Грех бессмертия - Роберт Маккаммон

В то время он водил патрульную машину в Коунмау. У него было два заместителя из местных людей, работавших неполный день. И холодным февральским утром он отправился в тот дом на холме. Его вызвала туда миссис Кахейн, учительница в Слэттери, которой показалось, что там не все в порядке. Тим и Рей, мальчики Сайруса Флетчера, отсутствовали в течение трех дней, и никто не отвечал ни на звонки по телефону, ни на стук в дверь. Он попробовал входную дверь и обнаружил, что она заперта; все окна были закрыты и зашторены, и он не мог в них заглянуть. Но задняя дверь от его прикосновения широко распахнулась. Войдя в дом, он почувствовал запах чего-то резкого и сладковатого, напоминающего запах мертвых псов, расплющенных автомобилями, с раздробленными черепами, которых ему приходилось убирать с автострады. Однако в доме было холодно, и это не был запах гнилого мяса или крови. Это был багровый запах Смерти. На кухне все было в полном порядке: холодный кофе в двух белых чашках на кухонном столе; тарелки, расставленные на свои места — для мальчиков, жены Флетчера Доры и самого Сайруса; на тарелках ветчина и яйца, подернутые зеленью. Он позвал Сайруса и Дору, но никто не ответил, тогда он взобрался по лестнице с дубовыми перилами на второй этаж, где располагались спальни. Где-то в доме затикали часы, он помнил это все очень отчетливо, даже сейчас, спустя долгое время. Кто-то должен быть здесь, подумал он; кто-то должен был завести эти часы.

Он нашел мальчиков в кроватях, под простынями и одеялами. У них больше не было лиц, они были срезаны. Один из них — Тим? — лежал с широко раскрытым ртом, и Вайсингер увидел, что его белеющие зубы покрыты местами толстым слоем засохшей крови. Глотки у них были тоже перерезаны.

В другой спальне, побольше, было еще хуже. Дора, в домашнем платье, в котором каждое утро она готовила завтрак для семьи, лежала на полу в луже крови. Ее голова была почти отделена от тела, и одна нога лежала в углу, словно отброшенная прогулочная трость. Именно тогда ему и стало плохо, и он усиленно старался добраться до ванной, чтобы не выблевать все свои внутренности на ковер.

Но в ванной лежал Сайрус. Его отдельные части были разбросаны по полу, а Сайрус Флетчер был большим сильным мужчиной, который рубил дрова и подвозил их в город для своих покупателей. Сейчас, казалось, от него осталось очень мало: клочки плоти и мускулов, и зазубренных осколков костей. Остатки потрясенного ужасом лица, расплющенного ударом тяжелого предмета. Много позже, когда Вайсингер перестал трястись и блевать, он обнаружил пометки на стенах ванной. Зарубки. Словно от ударов топора. Такие же зарубки были в комнате, где лежала Дора. Когда он бежал к своей машине, чтобы позвать на помощь, тиканье часов, которые не заводились уже в течение трех дней, неожиданно прекратилось.

С тех пор для него и начался настоящий ужас, наполняющий кружево огромной паутины времени. Ему не нравилось проезжать мимо того каменного дома на Каулингтон, потому что он был полон мертвых вещей, мертвых реликвий, которые он не понимал. Вещей из странного древнего прошлого. Его машина была закрыта тенями, и ему было холодно, хотя солнце ярко светило над нависающими деревьями, и пели птицы, и ветер шелестел сквозь листья, словно шепча что-то на древнем языке, которого не мог понять ни один человек.

Приблизившись к маленькому кирпичному зданию, которое было конторой шерифа, Вайсингер инстинктивно положил ногу на тормоза. Перед его офисом стоял потрепанный старый «Форд», нелепо покрашенный, с пятнами ржавчины. Задний борт был опущен, и в кузове сидел молодой человек, болтая ногами. Вайсингер въехал на место для парковки с надписью

«ТОЛЬКО ДЛЯ МАШИНЫ ШЕРИФА».

Слегка прищурившись, он посмотрел на человека. Он его никогда раньше не видел, и это его неожиданно заинтересовало. Как обычно, не торопясь, он выбрался из машины, притворяясь, что проверяет радио и содержимое отделения для перчаток, и лишь после этого высунул наружу ноги и встал; он закрыл дверь и запер ее, затем внимательно посмотрел на молодого человека.

