Сердце из пшеницы и ромашек (СИ) - Котенко Елена

— Ну Виктор, — обижено забубнила Лика. — Я сказала, чтобы тебя не пускали!

— Я договорился с твоим окном о безвозмездной услуге.

Перехватив одной рукой концы ткани, другой он попытался стянуть с ее головы одеяло.

— Нет, не трогай! — Лика вжалась в диван.

Васнецов тихо вздохнул и оставил ее в покое — чмокнул белую большую ромашку, которая поделилась поцелуем с Ликиным плечом. Котикова затихла — Виктор догадался, что она вспомнила причину своего добровольного затворничества.

— Малинка, — позвал он. Лика молчала. — Малинка…

— М?

— Я тебя люблю.

— М?!

— Люблю тебя, говорю, — посмеялся Васнецов. — Люблю-люблю-люблю. Я готов сказать это тысячу, две тысячи раз, чтобы моё «люблю» заменило это одеяло, защищающее тебя от бед.

Ее спина задрожала.

— Мой смелый котенок с белыми лапками…

— Это правда, Вик, — всхлипнула она. — Что говорят — правда. Это я ее…

— И что — это повод не любить тебя? — Виктор снова поцеловал ее в плечо.

— У меня тогда отменили допы, я пришла домой на два часа раньше, — продолжила Лика в каком-то трансе. Ей хотелось выбросить всю эту гниль и тьму из своего ума, из сердца, отмыть свои «белые лапки». — А мама стояла над Аниной кроватью с подушкой, потому что она капризничала всю неделю из-за температуры… Она почти не дышала, Вик.

Все тело Лики свело спазмом, воздуха не хватало. Васнецов, пересилив ее, откинул с головы одеяло, оставив ее без последней защиты от правды. Котикова закрыла лицо руками.

— Я ее оттолкнула и забрала Аню. Мама закричала на меня, с кухни к нам выбежал какой-то мужик и попытался ее успокоить. Я успела только открыть двери, когда она выбежала, дернула меня за волосы, и я упала. Уронила Аню, она тогда шишку огромную на голове набила. А мама рванула Аню за ногу обратно в квартиру, наверное, желая добить… А я Аню на себя потащила, а коврик под дверью как-то так заскользил, и мама на дверь… а на ней оббивку сняли, лишь штыри остались острые…

Виктор представил эту картину: подъезд, полуживая Аня и мама Лики, нанизанная на дверь, как мясо на шампур. И после этого Котикова не разучилась улыбаться.

— Я так тогда испугалась за Аню, — всхлипнула Лика, набирая воздух в грудь. — Она была вся синяя и не могла сфокусировать взгляд…

Виктор осторожно рассоединил объятия и сайгаком сбегал на кухню за водой.

— Мне было так страшно!.. — Васнецов чувствовал, что она пыталась найти себе оправдание, но ни одно из них в ее голове не звучало убедительно.

Лика присосалась к стакану, едва удерживая его дрожащими руками. Виктор наконец увидел ее лицо, покрытое красными пятнами, и мокрые опухшие глаза. Удивительное действие меда.

— Но тебя же отпустили? — попытался он вывести ее на свет из кипящей пучины воспоминаний.

— Несчастный случай, коврик же, — икнула она. — Но Вик…

Она обняла его, спрятав нос в его крепкой шее, и прошептала:

— Я же знаю, что это я ее убила.

— Единственное, в чьей смерти ты виновата — это в смерти твоего спокойствия и душевного здоровья. Это несчастный случай, самозащита — но только не преднамеренное убийство.

— Я могла сделать что-то по-другому, чтобы её просто… забрали в психушку, а не в морг!

Виктор заботливо собрал ее волосы, чтобы воздух обдувал её вспотевшее тело.

— Но самое ужасное, — призналась она. — Что даже сейчас я бы выбрала Аню.

— Потому что ты просто человек. Ни больше, ни меньше. С сердцем, с совестью и с болью. И я тоже просто человек. И она. И все вокруг. Поэтому не все ли равно, что другие о тебе думают? Это твой опыт, пускай и ужасный. И тебе нести его всю жизнь. Так неси его с высоко поднятой головой — как-то, что ты переборола, а не то, что тебя сломило.

— Это сложно.

— Вся жизнь впереди. Глядишь, к старости и научишься, а, баб Лика? А я тебе буду помогать. Я же врач, помнишь?

— Врач? — спросила она с надеждой, разыскивая в его глазах липкие следы лжи. — Не ветеринар?

Виктор тяжело вздохнул.

— Врач.

