилось все труднее. Катюха отворачивала лицо от поляны, пытаясь поймать хотя бы глоток свежего хвойного воздуха, но помогало ненадолго. Содрогалась. Кровь и смерть. Дикая жестокость.

Не заметила, как рядом очутился Александр. Разгоряченный и подвижный. В глазах что-то нечеловеческое, но даже собачьим это было трудно назвать. Ойкнула, наткнувшись взглядом на грязное незнакомое лицо. Рукава закатаны выше локтей, весь в волчьей крови. Он по-собачьи втянул в себя воздух, повел лицом снизу вверх, и глаза остановились на переносице девушки. Взгляд немигающий. Терпкий звериный дух перебивал все. Она вжалась в ствол дерева, острие сучка вспороло кожу лопатки:

— Ты тоже никогда не видал Философа?

— Никто не видал его, — по-собачьи пригнул голову Александр и наморщил лоб.

— А горожане? — Катюха не отрывала спины от дерева. — Они приветствовали его. Я сама это слышала.

— Мы тоже приветствуем Философа, — сказал Александр, растягивая губы, как обычно делают собаки, когда оскаливаются. Всего на мгновение на лице Александра возник едва уловимый оскал, но девушка поймала мгновение, и Александр понял это, тут же вернул лицо к прежнему виду, продолжил уверенно: — Потому что философия мудрости в волчьей смерти! — воскликнул он убежденно и зло. — Слава Философу! — Почувствовал недоверие и недоумение у Катюхи, настойчиво застолбил: — Я не шучу. Сейчас не до шуток, — показал на окровавленные руки.

Она подалась в сторону, сучок больно процарапал по всей спине, оставляя кровавую отметину, особенно пронзила боль, когда острие сучка прошлось по позвоночнику, оторвалась от дерева и на шаг отступила. Последовала пауза, резкая боль от сучка и грязные окровавленные руки Александра сбили Катюху с мысли, наконец, пролепетала:

— И Бурих тоже приветствует Философа?

Голова Александра резко дернулась, он прохрипел, будто прорычал:

— Петька не верит Философу. Но он ошибается. Всякий может ошибаться, в этом нет ничего страшного. Ведь правда? — Александр вгляделся в лицо Катюхи. — Петька просто убеждает себя, что не верит, но на самом деле он принял философию мудрости, потому что вместе с нами убивает волков.

— Часто происходят такие побоища? — с надрывом в голосе спросила Катюха.

— Часто.

— И как долго это будет продолжаться?

— Пока не очистим город от волков!

— Пока не убьете всех! — вскричала Катюха, и ноги задрожали.

— Конечно, — с патетическим вызовом воскликнул Александр, — потому что иначе победить нельзя! Так учит Философ.

— Но ведь они тоже убивают вас. А если победят они? — девушка рукой показала в сторону сваленных волчьих шкур.

— Волкам не дано победить нас! — решительно отрезал Александр и вновь растянул губы в злом собачьем оскале.

— Допустим, что волки не одолеют вас ночью, но, обернувшись горожанами, они могут истребить собак днем, — настаивала Катюха. — Это замкнутый круг, нет никаких гарантий, что в итоге верх возьмете вы.

Собеседник на короткое время задумался, Катюха заметила, как на лице его появилась озадаченность, затем озадаченность растаяла, он зло нахмурился и вызывающе усмехнулся:

— Пока им не удается одержать верх.

— Как тебя зовут? — Она заглянула в прищуренные глаза, он стоял боком к лучу прожектора, и в глазах играли отблески света. Катюхе почудилось, что этот взгляд она уже когда-то видела.

— Александр, — последовал ответ. — Ты не узнала меня? — Он приблизился почти вплотную, как бы желая, чтобы она лучше рассмотрела его грязное лицо, обдавая при этом сильным запахом пота и волчьей крови. — Я был рядом с тобой, когда ты сидела на пне перед началом схватки, — отступил он на прежнее место.

Как все не вязалось, облик пса с гладкой шерстью и облик Александра. Пес был по-собачьи приветлив, Александр отталкивал кровавым видом. Катюха не показала своего разочарования, отозвалась дипломатично:

— Ты был в другом облике. И потом, вас было двое. Мне трудно угадать, кто из вас кто. Тебе на моем месте вряд ли было б легче. Все неожиданно.

— Скоро вы все привыкнете к этому и будете хорошо различать каждого из нас, — спокойно пообещал Александр.

— Но ведь мы не собираемся оставаться здесь! — возразила Катюха. — Или вы решили удерживать нас силком, поэтому сторожите? Абсурд. Так вы ничего не добьетесь. Или вы видите в нас опасность?

— Нет, — проговорил Александр. — Мы хотим, чтобы вы постигли философию мудрости.

— Зачем нам ваша философия? — пожала плечами Катюха. — Мы жили без нее и проживем без нее дальше. Что вы сделаете, если мы откажемся от вашей философии? Убьете? — девушка насторожилась.

