Два билета в Индию - Кир Булычев

Когда человек стоит в душе, он всегда думает. Верка не была исключением.

Ей уже не было страшно. Она верила в то, что маму вылечат. Если бы эта личинка успела навредить маме, наверное, Елена сказала бы об этом. А может, не сказала бы? Пожалела?

Надо срочно идти в реанимацию! Врачи не ожидают, что Верка опять не послушается и побежит искать маму.

Верка быстро оделась, пригладила мокрые волосы и выскочила в коридор.

Как же она раньше не сообразила? Доверилась Елене, а та ее просто пожалела.

В коридоре было пусто. Но стоило Верке выйти из душевой комнаты, как она увидела медсестру. Нет, с сестрой лучше не встречаться. Сестры всегда задают вопросы. Верка переждала, пока сестра пройдет мимо, и поспешила по коридору. Дверь в палату справа была приоткрыта. В палате стояли четыре кровати, но занята была только одна. На ней лежал человек средних лет, лысенький, с острой бородкой. Он читал газету.

— Простите, — тихо спросила Верка, — как мне пройти в реанимацию?

— А ты нездешняя? — спросил мужчинка.

— Если не знаете, так и скажите! — огрызнулась Верка.

— А зачем тебе в реанимацию?

— У меня там мама лежит.

— Ну так бы и сказала, — обрадовался мужчинка. — Я тебя провожу, все равно делать нечего.

— Не надо меня провожать. Увидят!

— А ты сюда проникла без разрешения? Я правильно тебя понял?

— Так не скажете?

Мужчинка уже вскочил. Он был немного выше Верки и одет в яркую голубую пижаму.

— Пошли, — скомандовал он.

Верка пошла за ним.

— Ты не удивляйся, — сказал мужчинка с бородкой. — Я по специальности экскурсовод. Много лет проработал в Шушенском, в музее-заповеднике. Водил иностранные делегации на охоту по ленинским местам. Да вот подцепил что-то в лесу, три операции сделали… И теперь временно нетрудоспособен. А ты тоже из Шушенского?

И тут раздался женский голос:

— Ульяновский, вы куда опять помчались? Экскурсию ведете?

— Это Валерия! — ахнул мужчинка. — Дальше ты идешь без меня! — Он поспешил обратно, но, уходя, подмигнул так хитро, что Верка поняла: экскурсовод что-нибудь придумает.

Верка смело пошла дальше — ей-то отступать было некуда.

Она миновала сестру. Перед ней была матовая стеклянная дверь.

«Мама здесь, — поняла Верка. — Она меня ждет…»

Верка уверенно открыла дверь и вошла.

Но оказалась не в палате, как ожидала, а в пустой комнате, где была еще одна дверь с кодовым замком.

Верку опередили. Перед внутренней дверью стояла белокурая медсестра и набирала номер.

Когда сестра обернулась, Верка заметила, что за ней, прижавшись к стене, стоит карлик в белом халате. Или ребенок… Или детеныш наездника, осы церцерис грандиозис.

Они и сюда успели!

Детеныш рассмеялся:

— Мы тебя все просили, просили, а ты не соглашалась. За десять тысяч не соглашалась. А потом сама бесплатно пришла. Учти, на вознаграждение не рассчитывай. Теперь твоя жизнь и жизнь твой мамаши стоят недорого. Одна личинка — и вы свободны.

— Да я не могу вам помочь!

Верка так устала от всех этих тараканов, наездников, убийц, которые не считают себя убийцами, потому что подчиняются законам своей жизни. А если у нас свои законы, то тем хуже для нас.

— Нам остался один шаг до твоей мамаши, — сказал детеныш. — Помнишь, что случилось с Оксаной, когда она угодила в пушкинский морг?

— Мне нужен мой ребенок, — сказала женщина. — Мой мальчик, которого они так жестоко вырвали из твоей мамы. Твоя мама так тоскует по нему! А он может умереть — он же еще такой маленький и беззащитный!

Дверь реанимации отворилась, и в ней показался Ванечка.

Женщина одним ловким движением схватила Верку и рванула ее в сторону. Из ее груди выскочила острая сабля.

— Стой, — приказал детеныш Ванечке. — Мы не желаем зла, нам ничего не нужно. Верните зародыш, и мы отпустим вашу девочку. Разве это не гуманно — ребенок за ребенка?

— Немедленно отпустите Веру! — возмутился доктор и кинулся на женщину.

Женщина прижалась спиной к стене и полоснула Верку саблей.

— Больно! — закричала Верка.

Ей было не так больно, как горячо — по шее потекла струйка крови.

Ванечка сразу остановился, как на стену налетел.

— Немедленно принесите моего ребенка! — приказала матка.

— Советую вам сдаться, — сказал Ванечка. — В институте много людей. Я сейчас подниму тревогу…

— Послушай, очкарик, — тихо сказала женщина. — Никакой тревоги ты не поднимешь, потому что в таком случае девчонка не проживет и минуты.

— Вы тоже! Поймите, что вы замахнулись на все человечество!

— А вот это уже наши проблемы, — ответила женщина. — Нас не так легко убить. Иначе бы мы давно вымерли. Мы не виноваты, что стали такими, какие мы есть. Это вы, люди, испытывали бомбы, чтобы убивать самих себя. Вы отравили реки и озера, вы убили и изуродовали миллионы живых существ, а теперь мы вам не нравимся?

— Не нравитесь! — крикнула Верка. — Вы людей обвиняете, а сами еще страшней. Вы убиваете тех, кто ни в чем не виноват. Моя мама при чем? А Олега зачем убили?

Ей было очень неудобно и больно говорить, потому что наездница продолжала держать острие сабли возле ее горла.

— Ты что ела на обед? — вдруг завопил детеныш. — Ты котлету ела? Ты курицу ела? А ты забыла, что у курицы тоже есть дети? Ты телячью котлету сожрала? Людоедка! А знаешь — это мое счастье, что я для тебя невкусная, а то бы ты и меня приготовила под горчичным соусом! Когда я была человеческой женщиной, то очень любила телятину под горчичным соусом.

— Мы хотим жить, — твердо сказала женщина-наездник. — Мы хотим жить не меньше, чем вы. Мы любим своих детей так же, как и вы. Отдайте нам личинку, и мы уйдем. Больше вы нас не увидите.

— Не отпускай их! — закричала Верка. — Пускай они лучше убьют меня!

— Почему ты так говоришь? — удивилась женщина. — Ты что, жить расхотела?

— Завтра вы убьете маму другой девочки, — сказала Верка. — Вас будет больше…

— Пускай это будет честная война, — сказал детеныш. — Но завтра.

— Я жду, — повторила женщина. — И не думайте, что я пожалею вашу девочку. Это чужой ребенок. А у меня есть свой, и он умрет, если вы его мне не вернете. Мой ребенок мне дороже. Вы думаете, что я — насекомое и поэтому не могу испытывать чувств. Это неправда. Я наполовину церцерис, а наполовину человек. И неизвестно еще, чего во мне больше.

— Ой! — Сабля наездницы больнее вонзилась в горло Верки.

— И вы хотите, чтобы я сейчас отложила в нее яйцо? — спросила женщина.