Украина в огне - Глеб Бобров

У нас же работа кипела вовсю. Пополнение приняли и поделили согласно заранее утвержденному плану. Пешком, в режиме полного радиомолчания, выдвинулись на бугор. Вся связь — на посыльных. Транспорт — только легковой и транзитом. Хочешь на Родаковский подъем? Машину — на шахту! И время обозначь, когда ей назад в поселок выдвигаться, если не хочешь шесть километров ножками топать.

Салимуллин со своей группой — на позициях по левую сторону дороги, если смотреть на нее снизу — по ходу выдвижения колонны противника — от развилки до фугасов. Это его зона ответственности — сектор «В».

Далее, сектор «С» — зона Жихарева — вершина бугра, края посадки, закладки под фугасы — там меньше всего работы. И земелька в посадке не чета той, что на склоне. Да и густая поросль — маскировке на руку. Юра вскоре оказался рядом со мной — его люди занимались, в частности, и обустройством командного пункта.

Зоной «D» командовал Петя. Батарея Штейнберга располагалась за краем подъема, в ярах Сухой балки, и работы у него там — лишь осмотреться. Слишком стремное дело — рыть просматриваемые с воздуха капониры под двенадцать полковых и батальонных минометов. Да плюс три «Василька»[67], как выяснилось, попали в его хозяйство и тоже будут лить чугун на головы СОРа.

В зону «Е» — правая сторона от брусчатки и весь серпантин «зимника» — помимо КП, входил ряд групп. Общее командование работами я возложил на Гирмана. Парень авторитетный — не отнять, хотя Боря и пришел ко мне всего с восемью бойцами, считая вместе с ним. Третьей гранатометной группой командовал другой Боря — Никольский. Антоша с Дэном занимались своими участками — крупнокалиберными винтовками и позициями двух расчетов «ПТУР».

Зоной «А» мог командовать только капитан Петренко — это участок дороги от моста Белой до грунтовки и развилки. Кроме минного поля и закладки дымовых шашек, нам там делать было нечего.

Был еще один, не обозначенный литерой участок — сама Сухая балка. Там пятнадцать бойцов, подтягивающийся по команде с Родаковского АТП БТР и подполковник Кобеняка должны были остановить боевой дозор, если он, конечно, мимо них проедет да потом надумает вернуться. Копать, понятно, тоже нечего, и Степаныч совместно с Дедом сейчас в расположении занимался штабной классикой.

На подъеме же задача стояла поистине титаническая: за ночь, в кромешной темноте, под моросящий дождик и срывающийся снежок — тихонько (не звеня кайлами и лопатами!) вырыть под сотню достаточно вместительных нор. Почесав репы, мы остановились на варианте боковой ниши размером метр восемьдесят на метр — по горизонталям и семьдесят-восемьдесят сантиметров — в высоту, начиная со штыка отступа-порожка от дна промоины. Ниши для боеприпасов соответственно мельче, но их тоже — под сотню. Плюс чернозем, песочек и, что там — помягче, уже давно весенними потоками вымыло и степными суховеями выдуло. Остался щебень да гордость края — мергель. Напитывающее влагу, тяжелое белое дерьмо, типа грязной меловой породы. В старых районах города все частные развалюхи из него. Чему более ста лет — просто руины. Единственный плюс — со стороны очень похож на подтаявший снежок, как раз — по погоде.

И вот при этом раскладе надо отрыть все укрытия — за сегодняшнюю ночь! Грубо по две штуки — на рыло. И земельку — раскидать по дну и окрестностям, да равномерно, маскировки не нарушая. Дай бог, чтобы вот так — каждый день и ночь: то снег, то дождь.

Поговорил с офицерами. Решили гнать бойцов до последнего, если не будут успевать и придется на завтра откладывать, то — ниши боекомплектов тяжелого вооружения. Укрытия для бойцов, по-любому, выкопать, хоть сдохни — сегодня! В шесть утра на позициях не должно быть ни одной измученной морды.

К трем часам ночи стали крепить первые норы. Плохо — не успеваем! Салам надыбал на станции неслабую стопу старых железнодорожных шпал — каждую за день попилили на части, а чурбаки потом еще и раскололи надвое. Под доски разобрали крышу склада покрышек родного АТП. Люди весь день хоть и менялись, но толком не отдыхали. Завтра тоже — не курорт будет. Василь Степаныч сейчас сидит с Передерием — каждой группе таблицы дистанций кропят. Завтра весь день будем гонять народ — на станции есть похожая канава, как раз метров четыреста в длину — под всей насыпью, начиная от депо. После учений дадим поспать чуток и, с сумерками — опять копать. Уже видно — за сегодня весь объем не осилить.

