Лекции по истории средних веков - Василий Григорьевич Васильевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Об обязанностях пажей говорит St. Palaye (Mém. Sur la chevalerie, t. 1. p. 56):
«Необходимо, чтобы сын рыцаря, побыл конюхом (пажом – écuyer), умел обращаться с лошадьми, чтобы он был слугой прежде, чем станет господином, потому что иначе он не будет в состоянии понять благородство своего положения, когда сделается рыцарем; для этого-то всего рыцарь должен отдавать своего сына другому рыцарю, чтобы он в молодости выучился за столом разрезать и служить, вооружать и одевать рыцаря. Точно так же, как человек, желающий быть портным или плотником, должен иметь учителем портного или плотника, так и всякий благородный человек, любящий рыцарство и желающий сделаться и быть рыцарем, должен прежде всего иметь учителем своим рыцаря».
При дворе сюзерена, следовательно, появились молодые люди, дети вассалов; достигнув известного возраста, они должны были вступать в среду воинов, в среду людей, призвание которых – носить оружие. По отношению к ним при дворе сюзерена совершается тот же древнегерманский обряд, о котором говорит Тацит. Обряд этот совершает сам сюзерен, что является весьма выгодным для владельцев небольших ленов. Если бы они сами совершали этот обряд, то он не имел бы никаких последствий; если же его совершил сюзерен, то этим самым он вступает в личные отношения к посвященному, между ними образуется личная связь, крепкая, прочная и высоко ценимая. В XI веке в феодальном замке, когда сын сеньора достигает совершеннолетия, происходит та же церемония: его опоясывают мечом, он принят в ряды воинов. И не только для сына, но и для молодых людей, воспитанных внутри замка, сеньор делает то же; они считают за честь получить оружие из рук своего сюзерена среди своих товарищей; двор замка заменил народное собрание – но, в сущности, это тот же факт.
Наряду с выражением «опоясывать armis virilibus» есть еще латинское выражение – cingulo militari insignire. На этом основании некоторые производили самый обряд от обычая не германского, а римского. Однако в этом отношении правы те, кто, как Готье, отрицают это. Готье замечает, что если и удерживается выражение классическое, то обычай все-таки остается германским.
Таким образом, первоначальная ступень рыцарства означает вступление молодых вассалов в класс людей, исполняющих благородную службу. Впрочем, некоторые ученые представляют себе происхождение рыцарства совершенно иным образом; между прочим, вот в каких словах определяет Сисмонди происхождение рыцарства:
«Рыцарство было в полном своем блеске, – говорит он, – во время первого крестового похода, то есть во время царствования Филиппа I. Следовательно, оно возникло во время его отца или деда. В эпоху смерти Роберта и восшествия на престол Генриха мы должны рассматривать обычаи Франции как уже вполне рыцарские. Быть может, действительно мы должны рассматривать контраст между слабостью королей и силой воинов как самый лучший довод к возникновению благородной мысли – освятить торжественным и религиозным образом оружие сильных для защиты слабых. Во время царствования Роберта дворянство замков начало усиливаться; искусство строить замки сделало огромные успехи: стены были более крепкими, башни, – более высокими, рвы – более глубокими… Искусство делать оружие, в свою очередь, сделало шаг вперед: воин был весь закован в железо или бронзу; его члены были покрыты ею, и его вооружение, оставляя членам их гибкость, не давало доступа неприятельскому оружию. Воин почти более не боялся за самого себя; но чем более он был вне опасности, тем более должен был чувствовать жалость к тем, кого возраст или пол оставляли беззащитными, ибо эти несчастные не находили никакого покровительства в беспорядочном обществе, у короля скромного, как женщина, и подобно им заключенного во дворце. Освящение оружия дворянства, сделавшегося единственной общественной силой, на защиту угнетенных было, как кажется, основной идеей рыцарства. В эпоху, когда религиозное чувство вновь начинает подниматься, но когда вместе с тем храбрость представляется лучшей жертвой Богу, нет ничего удивительного, что избрали военное посвящение, подобно посвящению духовному, и что рыцарство рассматривалось как второе духовенство, предназначенное к более деятельному служению Богу» (Sismondi. Hist, de Français. T. IV. P. 199–201).
Таков, следовательно, взгляд Сисмонди: он рассматривает рыцарство как учреждение, возникшее сразу и быстро развившееся под влиянием церкви и ее освящения, возникшее с известной целью, развивавшееся по определенному плану в несколько десятков лет. Но уже Гизо доказывает, что это мнение совершенно несостоятельно. Как сам обряд рыцарского посвящения стоит в связи с древнегерманским обычаем, так и сам институт должен иметь несомненную связь с древнегерманскими нравами.
Гизо особенно упирает на слово miles, обозначавшее рыцаря, он следит за историей слова, подтвержденной знаменитым словарем (глоссарием) Дю-Канжа. Слово miles по-латыни означает «воин»; во время распадения империи глагол militare означал просто «служить» в общем смысле слова; так говорили о службе в канцелярии графа, префекта – militât; говорили даже о militia clericatus – «духовная служба» и т. п. Но в IX–X веках слово это снова возвращается к своему прежнему значению и miles значит «воин», товарищ своего военачальника. Тогда же оно делается синонимом слова «вассал» и показывает, что человек держит бенефиций от другого и этим связан с ним. Таким образом, слово miles означает рыцаря не в том смысле, как его описывает Сисмонди, а вполне подчиненного своему сюзерену вассала.
Впрочем, и в воззрениях Сисмонди есть нечто верное. Действительно, обряд, совершаемый при допущении свободного человека в ряды воинов, получил церковное освящение во втором периоде рыцарства. Таким образом, в первом периоде militia – рыцарство остается на почве феодализма; во втором периоде – церковь, освящая оружие рыцарей, возлагает тем самым на рыцарей новые обязанности. В третьем периоде, независимо от церкви, воображение и поэзия овладевают рыцарством и, развивая его далее, придают ему совершенно иной характер. Об этом
