"Золотое руно" - Марина Бонч-Осмоловская

И в детстве Саша был добр, но не распахнут и не прост, занят своими мыслями, и эта вечная серьезность лишала его непосредственной прелести ничем не обремененной дружбы. Ему было трудно делать то, что нравится всем. За другую руку, дома его вела мама, их любимые дела и значения - все, что связывает мать и ребенка общей памятью детства. Но мучительная страсть приблизиться к другим, быть таким, как все, разбежалась по стеклянным ручьям его сердца, и безгрешное детство его цвета незамутненной благодати покрылось мглой. Думая сейчас о своей жизни, сотканной из противоречий, он парил в безвоздушном пространстве желанного и недостижимого прошлого, к которому уже не мог пристать, в смешении своих расстроенных лет, - один, одинокий, всем и всюду немножечко чужой - в детстве, так же, как сейчас, когда всей душой он хотел прилипнуть к Грегу и к своей обычной жизни и не мог...

Это могло быть раздражение на Грега, на самого себя или на обстоятельства - десятки примет возвращали его сердце к навсегда потерянным годам... вместе с мамой ушла невосполнимая правда лет. Новая ткань жизни не обрела гармонию и красоту - как домовой в шортах и темных очках, живущий в модном доме из стекла, надменно взирает на своего нецивилизованного предка в старом колпаке. Так чувствовалась недоговоренность ушедших лет детства... хотелось узнать все сначала, расшифровать их горячее естество. Здесь имело значение не количество событий - многие были забыты или искажены памятью - но насыщенность чувств, принадлежащих тем временам. В них не было трудных страстей - один незамутненный смысл матери и ребенка...

Он положил скрипку на ковер, лег на диван, отвернулся к стене, свернувшись калачиком, и закрыл глаза. Перед его глазами появились какие-то формы и оделись в четырехугольную раму... Холм около города, где он жил в детстве, а на холме - лес. Среди деревьев показался дом серого камня с длинными окнами. Девчонки боялись близко подходить к нему, но их редко брали с собой. Все было так ярко, живо, со множеством точных деталей, которые он давно позабыл. Прозрачный воздух широких полей с теплом золотистого октября, тонкая исчезающая дорога, которая волновала его сопричастностью другим мирам, и которая, - он так обрадовался этому, - еще не покрыта асфальтом. Все осталось совершенно так, как двадцать лет назад... Саша заснул и во сне чувствовал, как ему, наконец, хорошо - он спал с открытыми глазами... Во сне он вдыхал воздух равнин и узнал запах тех мест, знакомый ему с детства, он хотел шагнуть туда - он отчаянно, мучительно захотел домой. Не оглядываясь больше, готовясь без сожаления оставить все позади, он поднял ногу, чтобы сделать шаг, как что-то случилось. Все, вплоть до крошечных предметов осталось на местах: те же простые цветы на дороге и убранные поля до самого городка, острые серые крыши, высокий шпиль ратуши вдали. Это был живой мир, по какой-то случайности одетый в четырехугольную раму, но теперь он потерял легкость, воздух, на глазах из яркой реальности превращаясь в живопись. Сашины ноги оторвались от пола, он вцепился в рамку, стискивая ее. На полотне краски изменили натуральный цвет на подчеркнуто-сочный, изображение стало чрезмерно-ярким и покрылось мазками аляповато размалеванной доски. Все рушилось на глазах: реальный мир, так чудесно появившийся перед ним, то, что он хотел увидеть столько лет и не мог, то, что снилось ему все эти годы, но редко и никогда так сильно, этот лучший мир, потерянный, упущенный, махнувший ему, беспамятному, с придорожной старой обочины одинокой рукой - пропал теперь навсегда. Из рамы на него смотрел пейзаж, написанный акриловыми красками: очень красивыми и в этой своей красивости - бесчеловечными.

Еще мгновение, и грубо размалеванные предметы стали гладкими, зализанными, сделанными из пластмассы. Пластмасса! Самый практичный, неустаревающий материал, гибкий, незаменимый, он удовлетворяет потребностям общества - он теперь искусство! Он стал и миром: в этой рамке или в другой. Сколь комфортен этот мир: дешевый, моющийся, без патины времени на лоснящихся боках. Пластмассовая среда проживания, пластмассовая память и пластмассовые истоки...

Перед глазами все качнулось, изображение поплыло, разъехалось, как последние кадры на старой кинопленке. Постой, не покидай! Глянцевые поля стерлись, навсегда оставляя его одного, а родные черты того, что близко, слились в вялую мешанину, не принадлежащую уже ничьей памяти. С верха картины поползли линии и сложились в фигуру скрюченного эмбриона, закрывшего все. Постой, не покидай! С каждым усилием вернуть прошлое завеса не исчезала, а становилась плотнее, тягостней, неумолимей, и вот - полная слепота и забвение поглотили его, и на все пала тьма...

