В поисках равновесия. Великобритания и «балканский лабиринт», 1903–1914 гг. - Ольга Игоревна Агансон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отличительной чертой политической атмосферы македонских вилайетов начала XX в. являлось функционирование в них разнообразных подпольных формирований. Особой активностью отличались проболгарские организации – Внутренняя македонско-одринская революционная организация (ВМОРО) и Верховный македонский комитет (ВМК).
ВМОРО, учрежденная в ноябре 1893 г. в Салониках небольшой группой единомышленников (молодыми представителями местной интеллигенции), превратилась во влиятельную организацию с разветвленной структурой, уставом, а также определенным набором идеологических установок. Территория Македонии была поделена членами ВМОРО на 80 революционных округов. Во главе каждого из них был поставлен воевода, которому в случае чрезвычайной ситуации предписывалось мобилизовать местное население[292].
По воспоминаниям одного из основателей ВМОРО X. Татарчева, основной целью организации провозглашалось достижение автономии, а не прямое присоединение Македонии к Болгарии, поскольку последнее могло вызвать дополнительные осложнения в отношениях с великими державами, соседними балканскими государствами и Турцией. Тем не менее Татарчев не исключал возможности интеграции Македонии в состав Болгарского княжества, отмечая, что в случае не-реализации этого плана она могла быть превращена в связующее звено будущей федерации балканских народов[293].
ВМОРО нельзя было назвать в политическом и идеологическом плане гомогенным образованием. Внутри нее оформилось два крыла: первое, националистическое, высказывалось за координацию действий с ВМК и тесное сотрудничество с князем Фердинандом и болгарским генеральным штабом; второе, демократическое, ратовало за создание автономной Македонии в границах Балканской федерации[294]. Что касается Верховного македонского комитета, то он был организован в 1895 г. в Софии македонскими эмигрантами и стоял на позициях прямой аннексии Болгарией Македонии.
К началу XX в. положение в балканских вилайетах Турции, по свидетельству очевидцев, было критическим. Еще в 1898 г. германский посол в Константинополе А. Маршалль фон Биберштейн в разговоре со своим британским коллегой указывал на высокую вероятность восстания в европейских провинциях султана, что, по его мнению, вновь могло дать толчок дезинтеграционным процессам на территории Османской империи[295]. Западные консулы отмечали существовавшую взаимосвязь между македонскими и армянскими революционными комитетами[296]. Таким образом, антитурецкие движения не были изолированным явлением на периферии Османской империи, а приобретали всеобъемлющий характер.
Из донесений самих турецких чиновников явствует, что они знали о ведущейся подпольной деятельности македонских комитетов[297]. Однако раскрытие османскими властями сети подпольных организаций не означало их отказа от революционной борьбы. По утверждению Дж. Бьюкенена, британского дипломатического агента и генерального консула в Софии в 1903–1908 гг., с рассекречиванием деятельности комитетов поменялись лишь их методы: ВМОРО трансформировалась в террористическую организацию, чьи постановления осуществляли военизированные отряды[298].
На протяжении 1902 – начала 1903 г. в Македонии вспыхивали отдельные восстания, носившие преимущественно локальный характер. Западные журналисты писали о возбуждении, царившем в европейских вилайетах. По своему накалу ситуация, как констатировали корреспонденты «Таймс», была сравнима с событиями 1875–1876 гг. в Боснии и Герцеговине[299].
Вена и Петербург, позиционировавшие себя в качестве «наиболее заинтересованных сторон» в делах Балканского полуострова, избегали делать заявления о необходимости проведения в Македонии глубоких преобразований, которые могли привести к изменению политико-правового статуса европейских вилайетов султана. Разработанная в духе соглашения 1897 г. министрами иностранных дел России и Австро-Венгрии В.Н. Ламздорфом и А. Голуховским Венская программа реформ (февраль 1903 г.), носила довольно умеренный характер. В ней предусматривались такие меры, как (1) назначение в Македонию на определенный срок главного инспектора, который не мог быть отправлен в отставку без согласования с державами; (2) прикрепление иностранных специалистов к полиции и жандармерии[300]; (3) амнистия политических заключенных; (4) использование доходов трех вилайетов на местные нужды под контролем Имперского оттоманского банка; (5) реформирование десятинной системы[301].
Примечательно, что проект Ламздорфа-Голуховского не вызвал отрицательной реакции со стороны Порты. Султан, по сообщению О’Конора, ожидал, что Австро-Венгрия и Россия потребуют от него проведения более радикальных реформ[302]. Порта даже предписала высшим должностным лицам империи выказывать благосклонность к представителям тех держав, которые на тот момент были заинтересованы в поддержании статус-кво в регионе[303].
Однако Венская программа обернулась разочарованием для Болгарии и болгарского элемента Македонии. В софийской прессе активно муссировалась мысль о том, что австро-русский проект не содержал даже намека на реформы[304]. Проживавшие в Болгарии македонцы не скрывали своего скептицизма по поводу способности османского правительства осуществить какие-либо преобразования в трех вилайетах, что, по их прогнозам, предполагало перманентность волнений в Македонии[305].
Отношение Форин Оффис к австро-русскому проекту характеризовалось определенной амбивалентностью. Британский министр иностранных дел лорд Г. Лэнсдаун, не желая выходить на передний план в македонском вопросе ввиду неясности ситуации, поддержал Венскую программу, при этом оговорив за Британией право вносить коррективы в схему, если на деле она окажется малоэффективной[306].
Такая дипломатическая пассивность со стороны великих держав побуждала комитаджей[307] радикализировать свою деятельность, чтобы «принудить Европу вслушаться в голос проливающейся рекой невинной христианской крови»[308]. В какой-то степени македонские революционеры прочувствовали «дух времени» и смогли воспользоваться «плодами» технического прогресса. В условиях увеличения числа печатных изданий и их тиража, появления новых способов передачи информации (телеграфа) возрастало воздействие СМИ на различные сферы человеческого общества, в том числе на международные отношения[309]. Это прекрасно понимали и лидеры ВМОРО, когда они собирались, подняв восстание и спровоцировав масштабные репрессии со стороны турок, привлечь к македонскому вопросу внимание европейского общественного мнения, а значит, правительств великих держав[310]. Собственно, подобные прецеденты уже имели место в истории Восточного вопроса: достаточно вспомнить греческую войну за независимость 1820-х гг. и Восточный кризис 1875–1878 гг.
Прогремевшие в апреле 1903 г. взрывы в Салониках сигнализировали о том, что ситуация в Македонии окончательно вышла из-под контроля Порты. Участниками тайной организации «Гемиджи» были взорваны французское судно, здание Оттоманского банка и почты, газового завода, немецкого клуба. Исполнители терактов хотя и непосредственно контактировали с ВМОРО, во многом представляли самостоятельную силу. В отличие от комитаджей, считавших своей главной задачей подготовку населения к всеобщему восстанию, гемиджисты руководствовались народнической доктриной индивидуального террора[311]. В их «проскрипционных списках» также числились итальянское, британское, австро-венгерское и греческое генеральные консульства. В качестве объектов нападения выбор заговорщиков пал на иностранную собственность в Салониках. С одной стороны, они наносили удар по западному капиталу, сотрудничавшему с деспотическим режимом Абдул-Хамида, с другой – вновь акцентировали внимание европейских