— Мы убиваем только врагов, — холодно сказал Александр, слова прозвучали двояко, ведь ничего постоянного нет. Он поднял руки над головой и издал странный хрипящий звук.

Катюха промолчала. На душе появился неприятный осадок от разговора. Шум на берегу отвлек. Луч прожектора осветил людей-собак, с ликующими криками прыгающих в черную муть воды. Вода бурлила от их буйства. А Катюха поинтересовалась:

— Зачем вам столько волчьих шкур?

— Нам они не нужны, — ответил Александр. — Но с убитого волка нужно снять шкуру, иначе дух волка придет в наши жилища и вселится в тела собак. И тогда собаки начнут убивать друг друга. Этого нельзя допустить ни в коем случае.

— Разве дух убитого волка сильнее духа живой собаки? — с легкой иронией обронила девушка.

Александру не понравился вопрос, он уловил в нем насмешку, босыми ногами раздраженно вмял в землю черный цветок и отрывисто бросил:

— Дух убитого волка опасен и для вас! — и не стал уточнять, чем именно опасен.

— Кто же вы больше? — спросила она. — Люди или собаки?

— Это известно только Философу, — насупился Александр. — Он знает все. Мы верим ему больше, чем себе.

— Но как можно жить, не зная самих себя? — изумление пробежало по ее лицу.

На этот вопрос он не ответил, но кивком головы показал в сторону реки:

— Следует смыть с себя волчью кровь, пока до рассвета есть время. — Резким движением рук сорвал с плеч рваную накидку, зажал в грязной ладони и большими собачьими прыжками пустился к кипящей от множества тел воде.

Катюха наблюдала, как Александр на берегу полностью разделся, бросил накидку со штанами на землю и прыгнул в реку. Темная муть воды бугрилась человеческими головами. Вытоптанная множеством ног, обильно политая кровью поляна опустела. Только фигура Буриха одиноко маячила посередине в свете прожекторов, да чернели две груды из останков волков и шкур. Бурих шел к Катюхе. Быстрой уверенной походкой вожака, чье превосходство никто в стае не оспаривал. Эту армию создал он, управлял ею и не допускал, чтобы кто-то ставил под сомнение его авторитет. Однако помнил из истории, что у любого полководца рано или поздно появляются соперники и противники и надо всегда держать ухо востро, чтобы однажды вдруг не оказаться растоптанным теми, кто еще сегодня во всю свою луженую глотку приветствует тебя. Буриху оставалось несколько шагов до девушки, когда она нетерпеливо громко огорошила вопросом:

— Почему ты не веришь Философу?

Бурих приостановился, сообразил, откуда Катюха узнала об этом, видел возле нее Александра, усмехнулся в бороду:

— Почему я должен ему верить? — пожал плечами, насупился, сосредоточенно произнес: — Я искал с ним встречи, но он не подпустил к себе.

— Чего ты хотел от него?

— Он один знает путь отсюда.

— Если ты не веришь ему, то почему думаешь, что он поможет тебе? А вдруг ты ему — как кость в горле? — Катюха задержала взгляд на темном лице.

— Похоже, он ничего не может поделать с этим, — услыхала она в ответ.

— Но ведь ты говорил, что все в этом городе происходит по воле Философа.

— Иногда мне кажется, что все наоборот, — хмыкнул Бурих.

Недоумение поползло по щекам девушки. Длинная тень Буриха качнулась и приблизилась, скрестив на груди руки. От реки снова разнесся шум. Из воды стремительно выскакивали люди-собаки и неслись к своей одежде. Началась толчея.

— Скоро рассвет, — пояснил Бурих, и его тень на земле дрогнула и отползла назад.

Ночь пролетела, девушка оглянулась на лес, тот по-прежнему давил стеной темноты. И в этот миг раздался продолжительный истошный крик петуха. Люди-собаки на берегу, будто по мановению волшебной палочки, начали превращаться в собак и разбегаться по сторонам. Как в воду канула одежда, в которую не успела облачиться часть людей-собак. Пропали волчьи останки и шкуры, как будто их не бывало. В мгновение ока вытянулась вверх трава на поляне, еще недавно вытоптанная, раздавленная всмятку, поломанная, густо политая кровью и, казалось, омертвевшая. Петька, секунду назад стоявший на вытоптанной траве, оказался по пояс погруженным в нее. Лишь в тоннеле, под елью, где стояла Катюха, ничего не изменилось: на тропе, густо покрытой старой пожухлой хвоей, не пробилось ни травинки. За поляной потух свет прожекторов, беззвездное небо рухнуло вниз, как сквозь землю провалились автобусы, исчезли тени. Предрассветная мгла заклубилась. Было чему удивляться, но Катюха прикусила губу и никак не отреагировала. На нее навалилась усталость. Напряжение, в котором пребывала она всю ночь, стало пропадать. По телу потекла вялость. Молчком развернулась лицом к тоннелю и шагнула по мягкой хвое в еловую темноту. Сзади услыхала командный Петькин голос: