Пересадочная станция - Клиффорд Саймак

— Не читал, так почитай, — наставил старик. — Он не дурак был, Торо этот.

Саттон встал и отряхнул брюки.

— Куда торопишься? — поднял голову старик. — Посиди еще. Ты мне не мешаешь.

— Вообще-то мне надо идти, — сказал Саттон.

— Ну, ладно. Может еще когда забредешь. Поболтаем. Звать меня Клифф, а теперь все величают старым Клиффом. Так и спроси, где старого Клиффа найти. Всякий скажет.

— Как-нибудь, обязательно, — вежливо ответил Саттон.

— Может, хлебнешь еще на дорожку? — предложил старик.

— Нет-нет, благодарю вас, — поспешно отказался Саттон.

— Ну, как хочешь, — пожал плечами старик, поднял кувшин и сделал приличный глоток. Увы, выдох на сей раз не был столь эффектен — никто не пролетал мимо.

Саттон вновь вернулся на платформу, жара не спадала.

— Все правильно, — сказал ему служащий на вокзале. — Саттоны живут на другом берегу, в округе Грант. Туда можно по-разному попасть. Вы как хотите — покороче?

— Наоборот, подскажите мне самый длинный путь, — ответил Саттон. — Я не тороплюсь.

Когда Саттон взобрался на холм у моста, взошла луна.

Он не торопился — у него в запасе была вся ночь.

З4

Земля была беспорядочно усеяна обломками скал, которые, казалось, какой-то разгневанный великан нашвырял в незапамятные времена. Тут не росли высоченные деревья, соревнующиеся с горами в высоте и могуществе. В укромных расщелинах прятались летние цветы, прижимаясь к корням могучих деревьев. Неподалеку, на ветке сидела белка и что-то верещала — не то восхищенно, не то рассерженно, поглядывая на всходившее солнце.

Саттон карабкался наверх по каменистому ущелью. Иногда ему удавалось выпрямится, но большей частью он продвигался на четвереньках.

Он часто останавливался и отдыхал, утирая пот. Оставшаяся далеко внизу, в долине, река уже не казалась грязной и серой, а приобрела яркий голубой оттенок, соперничающий с ультрамарином небес, отражавшихся в ней. Воздух над рекой казался отсюда кристально чистым, гораздо чище, чем был на самом деле. Ястреб коснулся воды, на самой границе, там, где голубизна неба переходила в голубизну реки, и Саттону показалось, что он различает каждое пятнышко в крыльях птицы.

Взглянув наверх, он заметил в скалах проход и понял: это именно то место, о котором писал Джон Саттон.

Солнце встало только пару часов назад и у него еще было достаточно времени…

Наконец Саттон выбрался наверх. Валун лежал на своем месте. Сидеть на нем, и правда, оказалось очень удобно. Предок был прав.

Все было как в письме — покой и величие исходили от раскинувшегося перед его глазами пейзажа, действительно, — все выглядело объемно, как панорама. И, на самом деле, чудилось, что здесь может что-то произойти — вероятное и невероятное.

Саттон посмотрел на часы. Половина девятого. Он встал, прошел за кусты, улегся в густую траву и стал ждать.

Прошло совсем немного времени, и раздался приглушенный звук двигателя. Совсем рядом опустился корабль. Маленький, одноместный корабль. Он опустился за изгородью, на пастбище.

Из корабля вышел человек и устало прислонился к обшивке, с явным удовольствием глядя на небо и деревья — он попал, куда хотел.

Саттон тихо усмехнулся.

Спектакль, — подумал он. Неожиданно появиться на якобы поломанном корабле; дождаться старика, который подойдет и заговорит с тобой… Как это, черт побери, естественно! Ты его даже звать не будешь, сам придет и, конечно же, заговорит.

Понятное дело, не идти же тебе к ферме, не стучать в ворота и не говорить:

«Здравствуйте. Я прибыл сюда, чтобы раздобыть побольше всяких сплетен и пересудов о вашем семействе. Давайте сядем поудобнее. Ну, рассказывайте!»

Этот номер не прошел бы. Поэтому ты, скотина, приземляешься на пастбище и заводишь треп о погоде, пшеничке, травке-муравке и незаметно, плавненько так, переводишь разговор на дела личные и семейные…

Человек вытащил гаечный ключ и стал рассеянно постукивать им по обшивке.

Саттон приподнялся на локтях.

Джон Генри Саттон спускался с холма. Это был грузный седобородый старик в старой черной шляпе. Он шел прихрамывая, но старался держаться прямо.

35

Проиграли, думала Ева Армор.

Геркаймер сказал, что психо-трейсер в кабинете Адамса замолчал.

Жизнь Саттона прекратилась, и замолчал трейсер. Саттон мертв. Но нет, этого не может быть. Достоверно известно, что он написал книгу. А на сегодняшний день он ее еще и не начинал.

Хотя, вздохнула она, истории трудно доверять. Ее или плохо пишут, или недобросовестно переписывают, а то и перевирают или приукрашивают люди с богатым воображением. Правду так тяжело удержать, а мифы и выдумки так легко смешиваются с реальностью, что выглядят, в конце концов, куда более логичными, чем реальность.

История Саттона, как знала Ева, была наполовину апокрифична. Но многое в ней — правда.

Кто-то написал книгу, и этот кто-то — Саттон, потому что никто больше не мог перевести записи, сделанные на неизвестном языке. Да и написана эта книга просто и естественно, как Эш разговаривал в жизни.

Саттон умер, но не на Земле, и не в Солнечной Системе, и не в возрасте шестидесяти лет. Он умер на планете, вращавшейся вокруг далекой звезды…

Таковы факты, и эти факты извратить трудно.

Но трейсер замолчал.

Ева встала, подошла к окну, оно выходило в парк, примыкавший к гостинице «Пояс Ориона». Светлячки кружились над черными кустами, озаряя их вспышками холодного света. Луна вышла из-за облаков.

Столько работы, думала она. Столько лет обдумывания, составления планов. Создание андроидов без меток на лбу — точных копий людей, на места которых они отправлялись. Тонкие сети шпионажа, расставленные ко дню возвращения Саттона. Годы разгадывания загадок прошлого в попытке отделить правду от вымысла…

Годы наблюдения и ожидания, борьбы с контрразведкой Ревизионистов. И осторожность, всегда осторожность, чтобы в восьмидесятом столетии никто ни о чем не догадался…

Но чего-то мы не учли…

Прискакал Морган, и убедил Адамса в том, что Саттона нужно убить… Та парочка вылетела на астероид, Но это ничего не объясняло… Было что-то еще.

Она стояла у окна, смотрела на всходившую луну, нахмурив брови и пытаясь сосредоточиться. Устала. Никакие мысли в голову не приходили. Никакие. Кроме одной: «Проиграли!»

Они проиграли, и этим объяснялось все.

Саттон, видимо, мертв, и это означало поражение, полное и бесповоротное. Это означало победу официоза, который был жесток и одновременно труслив, слишком труслив, чтобы принять открытый бой. Победа официоза, который стремился во что бы то ни стало сохранить «статус кво», официоза, который способен стереть с лица истории целые столетия здравого смысла только лишь для того, чтобы удержать руку на пульсе Галактики.