Искушение для грешника (СИ) - Саша Кей

— А мы сегодня учеников фотографировали, вот Эля и задержалась. Правда же, Эля? — с нажимом спрашивает у меня Макс, взглядом показывая: признаваться, что я посланец дяди, мне не стоит.

А я чего? Дядя просил этого бугая за мной приглядеть, не в моих интересах, чтоб у Раевского появился лишний повод мной командовать.

— Да, отличные демоняки в образе ангелочков, — киваю я. — Постараюсь, чтоб на фото их сущность была не видна.

— Эля, — укоряет меня Карина, вышедшая на крыльцо следом за мной. — Это очень милые детки, ты просто не успела узнать их получше!

Я вспоминаю этих милых девочек в беленьких гимнастических купальниках и воздушных юбочках, увлеченно щипающих единственного мальчика. М-да. Хотя, может, они с детства привьют этому пацану пиетет перед женщинами?

— Ты чего зеленая такая? Не ела? — продолжает меня сверлить взглядом Олег, все еще держа на вытянутой руке заморыша.

Строго говоря, не ему критиковать мой внешний вид. Он и сам выглядит весьма живописно. Судя по всему, он действительно лазил на дерево. Котенка вот он добыл, но стоил ли тот таких потерь?

Забрызганные осенней слякотью кроссовки на чистюле Олеге при идеально вымытой машине, наверняка, его сильно нервируют. Джинсы на бедре порваны весьма художественно, сквозь прорезу видна голая мужская нога с редкими темными волосками. Майка, виднеющаяся под распахнутой курткой на груди измазана грязью. Даже на лице Раевского какие-то разводы, которые он, видимо, пытался ликвидировать, но не совсем успешно. Венцом всего на этой наглой физиономии алеют три царапины, одна из которых, похоже, довольно существенная. И почему-то она вызывает у меня чувство глубокого удовлетворения. От рыжих наглым, так сказать.

— Олег! — хмурится Карина. — Тебе надо обработать лицо.

Кажется, она тоже оценивает повреждения как серьезные.

Раевский отвлекается на Смолину и немного теряет бдительность. Котямбы, учуяв шанс, с душераздирающим воплем, извиваясь как бешеная креветка, вырывается из хватки, только почему-то не улепетывает прочь, а прыгает мне на грудь, больно вцепившись когтями в достоинства семьи Бергман.

Под хохот Лютаева эта пакость отчаянно стремится пробраться мне в ворот, изгваздывая все на свое пути.

— Теперь я уверен, что это — кот! — ржет Макс. — Прицельным броском в самое теплое место!

— Паршивец! Свою учуял, — ворчит Раевский, пытаясь отодрать от меня сопротивляющуюся зверюгу, но делает только хуже.

— Да оставьте вы его в покое! Он же маленький! Ему страшно! — ругается Карина.

Как это оставьте? Я люблю кошек, но на руки предпочитаю брать чистых! Пусть заберут от меня это когтястое исчадье, которое держится за мои нежности! Да забе… Ой! Какие у нас глазки голубые… И носик розовый…

Черт! Вот так всегда! Стоит попасть в зону кошачьего поражения, и я превращаюсь в тряпку. И вот я уже глажу грязную макушку между большими ушами.

— Так, — Раевский смотрит на нас с кошаком странным взглядом. — Мыть точно надо всех. Эля, в машину!

— Чего это сразу: «Эля, в машину!» Я и дома отмоюсь! — вскидываюсь я.

— Кота заберешь? — уточняет Олег. — Он с тобой расставаться не собирается.

Блин, не могу. У меня дома в одиночестве погибнет от голода, а у ба аллергия. Я вздыхаю.

— Тогда в машину!

Хочу огрызнуться, но снова попадаю в плен голубых глаз мелкого засранца. А синие глаза Раевского смотрят выжидающе. Ждет, прохиндей, когда я сдамся. А я сдамся. Это всем понятно.

Еще раз глубоко вздохнув, иду к Олеговской машине.

Когда я прохожу мимо Макса, тот, оглядев нашу с котом композицию, произносит свинскую вещь:

— Олег, наверняка, он Эле грудь поцарапал. Обязательно надо обработать!

Глава 22. Стоит присушиваться ко Вселенной

Олег выворачивает с парковки перед студией, и я вижу в окно с какими лицами нас провожает эта будущая ячейка общества. Макс очевидно забавляется, а Карина, успевшая всучить нам с собой курник, смотрит так благостно, будто это был свадебный каравай.

Бесит-то как!

— Мау-рр! — мелкий с истошным воплем карабкается по мне куда-то выше. Перехватить его покрепче я не решаюсь, он же такой маленький, косточки такие хрупенькие… Но, по-моему, он стремится куда-то мне на макушку.

Раевский оглядывается на мои чертыхания.

— Во-во. Я так до студии ехал. По ощущениям, он мне скальп под крести-нолики располосовал.

— Далеко нам еще? — в отчаянии спрашиваю я, в сотый раз убирая грязный хвостишко из-под своего носа.

— Нет, дольше по кольцевой разворачиваться, минут через пять будем на месте, — обнадеживает меня Олег.

Спустя пять минут душераздирающего ора, пять километров моих драгоценных нервов и пять щипучих царапин мы закатываемся во двор, который в народе называют Пентагон.

Ого! Это ж сколько баблишка надо выложить, чтоб сюда переехать?

Не, я не жалуюсь. Я и сама в элитном жилье живу, причем еще со старыми планировками и высоченными потолками. Спасибо дедушке-профессору и бабушке, сумевшей выжить всех соседей. Но Пентагон — это вам не хухры-мухры, тут мусор выносят генералы, на лестничной клетке курят министры, ну и вообще живут крутые шишки.

Не иначе как из трепета перед власть имущими, стоит мне выйти из машины, как звереныш затыкается. Надолго его, правда, не хватает, и когда мы проходим мимо консьержки, он издает такой жалостливый мяв, что нас провожают осуждающим взглядом.

Я не больно-то верчу головой по сторонам, моя забота настойчиво лезет ко мне в ворот, поэтому слушаюсь руки Раевского, которая держит меня за шкирку. Общее впечатление, что Олег принес домой двух дворняг.

Попав в квартиру, животина принимается орать с удвоенной силой. Пока я пытаюсь с минимальным ущербом отцепить ее от себя, Раевский успевает сгрузить мои кофры, снять с меня ботинки и позвонить в зоомагазин в соседнем доме и заказать котенку приданое, обещая щедрые чаевые, если курьер поторопится. Через десять минут мы является обладателями всего: от шампуня и горшков до корма для маленьких котят.

Кот, как истинный представитель своего семейства, мыться очень не хочет и активно выражает свой протест, в связи с чем кожаные получают разной степени тяжести увечья. Сама процедура купания у нас с Раевским происходит на редкость слажено, как у бывалой пары, вырастившей не менее пяти детей. Деловито и молча, за исключением нецензурных слов, мы застирываем оказавшегося приятного персикового цвета котенка и заворачиваем его в полотенце.

Вручив куль с встрепанным котенком Олегу, я пытаюсь оттереть особенно живописные пятна на куртке, которую сняла уже в ванной, и ликвидировать грязь хотя бы на лице. Поглядев на это дело, Раевский говорит:

— Смыла мыть шею под большое декольте нет. Проще искупаться целиком. Я пока отнесу верхнюю одежду в экспресс-химчистку.

Оценив