Ампула Грина - Владислав Крапивин

– Хочешь посмотреть альбом со старинными городами? Мне подарили недавно…

Я все хотел, если рядом с ним. Но вмешались Толь-Поли и заявили, что мы должны помочь им достроить индейскую хижину.

Глава 6

Мы построили хижину. В маленьком саду позади дома. Юные следопыты ни о чем не расспрашивали меня. И Май не расспрашивал. Рассказывал сам: про то, какие хижины и всякие другие жилища бывают у туземных племен в разных местах планеты.

– Май, откуда ты столько знаешь? – уважительно сказала Поля.

– Господи, да в Информатории можно выкопать все, что хочешь! Вот научу вас забираться в него, сами будете…

Я, чтобы не молчать все время, спросил:

– Май, а чем Информаторий отличается от Интернета? Или ничем? Я в этом вопросе ни бум-бум…

Май будто обрадовался:

– Очень даже отличается! Прин-ци-пи-ально! Интернет это сеть, которая создана и обслуживается людьми. А Информаторий… он, говорят, возник сам по себе. Даже ученые пока не разобрались полностью… Понимаешь, как бы сама Земля стала впитывать в себя информацию. Особенно в свои кристаллические массы. Наверно, чтобы всю память сохранить на будущие времена. И каждый человек может в эту память внести все, что хочет. Любые свои тайны…

– А потом эти тайны выудят другие! – вырвалось у меня.

– Никто не выудит, если не знает пароля…

– Есть эти… хакеры… которые взламывают любые пароли, – вспомнил я.

– Это в Интернете! А с Информаторием такое дело не проходит! Нужен пароль не на математическом, а на совсем другом уровне. На эмо-цио-нальном. Тут как бы надо влезть в чужой мозг и в душу. А для этого надо про такую душу что-то знать… Вот если узнаешь, тогда Информаторий может сделать выброс. Но такое было всего два раза в человеческой истории. Да и то с согласия самих, кого испытывали. Эксперимент…

"А может, поэтому они так выматывают меня про письмо?" – мелькнуло у меня. И сразу все мысли – назад, про спецшколу, про допросы, про ампулу. Про то, «что же будет дальше»? Я будто очнулся от счастливого сна. Чуть не завыл от отчаяния. Выпрямился и сипло от подкатившихся слез сказал:

– Мне, наверно, пора…

– Куда? – удивились все разом.

– Ну… Май, ты же знаешь… Меня, наверно, ищут.

– Пусть ищут, – небрежно сказал Май. – Это ведь им надо. А не тебе…

Не мог я все объяснить. Поэтому пробормотал:

– Все равно ведь найдут… и сгребут…

Прямо на меня, снизу вверх, взглянула маленькая Поля. Серьезно так удивилась:

– Кого это можно сгрести в городе Инске?

– Да! – сказал Толя.

А Май будто засмущался и спросил:

– Разве тебе у нас плохо?

"Ох, не побежало бы из глаз, – подумал я. И… кажется, все-таки побежало. Чуть-чуть. Я закусил губу и стал смотреть на свои босые ноги. Тогда Май сказал полушепотом:

– Грин, ты не спеши. Может, все получится, как надо… – И взглянул так же, как первый раз, там, на берегу. Мне опять захотелось "распахнуть дверцы". И я понял, что надо слушаться судьбу. Пусть все идет, как идет. Хуже, чем было, не станет все равно…

Толя обстоятельно разъяснил:

– Мы с Полиной будем ночевать в этой хижине. Все лето, для следопытской закалки. А ты, Грин, спи на моей кровати, в нашей с Маем каюте.

– Умница, – с облегчением сказал Май. И пальцем хлопнул Толю по носу: – Искатель шаров…

Через забор нас окликнула тетя Маруся:

– Индейцы! Папа так и не пришел, надо ему отнести обед!.. Иконостас – великое дело, но я не понимаю, зачем Богу надо, чтобы этим занимались на голодный желудок.

– Бог тут ни при чем, они сами, – возразил Май. – Они ходят в столовую "Три поросенка", она рядом.

– Знаю я этих… «поросенков». Только желудок портить, у отца и так гастрит…

– Я отнесу! – И Май глянул на меня: – Хочешь со мной! Посмотришь иконостас…

– Хочу! – Я хотел хоть куда, хоть зачем, лишь бы с ним или со Светой, или со «следопытами»! Лишь бы все шло, как идет!

– Только наденьте штаны и рубашки, – посоветовала тетя Маруся. – А то строгие бабушки в церкви заворчат: чего явились как на стадион.

– Да ничего не заворчат, я уже ходил так…

– Не спорь, – сказала тетя Маруся. – Сам храмы строишь, уважать должен…

Май дурашливо развел руками: мол, с этим не поспоришь. А я поежился, вспомнив казенный комбинезон. Май, однако, повел меня в дом и в комнатке с двумя деревянными кроватями растворил настенный шкаф. Кинул на кровать кучу одежды. Прыгнул в короткие, до колен, штаны (кажется, называются «бермуды» или "бриджи"), натянул вместо безрукавой майки серую футболку с отпечатанным на ней храмом. Многоэтажные песочного цвета башни храма были похожи на великанские сталактиты.

