Хроники Избранных. Трилогия - Сергей Ермолаев

– Почему?- выкрикнула вслух Лена.

Матрэкс ушел в свой кабинет, но Щит так и стоял в коридоре, полностью прозрачный, но абсолютно непреодолимый. Сапронова почувствовала, что у нее на глаза наворачиваются слезы обиды. Не только за себя, но и за подругу, которая уже была отчислена из состава Светленгов и в ближайшие дни готовилась покинуть Тюмень.

Юля первой заметила, что шеф ведет странную, если не сказать подозрительную политику в отношении Воргов. И это ей стоило жизни среди Светленгов. Она больше не одна из них. Скоро вообще будет никем. Ей сотрут память о всех делах, которыми она занималась на Службе Добра, а также обо всех Светленгах, с которыми она общалась, кого знала и с кем дружила. Несколько лет ее жизни лягут у нее в памяти белым пятном. А потом… Потом Лазебникову отправят куда-нибудь на Север или Дальний Восток на нейтральную территорию, где живут Избранные, не принимающие ни одну из сторон, либо также отказавшиеся от службы одному из двух Дел.

Лена Сапронова сжала кулаки и развернулась назад к "черному ходу". К парадной лестнице из-за невидимой преграды было не пройти.

За последние недели Юлия Лазебникова успела продать свою квартиру рядом с ДНК "Строитель" вместе со всей мебелью, а также машину. Полученных от этого семи сотен тысяч ей должно было хватить на большую часть жизни в ссылке. Конечно, уже спустя несколько месяцев после "чистки" памяти, когда пройдет реабилитационный период, ей можно будет найти какую-нибудь работу, даже нужно будет, но девушка пока об этом не думала. Она даже не знала, где будет жить.

На даче было солнечно и от этого весело, однако девушка не радовалась ясному осеннему дню. Казалось, печаль и безразличие ко всему навсегда поселились в ее душе после потери любимого человека и того разговора с лидером, где он почти открыто издевался над ней.

Домик был деревянный, самый обыкновенный, как и многие другие в районе Верхнего бора. Старый обветшалый заборчик, запущенная, давно не ремонтировавшаяся дорожка от калитки до крыльца, маленький огород и окружавший его садик стояли в таком запустении, словно там с прошлого года не ступала нога человека.

Девушка сидела во дворе на скамейке, которую когда-то сделал для нее сам Эльдар.

В руках у нее была жестяная банка с газировкой, которую она время от времени пила. Это был один из последних ее дней в Тюмени, но в сам город не тянуло, хотя многие другие на ее месте отправились бы туда, чтобы на прощанье посмотреть на него. Но какой от этого смысл? Она не видела в этом никакого смысла. Прощальный взгляд на городские улицы, где она прожила годы, не поможет почувствовать себя легче. Наоборот, нахлынут воспоминания, и ностальгия просто убьет ее, став невыносимой. Лучше не доводить до этого и оставаться здесь!

Вздохнув с грустью, Лазебникова бросила в начавшую желтеть и отмирать траву пустую банку и продолжала сидеть в задумчивом состоянии. По небу медленно плыли кучевые облака.

Через какой-то промежуток времени из кармана курточки послышалась мелодия звонка мобильника. Несколько секунд девушка слушала полифонические звуки, а затем словно бы с неохотой потянулась рукой в карман и достала телефон. На дисплее мерцала фотография Лены Сапроновой, сделанная встроенной в этот же телефон фотокамерой. А, вот кто звонит! Ладно, можно ответить.

Нажимая так называемую "зеленую трубку", Лазебникова поднесла сотовый к уху:

– Слушаю, Лена…

– Юлечка, привет! Где ты?- прозвучал заботливый, ласковый голос.

– На своей даче,- без каких-либо интонаций в голосе произнесла Юлия.- Где мне еще быть?

– Ты как, Юль? Когда уезжаешь?

– Послезавтра…

– Хочешь, приеду к тебе?

Юлия промолчала немного, а потом ответила:

– Приезжай, Лена. Попрощаемся. Ведь через пару дней я могу тебя и не узнать, если вдруг увижу…

– Как идут дела?- задал вопрос Леонид Владимирович Шорохов, когда в его кабинет вошел с докладом Антон Черняев.

Окно было зашторено, и в помещении, без того мрачном, выдержанном в очень темных красках, от этого было вообще мрачно. Настольная лампа стояла выключенной.

Единственным источником света в кабинете, если не считать щелей между штор, пропускавших тонкие струйки дневного света, являлся монитор ноутбука.

– Никаких известий от охотников, мистер Шорох. Их нигде не могут найти.

– Черт бы всех задрал!- вскричал Шорохов, ударив кулаком по столу.- Они не могли уйти из города! Доложи о наших действиях.

– С часа ночи на всех выездах из города стоят наши посты. В настоящие минуты в черте города курсируют 240 экипажей охотников, то есть практически на каждой улице и улочке Тюмени есть хотя бы один экипаж охотников. А то и два. Акцент в патрулировании сделан на микрорайоны и заречные районы города. Я еще не дал команду "отбой" после того, как ввели режим перехвата. Все продолжают работать…

– Бесполезно,- чуть спокойнее проговорил предводитель Воргов.- Мы, видимо, все-таки опоздали, или нас где-то не было, где появлялись они! У них было время выехать из города до тех пор, пока на улицы не вышли все наши охотники. Ведь так?

– Еще до начала 24-го часа на улицах было около трехсот охотников, но выезды из города действительно были перекрыты слишком поздно. Сожалею, что так вышло…

Шорох молчал, подперев рукой подбородок и уставившись в одну точку своим фирменным черным суровым взглядом. Его помощник тоже замолчал, не зная, чего еще добавить к уже сказанному. Прошла почти минута, прежде чем тишину, установившуюся в помещении, нарушила мелодия звонка мобильного телефона Леонида Шорохова. Мужчина сразу выпрямился и, доставая "трубку" из внутреннего кармана пиджака, быстро произнес:

– Сейчас что-то будет!

Его пророчество сбылось. После ответа на звонок из динамика телефона послышался бодрый голос Патрика:

– Эй, шеф, привет! Извини, что улизнули у тебя из-под носа. Но это благодаря Светленгам. Поэтому я хотел бы позвонить им и искренне поблагодарить за помощь, но не знаю ни одного их номера. Ты, случайно, не знаешь?

Шороха поразила такая дерзость и смелость, с которой говорил изменник, но он умел, когда это было необходимо, держать себя в руках и не позволять эмоциям одержать верх над разумом. Поэтому он не стал взрываться бранью и проклятиями в "трубку", а просто заговорил. Заговорил ровным стальным тоном, от которого так и веяло ненавистью и гневом. У любого простого человека, услышавшего такой тон главного Ворга, высыпали бы мурашки на коже, и ему стало бы не по себе.

– Я чувствовал, что ты мне позвонишь! Надеюсь, ты хорошо понимаешь, что сам составил и подписал свой смертный приговор, который я обязательно приведу в исполнение. Ты и твой сообщник подохните в муках за такую измену и взятие в плен дорогого для нас всех человека! Я не спрошу, как вам это удалось, нет, не вижу смысла. Просто раздавлю, как давят собак, как поганых тараканов, как паршивых тварей! И вас не будет!