Падение башни (сборник) - Сэмюэль Дилэни

— Это твоя упряжь, Вими. Твой первый отец и я брали тебя с собой на пикники в Медвежьи горы. Мы клали тебя в это сооружение и привязывали к дереву. Веревка была десяти футов длиной, так, чтобы ты не испугался высоты...

Остальной части рассказа матери я не слышал, потому что неожиданно меня затопила волна ужаса. Я представил себя висящим на дереве в этом сооружении.

Ладно.

Когда я приехал к матери, мне было двадцать и я только вступил в одну прекрасную полисемью на Сигме. Я гордился тем, что стал отцом троих малышей и ожидал еще парочку.

В нашей полисемье было сто шестьдесят три человека, и нам отдали все побережье, девять миль джунглей и склон горы...

А в тот миг мне представилось, что где-то там в джунглях в такой же упряжи привязан к дереву Энтони. Он висит и раскачивается, пытаясь поймать птицу, жука или солнечный зайчик... на веревке в десять футов длиной...

Обычно я надевал одежду, только когда отправлялся на работу, а дома (на Земле) вынужден был носить ее непрерывно. Я хотел как можно поскорее удрать из невероятного места, где вырос, называемого квартирой, убежать от этих жен, мужей, детей — от цивилизации. Все это казалось мне слишком ужасным.

Третий:

После того как я оставил свою полисемью — бежал от них, вина и смущение мои были безмерны. До сих пор раз в месяц я вижу во сне кошмары и просыпаюсь с криком. Часто думаю о том, что случилось с детьми, хотя и знаю, что для групповой семьи потеря одного, двух, трех родителей не слишком сильная травма...

До сих пор удивляюсь, как мне удалось избежать ошибки моих родителей и я не стал надеяться на то, что и мое потомство станет всегда поступать правильно или, еще хуже того, превратится в детей, о которых иногда можно прочитать в газетах (юных гениях, вроде Ратлита, хотя я о нем в газетах никогда не читал). Но меня постоянно мучает ужасное подозрение, что, как бы я ни старался, мои дети повторят многие из моих ошибок...

Так или иначе, я оказался на корабле, который отвез меня к Звездной Яме. И я заговорил с золотистой — обычной милой девушкой. Мы беседовали про вне— и внутригалактические двигатели. Она была потрясена обширностью моих знаний. На меня произвело впечатление то, что она с легкостью пользуется этими двигателями, а знает о них так мало. Выглядела она очень женственно — а я? Здоровяк ростом шесть футов четыре дюйма, весом двести десять фунтов. Механик-ремонтник с обломанными, грязными ногтями. А она? Стройная дама с янтарными глазами. С обзорной палубы мы наблюдали за громадным таинственным диском Пересадочной Станции.

Потом она повернулась ко мне и спросила. В голосе ее не было ни капли насмешки:

— А отправиться дальше ты не можешь, ведь так?

Тогда я испугался и не стал отвечать, потому что знал ответ.

— Знаю, о чем вы думаете, — неожиданно заявил Ратлит. До этого мы несколько минут просидели молча, и я слишком глубоко задумался. В таком состоянии я мог, не замечая, наболтать ему невесть что. — Мне-то все давно ясно... Я тоже чувствую себя словно в западне!

Я засмеялся, и Ратлит показался мне совсем зеленым и глупым.

— Пойдем, — предложил он мне. — Давай-ка прогуляемся.

— Конечно.

Он встал. Ветер растрепал его волосы.

— Хочу прогуляться, заглянуть к Алегре.

— Только ненадолго. Я хочу пораньше лечь спать.

— Интересно, что Алегра думает обо всех этих делах? Мне нравится болтать с ней, — задумчиво произнес он. — Она не подавляет, но ее жизненный опыт много больше, чем ваш. И она имеет на все свою точку зрения. К тому же она старше меня.

В этом весь Ратлит. Алегре-то было всего пятнадцать.

— Я не думаю, что существо, попавшее «в западню», заинтересует ее, — заметил я. — Если только она не захочет преподнести тебе урок.

Ратлит считал, что мне есть чему поучиться у Алегры.

В мою молодость дети начинали принимать наркотики лет с десяти. Алегра с самого рождения принимала триста миллиграммов в день, привыкнув к странному наркотику — комбинации психоделических элементов и сильных галлюциногенов. Она перемежала их с сильным подавителем. Я мог только посочувствовать. Мать Алегры была наркоманкой, и наркотики попадали в зародыш, проходя вместе с кровяной плазмой через стенки матки. Так что Алегра с самого рождения нуждалась в наркотической подпитке. Зато она оказалась выдающимся передающим телепатом. Она запомнила ужасы своего рождения, великолепие мира новорожденного — галлюцинации, созданные докторами. Ведь ей с самого рождения давали наркотики. И с тех пор она продолжала принимать их и с помощью своих способностей превратила свое жилище в удивительную психоделическую вселенную.

Однажды я спросил Алегру, когда она впервые услышала про золотистых. И тогда она рассказала мне ужасную историю.

Многие золотистые возвращались с Тибера — сорок четыре в почти невменяемом состоянии. Видимо, там существовал некий пространственный поток, плохо влияющий на людей, а душевное состояние золотистых вещь и вовсе очень деликатная. Так вот, одно межзвездное правительство, которому поручили спонсировать вывоз микрохирургического оборудования с Тибера, защищая свои интересы, наняли Алегру, когда ей было всего восемь лет, как терапевта-психиатра.

— Я конкретизировала фантазии больных золотистых и помогала им избавиться от этих мыслей. За какую-нибудь пару часов они приходили в себя. А ведь некоторые из них были совершенно сумасшедшими, когда их приводили ко мне.

Тогда у юной Алегры оказалось слишком много работы.

Такие телепаты, как она, редкость. Чтобы еще больше развить ее таланты, врачи стали постепенно уменьшать порции наркотиков, а потом разом дали ей огромную дозу...

— Больно они тогда переусердствовали, — рассказала мне она. — Конечно, я могла отказаться... Но не сделала этого. А когда пришла в себя, узнала, что мне увеличили дозу вдвое. Оказалось, что врачи таким образом протолкнули меня через ту грань, которая обычно смертельна для людей...

Теперь я могу есть тараканью отраву вместо слабительного.

Но ведь я могла отказаться, Вим.

Все правильно. Тогда Алегре было восемь лет.

Наркотики поставляли золотистые. Они везли их с Рака-девять, и большая часть их груза проходила через Пересадочную Станцию. Алегра поселилась здесь, потому что тут легче было заниматься нелегальным бизнесом. Легче не придумаешь, стоит только захотеть.

Кстати, сами золотистые не принимают наркотиков.

Ветерок стих, когда Ратлит и я отошли от края. Ратлит начал насвистывать. В одном из коридоров часть фонарей оказалась разбита, так что довольно значительный участок улицы превратился в черный туннель.