Тот, кто знает - Александра Маринина

– Не говори глупости. Генка, как я понял, ничего плохого не делает и сам привилегиями родителей не пользуется, учится нормально, я специально узнавал. А то, что его не наказывают и все ему прощают, так это вина учителей, сам парень тут ни при чем.

– Господи, я не понимаю, за что же его в классе так уважают-то? Он что, свою правоту силой доказывает?

– Лизонька, ну как же ты не понимаешь таких простых вещей! Мы живем в закрытом обществе, для каждого из нас заграница – это сказочная мечта. И тут вдруг появляется мальчик, который родился и до семи лет жил в Швейцарии, у которого дом набит импортной техникой, а на полках стоят самые дефицитные книги. Конечно, этот мальчик не может в нашей советской школе не стать чем-то особенным. Вот он и стал. Если бы это была школа, в которой учатся дети сотрудников аппарата ЦК и внуки членов Политбюро, так на Генку этого никто и внимания бы не обратил, там все такие. Но наш с тобой сын ходит в самую обычную московскую школу, так что удивляться тут нечему.

– А ты точно уверен, что Генка не будет плохо влиять на Игоря?

– Да помилуй, Лизонька, ну в чем он может повлиять? Гена – самый обычный мальчик, в меру хулиганистый, как и положено для его возраста, в меру усердный в учебе. Он очень много читает, это все учителя отметили. А что же ты хотела, чтобы наш Игорек дружил с этим чудовищным Сашей, который двух слов связать не может?

– Нет. – Мама снова вздохнула, – Саша мне тоже не понравился. Пусть уж лучше Генка, раз ты считаешь, что ничего страшного…

– Я тебя уверяю, – твердо сказал Виктор Федорович, – ничего страшного. Но если ты волнуешься, я познакомлюсь с его родителями и посмотрю, что там за обстановка в семье.

Не в силах больше терпеть, Игорь проскочил в туалет и не дослушал, чем же закончится такой интересный разговор между родителями. Впрочем, из их слов он понял далеко не все. Но главное усек: против дружбы с Генкой родители не возражают, за то, что бросил Колобашку, на него не сердятся, и папа собирается знакомиться с Генкиными родителями.

На следующий день Игорь подкараулил Генку по дороге в школу.

– Слушай, – понизив голос, сказал он, – у меня к тебе важное дело. Мои предки собираются знакомиться с твоими. Я случайно вчера услышал, как они разговаривали.

– Ну и пусть. – Генка беспечно махнул портфелем, едва не задев идущую мимо пожилую женщину. – Мне-то что?

– А вдруг они друг другу не понравятся? Тогда нам с тобой дружить не разрешат.

– Мои предки всем нравятся, – самоуверенно заявил Генка. – Насчет этого можешь не беспокоиться.

– А если мои мама с папой твоим не понравятся?

– Они у тебя кто? Дворники какие-нибудь? Или торгаши? Мой папа торгашей не любит.

– Почему дворники? – обиделся Игорь. – Ничего они не дворники. И не торгаши. Мой папа доцент, он преподает научный коммунизм в одном институте.

– В каком институте? В торговом? – прищурился Генка.

– Да почему в торговом?! Во ВГИКе, там на артистов учат.

– Это другое дело. А мамаша твоя чем занимается?

– Она врач… этот… оториноларинголог. – Игорь старательно выговорил трудное слово, которое он так долго учил еще в первом классе.

– Кто-кто?

– Ухо-горло-нос, – пояснил он.

– Ну, тогда все в порядке, они друг другу понравятся. И вообще, Игореха, чего ты так переполошился? Никто нам с тобой не может запретить дружить, а если попробуют, мы им покажем!

– Что мы им покажем? Это ты Жеке или Коляну можешь показать, ты лучше их дерешься. А с предками как быть? Не бить же их?

Генка остановился и приблизил губы к самому уху Игоря:

– Игореха, предков не нужно бить, их нужно обманывать. Усек?

На протяжении всего учебного года Игорь радовался тому, что нашел новых друзей. И только в сентябре 1973 года, когда пошел в пятый класс, вдруг осознал, что быть другом самого Генки Потоцкого не просто интересно, но и удобно.

1 сентября, едва завидев Игоря на школьной линейке, Генка с таинственным видом спросил:

– Ты где летом был?

Игорь начал добросовестно перечислять: ездил с мамой и папой в дом отдыха в Карелию, потом провел одну смену в пионерском лагере, потом сидел на даче у маминого брата под Ленинградом, на побережье Финского залива.

– Значит, в августе телик не смотрел? – зачем-то уточнил Генка.

– Нет, откуда на даче телик?

– Ну, ты много потерял! Там такое кино показывали! Называется «Семнадцать мгновений весны». Смотрел, нет?