Лика импульсивно и смазано поцеловала его в губы. И ещё раз — куда-то в нос.

— Дмитрий Сергеевич разогрел обед…

— А Аня его принесла, — младшая Котикова распахнула дверь с ноги и протянула тарелку.

— Спасибо, малышкинс, — Лика поставила ее на стол. — Ты у меня такая заботливая.

— А ты такая заплаканная, — Аня присела рядом с ними. — Я поговорила с ребятами, они больше не будут тебя обижать.

— Что?

— А сейчас папа пошел с ними говорить.

Лика бросила обеспокоенный взгляд на Виктора. Он сжал ее руки и вышел из дома.

Вернулись они уже вместе. Виктор пинал перед собой камень, сбивая кроссовки, Котиков что-то ему рассказывал, размахивая рукой. Перед дверью хозяин дома подхватил сумку Васнецова и отправил её в дом вместе с новым гостем, которому выделили диван, полотенце и одеяло с крылатыми пони. Погрозив Виктору пальцем, Дмитрий Сергеевич демонстративно вручил дочери ключ от её комнаты и ушел спать. Лика вставила ключ в пазы, быстро, шлепая голыми ногами по прохладному полу, забралась под одеяло к Васнецову и положила голову ему на грудь.

А на утро в дом постучалась Даша

Глава 9

Лика наблюдала из окна второго этажа, как девушка, заламывая руки, вышагивала перед дверью. Котикова обратила внимание на ее наряд — розовое платье с красной лентой в волосах, слишком нарядное для типичной Даши. Несмотря на это, выглядела она помятой и уставшей, словно успела за утро сбегать на ферму и обратно.

— Чего ей надо? — спросила Лика.

Виктор что-то промычал, булькая чаем. Котикова обычно не разрешала семье есть на втором этаже — ей же убирать, но Васнецов пользовался тем, что к семье пока не относился.

Лика бросила взгляд в зеркало: отек с лица сошел, остался только не очень здоровый блеск в глазах, но он скорее произрастал от нервов, нежели от аллергии. Появиться на людях не страшно — но надо ли?

— Да ничего нет, — не выдержал Виктор, глядя, как она изучает себя в отражении. — Если хочешь, с ней могу поговорить я.

— Не надо! — Лика вспомнила, что после такого разговора «за нее», Васнецов и оказался бездомным.

«Вряд ли она пришла надо мной посмеяться, — решила Котикова. — Может, сейчас скажет, что проиграла какой-то спор и все это было шуткой… Хотя кому там было смешно?»

Лика разгладила нежно-оранжевый сарафан, в котором обычно не ходила дома и который разглаживала все утро, и спустилась.

Даша от стремительно распахнувшейся двери вздрогнула и вся сжалась, словно ожидая увидеть на пороге легендарного монстра из глубин местной реки. Там была лишь Котикова, из-за спины которой уже любопытно высовывала нос Аня.

— Лика, — пискнула Даша, и губы ее задрожали.

Котикова не успела и слова сказать, как девушка бросилась ей на шею и зарыдала, вжимаясь в ее грудь, словно надеясь протиснуться внутрь.

— Прости меня, Лика. Это все… это все так глупо…

Котикова растерянно стояла с опущенными руками, концентрируя взгляд на облезшей лавке в беседке, где они в день их первого знакомства пили чай.

— Мне так жаль! Прости, что я тебе наговорила. Я просто… не знала, что делать. Мне было так обидно… Твой папа рассказал нам обо всем, и я поняла, что ты почувствовала тогда, и я не представляю даже, какую боль тебе причинила. И мне так жаль! — надрывно, словно в припадке тараторила ей на ухо Даша, делая длинные паузы на судорожные вздохи.

У Лики как-то автоматически рука поднялась ее утешить. Котикова не могла разобраться, что чувствовала: она бы должна на нее злиться, но ни тогда, ни сейчас гнева не было. Ее сжирал стыд изнутри, боль крушила разум, но злость — это больше жило в Викторе. Лика не могла прогнать Дашу, ведь абсолютно не чувствовала морального права прогнать раскаивающуюся душу, но и простить ее вот так, за пару слезинок, тоже было бы глупо. Котикова вздохнула и обняла ее в ответ, надеясь прервать хотя бы этот поток слез.

Виктор тихо вынес им в беседку несколько стаканов воды — он становился профессионалом в этом деле. Лика усадила Дашу на лавочку и, пряча взгляд, опустилась напротив. Девушка, сделав пару глотков и чуть переведя дыхание, осторожно взяла ее за руку.