Стремительный поток - Эмили Лоринг

«Прекрасно!» Это слишком бледное слово, чтобы описать то, что чувствовал он, Кристофер, впервые увидев Джин в своем доме. Она не помолвлена с Бруком… пока. Голос сестры вернул его к реальности:

– Мы не смогли удержать мистера Рэндолфа. Он вспомнил о каких-то срочных делах.

Она зажгла спичкой огонь нагревателя под пузатым серебряным чайником, устроившимся на столике среди чашек и блюдец. Салли-Мэй вышла из библиотеки. Ее глаза за толстыми линзами очков покраснели от слез. Увидев гостей, девочка замялась, затем судорожно всхлипнула, пробежала через комнату и прильнула к Кристоферу.

– Ну что ты, Салли-Мэй, – пробормотал он, растроганный ее порывом.

– Дядя Крис, не смотри на меня так сердито, будто ты меня больше не любишь.

Он нежно обнял ее за худенькие плечи.

– Если бы я не любил тебя, ты бы не могла меня рассердить. Что ты должна сказать мисс Рэндолф?

– Пожалуйста, не надо… – запротестовала Джин.

Салли-Мэй, глотая слезы, принялась извиняться:

– Простите, что я вас заперла, но… вам самой не надо было…

– Никаких самооправданий, – напомнил ей Кристофер. – Либо ты просишь прощения, либо нет. Так что же?

– Я прошу прощения.

– Больше ничего не говори, – улыбнулась Джин. – На самом деле я прекрасно провела время в хижине. Вспомнила детство и хорошо выспалась. Так что я на тебя не в обиде.

Девочка капитулировала перед ее шармом. «Да и кто устоял бы?» – подумал Кристофер. Джин была невыразимо прелестна, когда уголки ее губ поднимались вверх в восхитительной улыбке.

– Значит, мир? – просияла Салли-Мэй. – Ой, а что там за звук на улице?

Кристофер узнал звон бубенцов упряжки. В Гарстоне только один человек устраивал себе конные выезды. Графиня ди Фанфани прибыла на чаепитие. Кристофер открыл дверь нарядному лакею в длинной синей ливрее, из-под которой выглядывали бриджи цвета сливок. Лакей прикоснулся к цилиндру, что-то пробормотал и поспешил назад к экипажу, у которого розовощекий кучер в такой же ливрее держал под уздцы двух резвых коней, изящно пританцовывавших и бивших копытами. Лакей угодливо помог женщине в бархате и соболях выйти из экипажа и сопроводил ее к двери.

Графиня искоса взглянула на Кристофера из-под полы нарядной шляпы и воскликнула:

– Dio mio! Неужто я наконец добралась до цели? В центре столько машин – не протолкнуться, но полицейские остановили движение, чтобы дать нам дорогу. Возьмите мою накидку, мистер Уинн. Ты здесь, Джин? Где вы нашли ее, Гарви?

Голос Брука заглушили слова приветствия. Констанс выдвинула вперед кресло. Джин поставила скамеечку под миниатюрные ножки графини, обутые в туфли-лодочки с пряжками и смешными каблуками-шпильками. Крышка серебряного чайника звонко запрыгала, а из носика вырвалась струйка пара. Кристофер улыбнулся, увидев, как Салли-Мэй, разинув рот, уставилась на графиню, словно та должна была вот-вот скомандовать: «Тыква и шесть белых крыс!» – как фея из сказки о Золушке.

Графиня подняла к глазам инкрустированный драгоценными камнями лорнет и принялась переводить взгляд с одного лица на другое.

– Dio mio! Как вы все серьезны! Может быть, я прервала погребальный обряд? Или меня здесь не ждали? Ведь вы приглашали меня на чай в воскресенье, не так ли, мисс Уинн?

– Приглашала? Да я неделями умоляла вас прийти, дорогая госпожа графиня! – с жаром сказала Констанс. – Вы не были в этом доме ни разу с тех пор, как мы в нем поселились.

Держа перед глазами лорнет, графиня ди Фанфани произвела осмотр интерьера. Ее взгляд на мгновение задержался на портрете, висевшем над камином; пробежался по барельефу на каминной полке, по желтым камчатым[6] шторам, по секретеру красного дерева с маленькими ящичками, упал на турецкий ковер. Затем она снова посмотрела на Констанс:

– Вы сохранили атмосферу старины, милая, превратили дом в музей. Думаю, Джин будет не прочь поселиться здесь, когда выйдет замуж.

– Салли-Мэй, – поспешно сказала Констанс, – принеси чай и булочки. Слуги у нас по воскресеньям отдыхают, госпожа графиня, так что мы обслуживаем себя сами.

Джин, не подав и виду, что ее задела бестактность бабушки, взяла Салли-Мэй за руку и весело попросила:

– Позволь мне помочь. Я опытная официантка.

Гарви Брук взял девочку за другую руку:

– А я – первоклассный дворецкий. Возьмите и меня в помощь, мисс Салли-Мэй.

Все трое вышли, а Кристофер отправился в холл, услышав звонок в дверь.

Холодные агатовые глаза Лютера Калвина были совершенно безжизненны, когда он перешагнул порог прихожей и процедил сквозь зубы:

– Я явился выразить протест против вашего заявления о том, что невозможно принять на веру историю о сотворении мира в том виде, как она описана в Книге Бытия. И это прозвучало с церковной кафедры!

К щекам Кристофера прилила кровь – общение с Лютером Калвином всегда производило эффект, подобный крапивным ожогам. Стараясь говорить вежливо, несмотря на раздражение, он поправил:

– Я сказал, что невозможно согласиться с традиционным толкованием, если под словом «день» подразумевать сутки из двадцати четырех часов. День человеческий и день божественный имеют разную протяженность. Вы, конечно, признаете…

Из кухни донесся смех.

– У вас вечеринка? – С этими словами Калвин аккуратно пристроил свою шляпу на полке в холле.

– Это вовсе не вечеринка. Салли-Мэй и… и ее друзья устроили чаепитие.

Лютер Калвин посмотрел в сторону кухни, словно раздумывая, не заслуживают ли костра грешники, веселящиеся в воскресный день.

– Моя сестра в гостиной, – сказал Кристофер.

Побагровевший от ярости и смущения Калвин то ли с фырканьем, то ли с рычанием устремился в комнату, где его сердечно приветствовала Констанс:

– Какая честь! Вначале графиня ди Фанфани, а теперь и вы, мистер Калвин.

– Dio mio! Синьор Кальвино, как идет ваша финансовая кампания?

Кристофер заметил, как злобно сверкнули глаза графини из-под густо накрашенных ресниц. Старуха знала, что Калвин не любит обращение «синьор» и совершенно не переносит, когда его фамилию коверкают на итальянский лад. Прежде чем он успел ответить, вошел Гарви Брук с заварочным чайником в одной руке и нагруженным подносом в другой. За ним последовала Джин с тарелкой пирожных. Ее лицо сияло. Никогда прежде Кристоферу не приходилось видеть ее без маски презрения и безразличия, которую она надевала для него.

– Посмотри-ка, дядя Крис! Я их сама приготовила. – Рискуя разбросать свой кулинарный шедевр по всей комнате, Салли-Мэй взмахнула блюдом с булочками, на каждой из которых была крошечная ямка с рубиново-красным клубничным джемом. – Правда, замечательные? А джемом их украсила Джин.