— Добрый день, — сказал человек с легким акцентом, неизвестным Вайсингеру.

За очками авиационного стиля его светло-карие глаза светились дружелюбием, как будто он ожидал, что Вайсингер пересечет эти несколько футов мостовой, которые их разделяли, и крепко пожмет ему руку.

Вайсингер кивнул и взглянул на номер машины. Небраска. Он запомнил эту информацию. Человеку было на вид около двадцати восьми или двадцати девяти, не больше. У него были вьющиеся коричневые волосы и такого же цвета усы. Волосы выглядели чистыми, но взлохмаченными, а усы только что подстриженными. Но номер из Небраски, грубая хлопчатобумажная ткань его одежды и синяя рабочая рубашка немедленно сказали Вайсингеру о том, что это бродяга, ищущий возможность подзаработать. Один из легиона людей, часто живущих в своих автомобилях или грузовичках, скитающихся по стране в поисках случайной работы, которая могла бы им помочь выкрутиться. Люди, которые рано оставили свои дома, увлеченные призывом открытой дороги к чему-то неизвестному, что только они, казалось, понимали.

— Я шериф, — непонятно зачем сказал Вайсингер. Наверное, он хотел, чтобы этот молодой человек знал точно, с кем имеет дело.

— Да, сэр, — отозвался парень с бодрым видом, который немедленно вызвал у Вайсингера раздражение. — Вы как раз тот человек, который мне нужен. — Он выбрался из своего грузовика и подошел. В кузове лежали набор инструментов, обломки кирпича и древесины и сложенный брезент.

— Что я могу для вас сделать? — спросил Вайсингер.

— Мое имя Нили Эймс, — сказал человек, протягивая руку. Вайсингер медленно взял ее и пожал.

— Кажется, мы знакомы? — Вайсингер внимательно разглядывал его.

— Нет, — сказал человек. — Если только вы не были вчера в Гринвуде, как и я. На самом деле я здесь проездом по дороге на север.

— Угу, — отозвался Вайсингер.

— Я выполняю случайную работу, — сказал человек кивнув на свой грузовичок. — Выкорчевываю пни, подрезаю траву у дороги, отвожу мусор на свалку — словом, делаю все что угодно. Я проезжал мимо и заметил, что у вас здесь миленький маленький городок, и я подумал, что, возможно, смогу найти здесь какую-нибудь работу. Прежде чем спрашивать об этом в округе, я решил, что должен встретиться с шерифом, чтобы не было никаких недоразумений.

— Верно, — сказал Вайсингер.

Нили прочитал в глазах шерифа недоверие. Для него в этом не было ничего нового; он видел это раньше, множество раз, в городах, подобных Холлифорку, Уайтингу, Бомонту и множеству других. Это была маленькая драма, которую он привык разыгрывать и которая требовала от него серьезного умоляющего выражения на лице. Однако при этом важно не перестараться, чтобы не подумали, что ты насмехаешься над ними. Ему приходилось доказывать свою честность и отличие от гангстеров, способных ворваться в банк посреди ночи и убежать с городскими сбережениями. Нили недолюбливал позирование перед людьми такого рода, но человеку необходимо питаться и иногда отдыхать от дороги, а это означало, что у тебя в кошельке должны лежать кое-какие деньги. И часто было трудно удержаться. Но за четыре года странствий он ни разу не украл. Однажды в Баннере, Техас, он нашел один из этих маленьких пластиковых бумажников, которые раскрываются в середине, и в нем лежало немного более сотни долларов и никакой информации о владельце. Он взял деньги, но ни разу не думал об этом как о краже. Просто счастливый случай. Но ему в такой же степени и не везло. Например, тогда, когда он был брошен в пахнущую гнилью тюремную камеру в Гамильтоне, Луизиана, по подозрению в ограблении «Маджик-маркета» на семьдесят пять долларов. Девочка-подросток, работавшая за прилавком, указала на него, но не была в этом вполне уверена. Через день он был освобожден за отсутствием улик, и полисмен с квадратной челюстью приказал ему убираться и забыть начисто дорогу туда. Он обрадовался, и хотя он не был никогда около того «Маджик-маркета», у него появился случайный низкий порыв заскочить и ограбить это заведение до единого пенни, занесенного в регистр. Но он не сделал этого, потому что дорога, протянувшаяся перед ним, манила вперед, словно линия судьбы.