– Про любовь? – презрительно поморщился Игорь, среагировав на слово «весна».

– Ты что, дурной? Про какую любовь? Про шпионов. Если хочешь, расскажу как-нибудь, – небрежно добавил Генка. – Хочешь, нет?

Хочет ли он! Конечно, хочет. Игорь припомнил, что мамин брат дядя Вова и его жена действительно уходили куда-то по вечерам и будто бы и в самом деле речь шла о том, что по телевизору показывают какой-то интересный фильм, который можно посмотреть у их приятеля – директора дома отдыха, расположенного неподалеку. Игорю даже в голову не приходило пойти вместе с ними, он радовался, что остается один и может в компании дачных приятелей-ровесников вовсю развернуть военно-спортивные действия на свободной от взрослых территории. И вот теперь оказывается, что он прохлопал все самое интересное – многосерийное кино про шпионов.

Как ни удивительно, но оказалось, что во всем их классе Потоцкий был единственным, кто посмотрел фильм целиком, от начала и до конца. Большинство ребят проводили лето там, где нет телевизора, – на дачах, в деревнях у родственников, в пионерских лагерях, а те немногие, кто в августе оставался в Москве, переставали смотреть «Мгновения» уже после второй или третьей серии, смущенные обилием документальной «информации к размышлению», казавшейся им скучной и длинной. Никакой стрельбы, никаких погонь – тягомотина!

Времени, отведенного на пять школьных уроков, оказалось достаточно, чтобы весь класс облетело известие: Генка Потоцкий будет рассказывать потрясающее кино, интересное, про немецких шпионов и советских разведчиков, но главное – длинное. И рассказывать будет не перед всем классом, а только избранным. В первую очередь Жеке Замятину и Игорю Мащенко.

Перед пятым уроком к Игорю подошел Славик Бойко – отличник и гордость класса.

– Говорят, Потоцкий будет кино рассказывать, – начал Славик почему-то робким и просительным тоном. – А можно мне тоже послушать?

– Не знаю, – пожал плечами Игорь. – Надо у Генки спросить.

– А ты не можешь спросить?

– Ладно, спрошу, – легко согласился Игорь.

Генка снисходительно разрешил Славику присутствовать при своем бенефисе, о чем Игорь и сообщил задаваке-отличнику. Во время пятого урока Игорь получил целых три записки, две из которых были от девочек, с просьбой походатайствовать перед Потоцким. Видно, Славик Бойко похвастался, что пробил через Игоря разрешение «послушать кино». Игорь обернулся к Генке, пошептался с ним, потом покрутил головой в поисках авторов записок и важно кивнул им. Сразу после звонка к Игорю обратились еще несколько одноклассников, и для всех он выспросил у Генки разрешение присутствовать при рассказе. Его распирало от сознания собственной значимости: его просят, перед ним заискивают, ищут его благосклонности. А все почему? Потому что с ним дружит сам Генка Потоцкий!

После уроков жаждущие пересказа «Мгновений» собрались на школьном дворе, и началось: штандартенфюрер Штирлиц, папаша Мюллер, у которого все под колпаком, агент Клаус, которого Штирлиц коварно застрелил на берегу реки, профессор Плейшнер, который так глупо облажался в Берне, не заметив условный знак – цветочный горшок на подоконнике. Генка рассказывал подробно, со вкусом произнося магические слова «пастор Шлаг», «партайгеноссе Борман» и «сепаратные переговоры». Ребята слушали затаив дыхание и, когда «устное кино» закончилось, испуганно разбежались по домам – шел уже шестой час.

– Почему так поздно? – строго спросила Игоря мама, работавшая в тот день в первую смену, до трех часов дня, и уже давно поджидавшая сына дома.

– Генка новое кино рассказывал, про Штирлица. Ой, мам, так интересно! А вы с папой смотрели?

– Конечно, – улыбнулась мама. – Только что твой Генка мог понять в этом фильме? Это серьезное кино, для взрослых. Там много тонких политических нюансов.

Никаких политических нюансов Игорь в рассказе Генки не уловил, наоборот, все было просто и понятно. Гитлер проигрывает войну, но не хочет в этом признаваться, и другие военачальники, видя, что дело идет к концу, но Гитлер этого не понимает, хотят заключить соглашение с некоторыми странами за спиной рейхсфюрера. Это и называется «сепаратные переговоры». И чего тут тонкого и непонятного?

Вечером пришедший с работы отец тоже заинтересовался Генкиной версией фильма и заставил сына вкратце повторить пересказ.

– Ну что ж, – удовлетворенно констатировал Виктор Федорович, – твой товарищ весьма неглуп, это меня радует.