– Это храм Святого Семейства в Барселоне, архитектор Антонио Гауди, – объяснил Май, поглаживая грудь. И кивнул на койку: – Выбирай, что хочешь…

Я хотел быть, как он. И не спорил. Выбрал такие же, как у Мая штаны и похожую футболку, только не с храмом а с рыцарским замком. Май сказал, что это Шато де Реньи и вытащил из-под кровати плетеные сандалии.

– Примерь. Тут ремешки, можно регулировать…

Регулировать не пришлось, сандалии оказались впору. Мы с Маем вообще были одного размера, во всем. Поэтому и одежда оказалась, будто купленная для меня. Я посмотрел в зеркало на шкафу. Не удержался:

– Потом будет противно в свою робу влезать.

Май слегка удивился:

– Ну и не влезай. Это же теперь твое…

Он сказал это… ну совсем не так, как будто бы "вот тебе подарок", а словно поделился одним на двоих пирожком, разделил пополам. И хотя мне стало неловко, но еще «неловчее» было отказываться. Я только спросил:

– А мама… тетя Маруся, она не рассердится?

Май забавно так почесал в затылке.

– Она… наверно, рассердится. Если ты откажешься… Вот бейсболка. Хочешь?

Я хотел и бейсболку. И натянул ее на свои белобрысые вихры – синюю, с желтым солнышком и надписью «Iнскъ». Глянул опять в зеркало и понял, что совсем не похож на себя прежнего. Если даже (не дай Бог!) встретимся на улице с Мерцаловым, едва ли Ефрем Зотович узнает меня…

Мы вышли на просторную Матвеевскую улицу и сели в полупустой трамвай музейного вида. Он весело позванивал. Я увидел старичка-кондуктора в мундире с серебряными шнурами и сунул руку за деньгами (мерцаловскую сдачу я переложил из комбинезона в карман бриджей). Май понял меня.

– Не надо, Грин. Ребята здесь ездят бесплатно…

Мы проехали три перегона, вышли на остановке "Фонтан "Лебеди"" и от этого брызжущего фонтана (со вскинувшими крылья бронзовыми птицами) зашагали вверх по Луговскому проезду. Здесь опять цвела над заборами сирень. А желтые одуванчики расстилались вдоль тротуаров коврами. И, как малыши-детсадовцы, галдели в ветках воробьи. Неотвязная моя мысль "а что же будет дальше?" все больше съеживалась, пряталась где-то далеко позади нынешней радости. Мне было хорошо, и я наконец решил: "Не стану маяться раньше срока, пусть будет вот так славно хотя бы сегодня…"

Михаило-Архангельская церковь стояла среди больших берез, в конце Луговского проезда. Она была узорчато-причудливая, как с картинки в "Русских народных сказках". У крыльца беседовали несколько старушек. Двери были открыты, за ними темнела таинственная глубина. В ней мерцали лампочки.

Я вдруг оробел.

– Май, ты иди один… Я тут подожду…

Он не удивился. Не стал ни уговаривать, ни огорчаться. Просто сказал:

– Тогда и я не пойду. Сейчас позову папу… – Вытащил свою «коробочку», понажимал кнопки.

– Па-а! Мы принесли тебе гуманитарную помощь! Чтобы ты не исхудал окончательно, так мама сказала…

Отец Мая почти сразу появился на церковном крыльце, почти бегом спустился по ступеням. Он был сухонький, невысокий (наверно, ниже тети Маруси на полголовы) с похожими на стружки кудряшками, в которых запутались и настоящие стружки. Помахал нам рукой (а рука-то ого-го какая! – длиннющая и сразу видно, что с пальцами, как железо).

– Хвала вам, кормильцы!

– В сумке кастрюля с картофельными котлетами, в термосе борщ… Папа, это Грин.

В лице у папы не мелькнуло ни малейшего вопроса, будто ему уже подробно растолковали, кто есть кто (а возможно, и правда?). Он плотно и бережно пожал мою ладонь.

– Здравствуй, тезка великого сказочника. А я Анатолий Андреич… Может, зайдете, посмотрите, что у нас получается?

– Па-а, мы после, – быстро сказал Май.

– Ну, после так после. Понимаю – дела… Маме скажите: я сегодня немного задержусь…

– Ага, "немного"… – проницательно вздохнул Май.

Анатолий Андреевич развел ручищами: такая, мол, судьба моя.

Обратно мы до самого дома шли пешком. Неторопливо перепинывались найденной в траве жестянкой из-под черных маслин (два беззаботных мальчика города Инска). Май вдруг спросил:

– Грин, а что тебе больше всего нравится… у Грина?

Я сказал сразу:

– "Комендант порта" и "Корабли в Лиссе". Это печальные рассказы, но все равно… они такие…