Глава 17

Саша вскочил, включил люстру и все лампы - огромная гостиная осветилась как перед приемом гостей. Руки дрожали. "Я не боюсь, - сказал он себе, - я просто хочу покурить..."

Он достал сигарету, зажигалкой чиркнул. "Кэти уже в Клуб проникла. Еще эти клубные насылания или завлекания прости, Господи! - он вспомнил Марков буклет. - Вроде чушь, а, может, и до психоза дойдет? - мысли разбежались, все друг на друга кучей налезло, на голову надавило. - А с Седым какая связь?" Что-то звало увидеть не частности, а все целиком; как будто увиденные в целом, они могли подсказать... что? - Саша не понял, но почувствовал, что узнал что-то важное, кардинальное. Как будто сообщили... Появилось предчувствие - темное, глубокое... разрастается, захватило целиком. Внутри блок, и хорошо, что он там. "Ведь связи нет никакой..." - повторял он. На слове "связи" ему пришло в голову, что Зюй-Вен эликсир бессмертия отлаживал в Лучшем Институте, где работала мама, а в Клубе ворочает делами Седой.

Он закрутил головой и уставился на смычок. Захотелось забыть все: дурацкие видения, ассоциации, от которых появляется резь в глазах, всяких людей - далеких и близких, и вообще исчезнуть с лица земли.

"Какой эликсир однако она придумала?.." - подумал он и обвел глазами комнату. Всем своим существом он внезапно ощутил размер начинающегося бизнеса, так же, как обычно он угадывал новое дело, куда по его словам вкладывал деньги Грег. Сейчас все расступилось перед ним, потеряло значение, а в центре дрожало и набирало силу то, что не увлекало его раньше, а сейчас внезапно встало перед ним во плоти. Богатство. Огромное, настоящее богатство... Эта мысль раздвинулась, захватила его целиком, и он понял, что всегда хотел этого, мечтал с самой юности, так же, как другие, - всегда страстно желал что-нибудь стоить! "А без этого ты даже не человек, - мелькнуло у него в голове. - Я стою миллион. Нет, больше... сотню миллионов! Я стою колоссальные деньги! - он взволнованно смял бычок. - Скупить акции, наварить безумные деньги", - его что-то в голову ударило сильно, горячо, ему внезапно стало жарко. Он почувствовал, что раньше он не думал, не знал за собой эту страсть, а теперь-то знает... Страшные деньги... Ведь это не просто так. Он огромным станет, все купит, сделает состояние. "Это у Кэти желание хорошо пожить, вообще у женщин... им для счастья нужны предметы, вещи, поэтому они на деньги так падки, - неслось у него в голове. - Или гедонисты всякие, типа Грега". Про себя-то он знал, что ему ничего не надо, он легко обходится малым и даже в свинстве может жить. Есть у него стол или там стул... А теперь главное, что он на свои огромные деньги людей купит, они на него смотреть будут, им восторгаться, перед ним лягут. Воротилой станет, хозяином жизни! Он встал перед зеркалом, с наслаждением оглядел себя и громко повторил: "Хозяин!" Еще посмотрел и неожиданно оскалил зубы. В глаза свои заглянул и зарычал. Он будет волю диктовать! Какое наслаждение обладать - выше самих денег! Он задохнулся. Его охватило неистовое чувство, из груди рванул дикий рев, он помчался по дому, и его вопль разнесся по углам, словно все вокруг превращая в новую, желанную явь. Наконец он остановил бег, чувствуя, как перед ним поднимается и разрастается вся грандиозная панорама открывающейся жизни... "Купить самолет! - подумал он. - Зачем самолет? - Саша тряхнул головой. - Лучше пароход! А что я буду с пароходом делать? Лишняя возня..." Он даже растерялся. Он понял, что будущий огромный счет в банке не имеет значения, потому что он не знает, что можно сделать с такими деньгами...

Он в прыжке повалился на диван, задрал ноги на спинку. Да что там самолет, думал он, главное, что о нем начнут писать газеты, будут липнуть какие-то люди. И женщины! И знаменитые тоже начнут липнуть! Он, его личность станет верхом притягательности! То, что раньше он говорил в частном разговоре, вдруг приобретет особый вес. Вес человека, который стоит миллиард! Каждое его слово теперь стоит миллиард!

Он забросил руки за голову и вспомнил, как в самолете на пути в Державу увидел в ночном небе Плутон - тот пересек путь его планеты, Венеры. Точный знак! Вот оно - главное событие жизни, Плутон предсказал! И шары плыли по небосводу, переливаясь жидкими звездами - это они с мамой... Это знаки о них, все связано друг с другом, это их фортуна! "Мама, мама", - шептал он с жарким, сухим лицом, закрыв глаза, горячим сердцем увидев цепочку прекрасных событий, созданной для него жизни. Новой, волшебной! Жизни, созданной ею...