Сочинения - Августин Блаженный

3. Поэтому заслуживают посмеяния философы этого мира, и не только эпикурейцы, которые продают самую правду за цену плотских удовольствий. Для того, говорят эти последние, нужно быть мудрым и справедливым, чтобы находить и пользоваться удовольствиями телесными. Они также считают себя неустрашимыми и говорят, что ничего не боятся, потому что не допускают, чтобы Бог имел какое–либо попечение о делах человеческих, и не верят, что после этой жизни наступит другая. И если какие–либо превратности случаются с ними в этой жизни, они думают вознаградить себя тем, что могут соуслаждаться в душе помышлением о плотских удовольствиях, когда не могут пользоваться ими на самом деле, и таким услаждением хотят достигать блаженства плотских утешений, находясь под бременем скорбей телесных. Разве и у них любовь не изгоняет страха? Но это — любовь к нечистым удовольствиям, скорее — любовь пустой постыдной суеты. Потому что, когда являющаяся скорбь лишит тело его удовольствия, остается в душе только представление о нем и один лишь образ пустоты. Эта пустота и любится только, так что, когда пустой человек ухватывается за нее всем сердцем, от того будто бы и тяжесть скорби смягчается. И не только они (эпикурейцы) достойны осмеяния, но даже и стоики. Представители этих именно двух направлений, как читаем мы в книге Деяний Апостольских, осмелились бросать суесловие свое против нашего Павла (Деян.17:18). Ведь и стоики считают себя неустрашимыми, не по причине удовольствий телесных, но по причине отваги (стойкости) духа, т. е. хотят избежать страха по причине изгнания способности к страху, надмеваясь злобой, будучи не мудростию научены, а ожесточившиеся в своем заблуждении. И, конечно, постольку они являются малоразумными, поскольку воображают, что больной дух может стать здоровым именно у них. Здоровье же души, полагают они, состоит в том, что мудрый, по их словам, не должен иметь сострадания. Потому что, если кто сострадает, говорят они, — тот скорбит. А кто скорбит, того нельзя назвать здоровым. О, безумное ослепление! Что же если он тем меньше скорбит, чем менее здоров?! Другое дело, когда не бывает скорби по причине совершенного здравия, каковым будет тело и дух святых, по воскресении мертвых, в которое они (стоики) не верят, потому что имеют невежественных наставников, выдавая за учителей себя самих. Есть разница — является ли скорбь вследствие здоровья или вследствие слабости. Судя по состоянию настоящей тленности, здоровое тело, когда мучится, скорбит. Таков же и дух, который, будучи уязвлен несчастием страждущего, соболезнует своим милосердием. Но тело, оцепеневшее по причине тяжкой болезни или сделавшись мертвым по причине потери духа, уже, хотя и болеет, не чувствует однако боли. Таков же и дух тех, которые мудрствуют или, скорее, гибнут без Бога. Как тело оживляется духом, так и дух сам живет, будучи оживляем Богом. Пусть же подумают те, кои не скорбят и не боятся, о том, что, может быть, они не здравы, но мертвы.

4. Итак, пусть имеет страх христианин, прежде чем совершенная любовь не изгонит страха. Пусть верит и знает, что он устранен от Господа, пока живет в теле (2 Кор.5:6), которое тленно и отягощает душу. И тем меньше пусть будет страха, чем ближе будет отечество, куда мы стремимся. Больший страх должен быть у находящихся вдали, меньший — у приближающихся, никакого страха нет у достигающих. Так страх приводит к любви, и совершенная любовь изгоняет страх. Пусть же боится христианин, но не тех, которые убивают тело и не могут больше что сделать, но того, кто может и тело и душу ввергнуть в геенну огненную (Лк.12:4–5). Есть, однако, другой страх, страх Господень, чистый, пребывающий вовек (Пс.18:10). Но не его совершенная любовь изгоняет вон, иначе он не пребывал бы вовек, и не напрасно, когда сказано: страх Господень, — прибавлено чистый, а также пребывающий вовек, Почему страх, который изгоняется вон любовью, мучит душу, если не потому, что мы боимся потерять после смерти нечто из того, что нравится нам, например, неповрежденность тела и его спокойствие или что–либо подобное. Поэтому и страшны нам в царстве мертвых наказания и скорби, и муки геенские. Когда же дух бодрствует и его не оставляет Бог, тогда бывает страх чистый, пребывающий вовек. Об этом я поподробнее сказал бы, если бы речь моя, без того уже достаточно длинная, не побуждала меня пощадить и свои старческие силы, и ваше внимание.

Беседа 9. О любви и о слепце прозревшем

1. Незадолго пред этим, братия, апостол, когда читалось его послание, говорил нам о любви и так ее он изображает нам, что без нее все прочие, хотя бы и великие, дарования Божии нисколько неполезны. Когда же она есть, она не остается одной. Итак, воздадим же любви вашей слово о любви. Одна есть любовь божественная, другая — человеческая. И человеческая бывает позволенная иная, другая — не позволенная. Об этих трех родах любви (charitatibus vel dilectionibus, потому что два имени имеет она у латинян, по–гречески же называется одним словом αγάπη) и постараюсь сказать вам, если Господь поможет мне. Итак, первая обязанность моя, как я сказал, указать, что есть любовь божеская и человеческая, и что человеческая любовь бывает двоякая: дозволенная и недозволенная. Сначала я буду говорить о любви человеческой дозволенной, которая не запрещается; потом — о любви человеческой же, которая осуждается, и, наконец — о любви Божеской, которая приводит нас к блаженству.