К половине четвертого прибыл Колодий с початой бутылкой моего же коньяка. Говорит — не спится. Свистнул Жихаря — втроем и приговорили эликсир счастья, что нам на него любоваться. Богданыч явно нервничает. У меня задача понятная: либо — пан, либо — пропал. Без вариантов. У него тоже — не мед под сахарной пудрой.

Полк растянут по кускам. Первый батальон — под командованием на днях вернувшегося с лечения Николая Воропаева. Под занавес боев в Северодонецке попал тогда еще ротный с одним из взводов под обстрел батареи польских «срак»[68]. Выжило всего несколько человек. Помимо тяжелой контузии, лишился левого глаза. Ну, и все лицо, понятно, из квадратов разнокалиберной кожи собрано. Когда везли до границы, думали — все, кранты, отвоевался майор. Ага! Где так отвоевывались… Мало того, что вернулся адмиралом Нельсоном — поперек головы черной повязкой перерубленный, так еще и откровенно напросился на это задание — сидит сейчас со своим батальоном в Белом.

У него задача для нас вполне традиционная, — изображая из себя бесплотных призраков, внезапно исчезая и так же стремительно появляясь, упереться в три десятка частных усадьб. Там, в упор не замечая ударов танковых орудий и элитной добровольческой пехоты, — остановить бронетехнику СОРа перед спускавшейся за шахтой объездной дорогой на поселок Белореченский и далее, через Врубовку, на Лутугино. Чуть далее еще три шоссе этого направления, вместе с основной трассой, должны держать части буслаевской бригады.

Второй батальон вообще растянут поротно и повзводно — по точкам перекрывает наш бугор поперек. Главная беда — идущая по середине плато грунтовка Лотиково — Родаково. Чистое поле, попробуй — удержи. Въезд на Родаково со стороны Бахмутки — тоже не подарок. Два вросших в землю заброшенных поселка, любую халупу гранатометным выхлопом сдуть можно. Единственная естественная преграда — река Луганка — если и «преградистей» Белой, то, может, на полметра вширь, от силы.

Третьему батальону и общеполковым подразделениям — задача совсем смешная: удержать Большое Родаково — поселок и станцию. Из серии — ноу коммент.

Вот и не спится Колодию, вот и глушит майор коньяк, потому — как пойдут наши «европедальцы» стальными щупальцами, то не будет у Богданыча больше ничего — ни полка, ни его пацанов, да и самого мужика, зная упертый до невозможности характер, тоже, скорее всего, не станет.

В пять приполз измочаленный Салам. Грохнул «со ствола» оставшиеся сто пятьдесят и, даже не занюхнув, отрапортовал:

— Все, отмучались мои бобики.

— Что — осталось?

— Ровно половина. Ниши боеприпаса даже не начинали. Люди ели ноги ворочают, командир. Сам упаду — умру. Не успеваем, по-любому…

— Все, блядь! Отбой! Тащите группы наверх. Толку от такой работы… Сейчас жрать сухпай и спать до одиннадцати ноль-ноль. С двенадцати до восемнадцати — учения. С двадцати одного — копаем дальше. Вопросы?

Женя Стовбур опоздал всего на десять минут, но этого хватило — не выспавшийся, уставший от беспрерывной изматывающей работы и немалого возраста Кобеняка в сердцах плюнул и, без стеснения, траванул на нашего суперинтенданта добрягу Жихаря. Юра без обиняков отвязался по полной и пообещал Жене, под следующий залет, собственноручно выдать звиздюлей. В том, что у взводного-один — «ни разу не заржавеет», — не сомневался никто. Под раздачу, автоматом, залетел и Педалик. Новость о том, что с девяти вечера он — на «копанках», вселила в Жука глубокие, до того не осознаваемые им понятия о несправедливости бренного бытия и жертвенном подвиге солдата. Три выварки кулеша и ящик с хлебными кирпичами выгрузились с «газона» за считанные секунды.

К двенадцати народ, доблестно ныряя рачком и байбаком выныривая из полутораметровой траншеи, с хриплыми выдохами ворочал тяжелые гранатометы и, срывая голоса, обозначал свои ориентиры и дистанции до целей.

Выучить, конечно же, не успели. Да никто и не надеялся. Самый здравый подход, по-моему, был у Степаныча.

— Учи не учи — толку. Ты скорее ежика гопака танцевать заставишь, чем солдата — книжку учить. Посмотрел — и ладно; пока не заснул — вперед на полигон. Там, через жопу — запомнит.

Кто бы спорил…

Всю дорогу побили на сектора: «бобер» — отрезок от моста Белой до развилки, «выдра» — двести метров от развилки до прогиба, «енот» — две сотни до начала последней крутизны и «куница» — последние двести пятьдесят, вместе с фугасами на вершине бугра. Ориентиров привязки было мало, и, чтобы не путать бойцов, визуально разделили каждый сектор на четыре номерные части. Лишь в секторе «куница» было пять отрезков.