Франсуа Мари Вольтер - Виталий Кузнецов

Существенным в гносеологии Вольтера является то, что достигнутый уровень познания природы он нисколько не считал пределом для науки, а был убежден в возможности дальнейшего значительного расширения и углубления человеческих знаний. Открытие силы тяготения, неизвестной до Ньютона, рассматривалось Вольтером как самое ободряющее свидетельство познавательной мощи науки, и он высказал осторожное, но довольно твердое предположение, что «настанет, быть может, время, когда будет накоплен достаточно большой опыт, позволяющий узнать некоторые другие скрытые принципы» (6, 22, 582). Будучи уверен, что материя обладает еще множеством неизвестных человеку сущностных свойств, Вольтер писал, что и о них «философия, быть может, даст когда-нибудь людям идеи» (там же, 503). Из всего этого следует, что для Вольтера незнание существования и сущности каких-либо «скрытых принципов» природы не являлось некоей фатальностью, сохраняющей значимость навечно, а представляло собой лишь актуальную границу постижения природы.

Ситуация осложняется, однако, тем, что для Вольтера, считавшего несостоятельным учение рационалистов XVII в. о схватывании бытийной целостности актом чистого умозрения, признание качественной и количественной бесконечности материи исключает возможность иметь о ней исчерпывающее знание не только в настоящем, но и в сколь угодно отдаленном будущем. Тот же вывод вытекал и из признания Вольтером того, что каждая вещь находится в бесконечном множестве существенных для нее отношений и связей с другими вещами Вселенной. Для мыслителей, которые жили в эпоху широчайшего распространения метафизической идеи, что абсолютность является непременной чертой подлинного знания, было чрезвычайно затруднительно на эмпирико-сенсуалистической основе не только решить, но и правильно поставить проблему познания бесконечности бытия. Многие радикальные высказывания Вольтера об ограниченности человеческого знания («мы никогда не узнаем этого»), представляющиеся поверхностному взгляду квинтэссенцией агностицизма, по своему действительному содержанию выражают нащупывание путей отхода от довлевшей над умами установки на обладание абсолютной истиной, как таковой, и перехода к концепции бесконечно расширяющегося и углубляющегося познания. Речь идет именно о нащупывании, а не о четком определении новых гносеологических путей, и соответствующие формулировки Вольтера (аналогичные высказывания имеются также у великих французских материалистов), не улавливающего диалектического единства неограниченности и ограниченности человеческого знания, явно некорректны: в них сделан акцент только на ограниченность, а фактически обрисовываемая самим Вольтером безграничность познания не находит в его произведениях надлежащего понятийного выражения.

Только диалектический материализм оказался в состоянии правильно поставить и решить эту гносеологическую проблему, являвшуюся камнем преткновения для множества философов Нового времени. Энгельс, констатируя «противоречие между характером человеческого мышления, представляющимся нам в силу необходимости абсолютным, и осуществлением его в отдельных людях, мыслящих только ограниченно», указывал: «Это противоречие может быть разрешено только в бесконечном поступательном движении, в таком ряде последовательных человеческих поколений, который, для нас по крайней мере, на практике бесконечен. В этом смысле человеческое мышление столь же суверенно, как несуверенно, и его способность познавания столь же неограниченна, как и ограниченна. Суверенно и неограниченно по своей природе, призванию, возможности, исторической конечной цели; несуверенно и ограниченно по отдельному осуществлению, по, данной в то или иное время действительности» (1, 20, 88).

Можно сделать вывод, что в противовес агностическим концепциям, возникавшим в XVIII в. как субъективно-идеалистическая реакция на Крушение одностороннего рационализма со свойственной ему иллюзией обладания абсолютной истиной, Вольтер развивал такие взгляды на постижение действительности, которым был свойствен, по сути дела, здоровый, хотя и не нашедший адекватного концептуального выражения гносеологический оптимизм.

От деизма Вольтера — к атеизму великих французских материалистов

Выяснение позиции Вольтера в отношении онтологического и гносеологического аспектов основного вопроса философии показывает, что в ряде пунктов его взгляды являются материалистическими, в других — идеалистическими, причем последние ведут к идее особым образом понятого бога. Еще точнее будет сказать, что при решении основополагающих философских вопросов Вольтер начинает, как правило, с выражения материалистической точки зрения, противостоящей теологии и главным разновидностям идеализма его времени, но не проводит эту точку зрения последовательно, не возвышается до полностью материалистического понимания природы, а из-за неспособности решить ряд важнейших мировоззренческих проблем сворачивает в тупики идеалистических, деистических (в узком и строгом смысле этого слова) псевдорешений. Выявляющаяся при этом противоречивость философской позиции Вольтера может быть адекватно осмыслена лишь при учете места, занимаемого ею в процессе развития французской и — шире — европейской философии Нового времени.

В XV–XVI вв. в Западной Европе после долгой эпохи почти безраздельного господства религиозного мировоззрения в его христианской форме начинает формироваться светская философия. К тому же времени относятся первые развернутые проявления материализма, который в средние века существовал лишь в виде отдельных тенденций внутри учений неортодоксальных философствующих теологов. Естественно, что материализм не мог появиться сразу в виде цельного и всеобъемлющего (хотя бы вначале только в отношении природы) учения. Этой задачи не могло решить простое возрождение атомистического материализма античности: надо было дать обоснованные ответы на много новых вопросов, еще не встававших перед античными материалистами. Эпоха Возрождения, высшим мировоззренческим достижением которой явился грандиозный, но еще очень уязвимый из-за своей спекулятивности материалистический синтез Д. Бруно (1548–1600), со всей убедительностью показала, что даже самая смелая, творческо-новаторская реинтерпретация любого философского учения классической древности не снимает необходимости прокладывания принципиально новых путей в философии.

Передовая философская мысль Нового времени, открывающая такие пути в тесном союзе с бурно прогрессирующим естествознанием, на первых порах оказалась способной объяснять природу из нее самой лишь в ограниченном круге вопросов, хотя он непрерывно расширялся. Другие же вопросы, притом очень важные, в течение продолжительного времени не находили своего материалистического учения. Мировоззрение даже крупнейших философов-материалистов XVII — начала XVIII в. еще очень противоречиво. Они не в состоянии последовательно провести материалистическую точку зрения при объяснении природы.