Ельцин - Борис Минаев

Да я и сам чувствовал, как изменился внутренне после операции…

9 декабря я перелетел на вертолете в Завидово, где должен был восстановиться окончательно. Туда, в Завидово, ко мне прилетел Гельмут Коль. В сущности, это не был дипломатический визит. Гельмут просто хотел меня проведать. Увидеть после операции…

23 декабря я вернулся в Кремль — на две недели опередив самый “ускоренный” график, составленный врачами. Все окружающие обратили внимание на то, как я похудел и как легко стал двигаться. Действительно, не ходил, а бегал. Стал гораздо быстрее говорить. Сам себя не узнавал в зеркале. Другой вес, другое ощущение тела, другое лицо…

За всеми делами незаметно приблизился Новый год.

Хотелось видеть не только привычную кремлевскую обстановку, а просто людей на улице: что они делают, как готовятся к празднику…

“Заеду в магазин, куплю внукам игрушки”, — подумал я.

По дороге с работы заехал в магазин “Аист” на Кутузовском проспекте. Меня окружили продавцы… В игрушечном магазине я не был сто лет.

Купил огромную детскую машину для Глеба — очень люблю большие подарки…

31 декабря поехал на “елку”. Так мы между собой называем торжественный прием в Кремле, который устраивает обычно Юрий Михайлович Лужков.

…С первых секунд в Большом Кремлевском дворце испытал какие-то новые, для себя необычные чувства. После долгого отсутствия я почти физически ощутил на себе тысячи внимательных взглядов. Чувствительность, оказывается, после операции совсем другая. Как будто кожа стала тоньше. Этого я не предполагал.

…А через несколько дней после Нового года я пошел в баню.

Пытался убедить себя: всё, хватит лазарета, я нормальный человек. Езжу на работу, пью шампанское, хожу в баню. Пришел, разделся. А баня еще не нагрелась.

7 января меня с подозрением на пневмонию госпитализировали в ЦКБ» («Президентский марафон»).

Еще раз перечитываю этот отрывок.

«Пришел, разделся…» Нетерпение снова почувствовать свою силу, свое здоровье. Нетерпение — то, что так часто двигало им на всем протяжении жизни.

После 7 января 1997 года хроническая пневмония станет постоянным его спутником. Приступы будут повторяться.

…Однако вернемся на несколько месяцев назад.

Между первым туром выборов и операцией на сердце уместился такой серьезный эпизод в российской политике, как быстрый взлет и такое же быстрое падение генерала Александра Лебедя.

Перемирие, подписанное в мае в Кремле, как всегда, в условиях реальной войны, быстро оказалось свернуто. Российские генералы не собирались признавать свое поражение, чеченцы — тоже.

В августе в Грозный снова скрытно проникли боевики, собираясь окружить и уничтожить российскую группировку в городе. Лебедь вылетел в Чечню, где провел несколько встреч с Асланом Масхадовым, лидером чеченских сепаратистов.

Помощники Ельцина цитируют в своей книге стенограмму этих переговоров:

«Масхадов. Как в России, так и в Чечне отношение к этой войне — политики воюют и так далее. Думаю, что всем эта война надоела.

Лебедь. Точно.

Масхадов. Российская держава — территориальная целостность, великая державность. Чечня — суверенитет, независимость и так далее. По-моему, людям наплевать на все это, на эту державность, на их территориальную целостность.

Лебедь. Согласен.

Масхадов. Поэтому сегодня будем реальными политиками, которые не вдаются в эти подробности, что там будет, какой субъект, какое там правительство и так далее. Сегодня цель — закончить эту войну».

Выполняя договоренности, достигнутые между первым и вторым туром выборов, Ельцин дает Лебедю (новому секретарю Совета безопасности) особые полномочия для ведения мирных переговоров.

14 августа Лебедь встретился в Кремле с Ельциным, который подписал Указ «О дополнительных мерах по урегулированию кризиса в Чеченской республике». Руководство процессом целиком перешло к нему.

16 августа Лебедь говорит на пресс-конференции о том, что российские войска несут в Чечне неоправданно высокие потери, называет цифры — с 6 по 15 августа погибли 247 человек, ранено 1020, без вести пропавшие — 120.

Цифры действительно страшные. Далее следует пассаж:

«Государство, если оно таковым является, не может позволить себе симулировать кипучую деятельность».

Условием союза Ельцина и Лебедя перед вторым туром выборов были отставка министра обороны Павла Грачева и назначение на этот пост генерала Игоря Родионова. Однако Лебедь пошел еще дальше. Он отправляет в отставку нескольких заместителей министра обороны, заявляя о том, что в министерстве готовилась попытка «военного переворота». Его очевидная цель — полный контроль силовых структур. Генерал Родионов, который был известен по событиям в Тбилиси 1989 года, воспринял приход Лебедя во власть как полный карт-бланш. Первое, что сделал новый министр обороны — снял со стены своего кабинета портрет президента и повесил вместо него герб России. Жест глубоко символический: «Ельцин мне не указ…»

Следующей мишенью Лебедя, после Грачева, стал другой ельцинский «силовик» — министр МВД Куликов. Их противостояние было настолько жестким, а публичные выпады друг против друга настолько откровенными, что стало ясно — либо один, либо другой должен уйти.

Было ясно, что, если все силовые ведомства будут контролироваться Лебедем (особенно после того, как Ельцину сделают операцию), ситуация станет и вовсе не предсказуемой.

«Оставлять его в Кремле… было опасно», — скупо напишет позднее Ельцин.

События развивались стремительно: 17 августа генерал Пуликовский (командующий группировкой в Чечне) подписал приказ о прекращении боевых действий, а 19 августа он же обнародовал свой ультиматум, потребовав от боевиков покинуть Грозный. Из города начали уходить мирные жители. Огромная армия чеченцев была, по сути, блокирована. Российские военные снова могли бы одержать победу. Но какой ценой?

В том, что говорит Лебедь о государстве, которое «симулирует кипучую деятельность», есть своя логика. Для того чтобы одержать полную военную победу в Чечне, чтобы продолжать войну, у страны в 1996 году просто нет ресурсов, нет прежде всего моральной правоты и силы.

22 августа Лебедь вынудил Пуликовского подписать документ о разведении противоборствующих сторон, а 30-го подписал так называемый Хасавюртовский мир (официально этот документ назывался «Принципы определения основ взаимоотношений между Российской Федерацией и Чеченской республикой»).