Нулевой пациент. Нестрашная история самых страшных болезней в мире - Лидия Канг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на то, что католическая церковь официально признала ее еретической, эта секта – пусть и ненадолго – обрела огромную популярность, когда в деревнях бушевала чума. Некоторые группы насчитывали тысячи флагеллантов, которые вместе странствовали по Европе, в духовном исступлении предаваясь самобичеванию – как в буквальном, так и в переносном смысле. В самом крупном из известных истории шествий участвовало более десяти тысяч сектантов. Один очевидец так описал прибытие флагеллантов в Лондон в 1349 году, когда страна была охвачена чумой.
«Трижды все члены этой процессии повергались на землю и вытягивали руки в стороны, словно распятые на кресте. Пение продолжалось, и, начиная с того, кто оказался позади остальных распростертых на земле собратьев, все они по очереди переступали друг через друга, единожды ударяя каждого из лежавших бичом».
Говорят, что каждый вечер они повторяли одну и ту же епитимью.
Поначалу движение флагеллантов имело эгалитарный характер – к нему присоединялись клирики, миряне, мужчины, женщины и даже дети, но когда оно разрослось, оппортунистически настроенные лидеры окружили братство множеством сектантских убеждений и правил. Свирепая, пусть и заслуживающая жалости попытка вымолить милость у Господа переросла в нечто куда более настораживающее. В братство стали принимать исключительно мужчин, которые всеми возможными средствами избегали даже случайных встреч с женщинами. Претенденты на вступление в ряды братьев должны были исповедаться и признать все грехи, совершенные с семилетнего возраста, а затем на протяжении тридцать трех с половиной дней избивать себя плетьми – по одному дню на каждый год, прожитый Христом на земле. Они также клялись за все это время ни разу не мыться, не бриться, не спать в кровати и не переодеваться. Мало того, за вступление в братство взималась плата. Успех этой напоминавшей культ бизнес-модели наглядно демонстрирует духовное смятение, царившее в Европе во время эпидемий чумы.
Приняв это во внимание, пожалуй, не так уж и сложно понять, чем людям импонировали флагелланты: вероятно, их показное самобичевание дарило наблюдателям временное духовное облегчение. Массовые публичные обряды покаянного самобичевания давали отчаявшимся людям, которые горевали по многочисленным друзьям и родственникам, умершим от столь ужасного и загадочного заболевания, возможность испытать катарсис. Порой зрители кричали, плакали или молились вместе с флагеллантами, чтобы очиститься от собственных духовных терзаний.
По мере того, как братство флагеллантов росло и становилось сильнее, его лидеры начали высказывать еретические воззрения, чем навлекли на себя гнев Католической церкви. Они подвергали сомнению священнодействия и заявляли, что могут отпускать друг другу грехи. Они также приписывали себе способность проводить обряды экзорцизма и творить чудеса. (Все эти утверждения считались ересью.)
В 1349 году Папа Римский Клемент VI официально признал движение флагеллантов еретическим и запретил их шествия. Он разослал письма с вестью об этом епископам Франции, Польши, Швеции и Англии. После того, как братство осудили все священнослужители Европы, оно впало в немилость у народа так же быстро, как некогда обрело популярность. К 1350 году, всего год спустя, «Братство Креста» фактически перестало существовать.
На этой иллюстрации из Нюрнбергской хроники, опубликованной в конце XV века, изображены флагелланты.
Улица в Чайна-тауне Сан-Франциско, середина – конец XIX в.
Через месяц после появления первых симптомов Вонг скончался.
Шестого марта было проведено вскрытие. Уилфред Келлог, местный бактериолог, взял образцы из распухших лимфатических узлов Вонга, после чего тело усопшего обернули тканью, вымоченной в растворе дихлорида ртути, положили в посыпанный известью оцинкованный гроб и отправили на кремацию. Келлог внимательно смотрел в микроскоп: он видел небольшие, пухлые, продолговатые бактерии. При использовании подходящих красителей они напоминали слегка округлые английские булавки. Без окрашивания бактерии под микроскопом чаще всего кажутся прозрачными. Разглядеть их можно, но это непросто. (При окрашивании химические красители связываются с различными компонентами бактериальных клеток, и последние становятся отчетливо видны.) Использование определенных реагентов для обнаружения чумной палочки позволяет добиться характерного эффекта «биполярного окрашивания»: краситель хорошо впитывается на концах вытянутой бактерии – из-за этого она и напоминает булавку.
Форма обнаруженных бактерий наталкивала на мысль о чумной палочке. А это значило, что следующим шагом должен был стать карантин.
Вот только изолировали не какой-то конкретный корабль или дом.
Седьмого марта в припадке синофобии[18] чиновники Сан-Франциско ввели карантинные меры во всем Чайна-тауне, охватывавшем пятнадцать кварталов: район целиком, а вместе с ним и около тринадцати тысяч проживавших там китайцев, огородили веревками, не предупредив об этом никого из жителей. Кроме смерти Вонга никаких доказательств заражения чумой не было.
Белокожим жителям города было запрещено заходить на карантинную территорию, потому что предполагалось (безосновательно), что лишь китайцы были виновны в распространении инфекции и подвержены ей. И все из-за одного-единственного неподтвержденного случая заражения. Это было не просто беспрецедентное и невежественное злоупотребление властными полномочиями – в итоге оно оказалось еще и бесполезным. В конце концов, крыс веревками не остановишь. Хуже того, ученым еще с 1897 года было известно, что чуму переносят блохи и крысы, и все же власти Сан-Франциско сочли, что скверные условия, в которых жили обитатели Чайна-тауна, были достаточно весомой причиной, чтобы изолировать все население этого района из-за одного-единственного случая заражения чумой.
Расизм по отношению к китайцам, обусловивший решение закрыть весь Чайна-таун на карантин, укоренился в Калифорнии гораздо раньше. В 1870 году главный санитарный врач Сан-Франциско назвал китайцев «морально прокаженными», чем подкрепил мнение о том, что Чайна-таун был рассадником болезней и заразы. Но жившие там китайцы фактически не имели шансов поселиться в другом месте, учитывая какую высокую цену за аренду запрашивали домовладельцы (в том числе и мэр города Джеймс Фелан). К тому же, как только китайцы-съемщики заселялись в новое жилье, заботы о ремонте ложились на их плечи. Из-за непомерной арендной платы и дорогостоящего хозяйственного обслуживания жильцам приходилось ютиться в тесноте, деля расходы между собой. Канализация, обеспечивающая нужды этого района, тоже пребывала в плачевном состоянии. В представлении обывателей, и сами китайцы стали, благодаря этим слухам, настоящим воплощением скверны. Мэр Фелан называл китайских эмигрантов «хмурыми… рабами пристрастия к опиуму… шантажистами и убийцами» и утверждал, что они «плодят болезни». Учитывая столь открытую ненависть