2. Если сказать кратко, позволенная любовь есть та, когда муж любит свою жену, а непозволенная — когда он любит блудницу или чужую жену. В местах увеселительных и на улицах в большом почтении любовь недозволенная, когда любят блудниц. В дому же Бога, в храме Его, во граде Христовом, в Христовом теле любовь к блуднице ведет любящего к геенне.

Пользуйтесь же любовью дозволенной; человеческая она, но все же, как сказал я, дозволенная. Не только дозволяется она в виде уступки, но так дозволяется, что если ее не будет, то это ставится в упрек, и она предлагается в виде совета. Итак, пусть позволительно будет вам любить жен ваших, детей, друзей ваших, любить ваших граждан. Все эти наименования имеют характер необходимости и как бы некоторое притяжение любви. Но вы знаете, что такая любовь может быть и у нечестивых, т. е. у язычников, иудеев и еретиков. Кто из них не любит жены, детей, братьев, близких, соседей, друзей и т. д.? Это есть именно любовь человеческая. Отсюда, если кто настолько жесток, что защищает в себе человеческую способность любви и не любит своих сыновей, не любит жены своей, тот не имеет права считаться и между людьми. Не заслуживает, правда, и похвалы тот, кто любит сыновей своих, но вместе заслуживает осуждения тот, кто не любит их. Пусть таковой обратит внимание на то, что ведь любят детей своих даже и звери, любят детей аспиды, любят тигры, любят львы. Нет животного, которое не ласкало бы детей своих. Хотя иное из животных и устрашает людей, детей своих однако же лелеет. Рыкает лев среди лесов, и никто не проходит мимо него. Но вот входит он в свою пещеру, где у него детеныши, и оставляет ярость своей дикости, оставляет ее как бы вне, не входит с ней туда. Поэтому, кто не любит детей своих, делается даже хуже льва. Естественна эта любовь, следовательно, и дозволена.

3. Но остерегайтесь любви недозволенной. Вы — члены Христовы и тело Его. Слушайте апостола и устрашайтесь. Не мог он сказать выразительнее, сильнее и ярче, чем когда сказал: Итак, отниму ли члены у Христа, чтобы сделать их членами блудницы? И, сказав это, далее говорит: Или не знаете, что совокупляющийся с блудницею становится одно тело с нею. Затем, приводит свидетельство от Писания, где говорится, что будут [два] одна плоть (1 Кор.6:13–16 и Быт.2:24). Сказано это о муже и жене по вдохновению свыше, но лишь касательно того, что дозволено, что допускается, что честно, но не о том, что постыдно, что недозволено и достойно осуждения со стороны здравого смысла. Как в дозволенном соединении мужа и жены делаются два одною плотью, так же точно и в недозволенном сопряжении блудницы и прелюбодея. Если же это так, то пусть устрашит, пусть заставит содрогнуться тебя то, что сказано: Итак, отниму ли члены у Христа, чтобы сделать их членами блудницы? Помни о членах Христовых ты, христианин, но не ищи в другом членов Христовых, в себе самом соблюдай их, потому что куплен ты кровью Христовой. Итак, отниму ли члены Христовы, чтобы сделать их членами блудницы? Кто не страшится слов этих, тот не боится Бога.

4. Горячо, горячо умоляю вас об этом, братия мои. Предположим, чего нет, именно, что Господь обещал таковым безнаказанность и сказал: Кто сделает это, того Я помилую, того не осужу. Допустим, что так сказал Господь. Но даже и при обещании этой безнаказанности кто осмелится отнять члены Христовы и сделать их членами блудницы? Не сделает этого, если есть у него третья любовь — Божеская, потому что три рода любви назвал я. О трех родах, насколько поможет мне Бог, обещался я сказать вам: о человеческой дозволенной, о другой человеческой — недозволенной и, наконец, о высшей любви — Божеской. Вопросим эту Божескую любовь, положим пред ней те два рода любви и скажем: вот дозволенная любовь человеческая, которой любят люди своих жен, дочерей и других, в силу некоторых естественных влечений. А вот другая любовь — недозволенная, когда любят блудниц, чужих служанок, чужих дочерей, не высватанных и не обрученных, когда любят чужую жену. Вот две любви перед тобою. С которой из них хотела бы ты быть вместе? Если захочешь оставаться с дозволенной, не будешь иметь общения с той — недозволенной. Никто пусть не говорит: «Я хочу иметь обе». Если обе хочешь иметь, давая место и любви к блуднице, наносишь оскорбление той любви, которая обитает в тебе, — любви высшей. И думаю, что если ты человек женатый и любишь блудницу, ты не впускаешь ее в дом свой, чтобы жила она там вместе с женою твоею. До этого не доходишь; ищешь тьмы, ищешь мест закрытых. Не хочешь открывать позора своего. Но и те, которые не имеют жен и имеют как бы больше прав на любовь к блудницам (потому говорю: как бы — quasi, – что и они понесут осуждение, если принадлежат к обществу верующих), — думаю, что и юноша, еще не имеющий жены, если любит блудницу, не допускает все же, чтобы она жила с его сестрою или матерью, чтобы не оскорбить их стыдливости, чтобы не унизить благородства своего рода. Итак, если ты не допускаешь, чтобы блудница, та, которую ты любишь, жила вместе с твоею матерью или сестрой, чтобы не унизить, как сказал я, благородства своей крови, станешь ли допускать, чтобы в сердце твоем любовь к блуднице обитала вместе с любовью к Богу, и оскорблять кровь Христову?