Лев Троцкий - Георгий Чернявский

г) Принимая целиком на себя вину за этот кошмарный провал, я готов по первому Вашему требованию выехать для получения положенного за такой провал наказания».[1522]

Нарком не без содрогания отправился на доклад к «хозяину» на Ближнюю дачу. Понимая, однако, что Эйтингон остается единственным возможным рычагом в осуществлении убийства Троцкого, Сталин милостиво распорядился послать ему шифровку с выражением доверия.[1523]

В действие вступал новый план расправы — операция «Утка», которая по случаю ее трансформации была переименована в операцию «Мать». Руководителем оставался Эйтингон, его главной помощницей К. Меркадер, исполнителем ее сын. Главным средством осуществления задачи, учитывая повышенные меры безопасности, было избрано внедрение в среду, имевшую доступ в особняк, и последующее убийство.

Расправа

Не прошло трех месяцев после первого налета, как Рамон Меркадер завершил реализацию заговора против жизни Троцкого. Теперь убийство готовилось более тщательно, чем налет 24 мая. Правда, был допущен «прокол». НКВД снабдил Меркадера подложными документами на имя канадца Фрэнка Джексона, не позаботившись выяснить, как пишется эта фамилия. Проявилась неразбериха, царившая в этом ведомстве в связи с арестами и расстрелами его опытных сотрудников и заменой их новичками-карьеристами. В паспорте и прочих бумагах Меркадер был назван «Jacson», тогда как на самом деле фамилия должна была выглядеть «Jackson». Спохватятся только тогда, когда Троцкий будет убит.

Новоявленный «Джексон» появился в Нью-Йорке в сентябре 1939 года. Он встретился со своей любовницей Сильвией и объяснил, что путешествует по поддельному паспорту, так как дезертировал из бельгийской армии и нашел работу в импортно-экспортном агентстве в Мехико. Туда им следует отправиться, там они заживут счастливо неподалеку от любимой сестры Сильвии, работавшей в штабе Троцкого.

В январе 1940 года парочка появилась в Мехико, где сняла квартиру. Оказалось, что секретарской работы в доме Троцкого стало особенно много. Сильвию, знакомую с этой работой, привлекли к делу. Меркадер каждое утро отвозил ее на авенида Виена и вечером приезжал за ней.

Его поведение было точно рассчитано Эйтингоном. Вначале Рамон не предпринимал попыток проникнуть в дом. Заявив, что стоит вне политики, он попросил Сильвию не вести с ним разговоров на эту тему. Если кто-то из обитателей дома мог заподозрить в чем-то любовника Сильвии, то его поведение разрушало опасения. Между собой секретари и охранники говорили, как повезло этой совсем не интересной женщине.

Постепенно Меркадер стал в окружении Троцкого знакомой фигурой. Обитатели дома вначале сухо здоровались с ним, затем стали более приветливыми, вступали в разговоры. Однажды он предложил супругам Росмер покатать их по городу. Они приняли предложение и были в восторге от услужливого молодого человека. Перед отъездом во Францию Росмеры пригласили Меркадера в дом, где он пробыл недолго, — выпив стакан чаю, почти сразу удалился. Вскоре Меркадер отвез Росмеров в порт, откуда они отбыли за океан.

После этого Рамона стали иногда приглашать в дом, как знакомого человека. Когда через некоторое время Сильвия отправилась в Нью-Йорк, его визиты продолжались и изменилось поведение. Он стал проявлять интерес к идеям Троцкого, а затем заявил, что желал бы разобраться в «троцкизме», к которому почувствовал влечение. До майского покушения, однако, Меркадер оставался в резерве.

Именно после 24 мая, когда был выработан новый план убийства и Меркадеру была в нем отведена главная роль, его визиты в «крепость» Троцкого стали регулярными. Рамона представили Троцкому, которому он выразил восхищение его неутомимой деятельностью. Будущий убийца завоевал симпатии Севы, подарив ему модель планера и научив, как ее запускать.[1524]

Убийство было спланировано так, чтобы одновременно скомпрометировать Троцкого и его движение. На случай, если бы Меркадера схватили во время или после убийства, ему следовало заявить, что троцкисты намеревались использовать пожертвованные им средства в личных целях, а не на нужды движения, и сообщить, что Троцкий пытался уговорить его войти в террористическую организацию, ставившую целью убийство Сталина. Под диктовку Эйтингона Меркадер весь этот бред записал на бумагу, вложил в конверт, который должен был положить в карман своей одежды, отправляясь на выполнение задания.[1525] Кроме того, на всякий случай была придумана версия личной мести: Троцкий якобы запрещал Сильвии Агелофф выходить замуж за Меркадера, так как это могло отвлечь ее от выполнения заданий.[1526]

В середине августа Меркадер принес Троцкому некий текст, заявив, что это — первая проба его пера в поддержку IV Интернационала, попросил прочитать его и дать оценку. Лев Давидович неохотно согласился, полагая, что ничего путного молодой человек написать не способен, но, стремясь поощрить усилия нового сторонника, предложил напечатать статью на пишущей машинке и принести 20 августа.

Именно этот день был назначен для убийства. Он запомнился Наталье Ивановне поминутно. Она вспоминала, что Лев Давидович поднялся утром в хорошем настроении, позволив себе, впрочем, мрачноватую шутку: «Мы смогли проспать всю ночь и никто нас не убил. И ты еще не чувствуешь радости!» Троцкий покормил кроликов, привел в порядок кактусы, а затем работал над статьей. На рабочем столе после покушения остались наброски текста под заголовком «Бонапартизм, фашизм и война».[1527]

Меркадер явился около пяти часов основательно экипированным. Главным орудием убийства был избран малый альпинистский ледоруб с укороченной рукояткой, спрятанный в полы плаща. Обитателей дома удивило, что он пришел в плаще жарким днем, но подозрений это не вызвало. Рамон стал «своим», и заявление, что его морозит, сочли достаточным. Кроме ледоруба, у него были револьвер и кинжал, которые могли ему понадобиться, если придется пробиваться после совершения убийства. Эйтингон и Каридад Меркадер поджидали в условленном месте.[1528]

После приветственных слов он вдвоем с Троцким удалился в кабинет. «Прошли три или четыре минуты. Я находилась в соседней комнате. Внезапно раздался ужасный крик… В дверном проеме появился Лев Давидович и прислонился к нему. Его лицо было покрыто кровью, он моргал своими голубыми глазами без очков, его руки бессильно висели… «Что случилось? — закричала я. — Что случилось?» Совершенно растерянная, я обняла его. Он сказал спокойно: «Джексон», как будто хотел сказать мне: «Ну, вот, они это сделали». Я помогла ему опуститься на ковер столовой. «Наташа, — сказал он, — я люблю тебя…»» С большим трудом он затем произнес: «Удалите Севу» и, уже теряя сознание, но с чувством удовлетворения добавил: «Он хотел… еще раз… Я не дал ему… Не убивайте его… он должен… говорить».[1529]