Кровопролития на Юге - Александр Дюма

— Сударь, — сказал на это Лаланд, — я передам ваши условия господину маршалу, и мне будет весьма жаль, если мы не придем к соглашению. А теперь не позволите ли вы мне поближе взглянуть на смельчаков, творивших под вашим водительством такие чудеса?

Кавалье улыбнулся: попадись эти смельчаки Лаланду, их бы колесовали, сожгли или повесили как разбойников. Вместо ответа он поклонился и первым пошел к своему отряду. Г-н де Лаланд последовал за ним без малейших опасений; миновав конный пикет, ждавший на дороге, он приблизился к пехотинцам и, вытащив из кармана горсть золота, рассыпал его у ног первой шеренги со словами:

— Берите, друзья мои, и выпейте за здоровье короля.

Но никто не шевельнулся, чтобы подобрать золото, и только один рубашечник, покачав головой, ответил:

— Не золото нам нужно, а свобода совести.

— Друзья мои, — возразил Лаланд, — к сожалению, не в моей власти дать вам то, о чем вы просите; для вас было бы лучше всего подчиниться воле короля и уповать на его милосердие.

— Сударь, — сказал на это Кавалье, — поверьте, что мы готовы повиноваться приказам его величества, но пускай он удовлетворит наши законные просьбы, иначе мы скорее умрем с оружием в руках, чем снова подвергнем себя жестокому насилию, от которого уже так много претерпели.

— Ваши просьбы будут дословно изложены г-ну де Виллару, который передаст их королю, — отвечал Лаланд, — и поверьте, сударь, что я от всего сердца буду желать, чтобы его величество не счел их чрезмерными.

С этими словами Лаланд поклонился Кавалье и собирался уже вернуться к своему отряду, но Кавалье захотелось также засвидетельствовать ему свое доверие, и вот он, в свою очередь, пересек мост и проводил г-на де Лаланда до места, где ждали его солдаты. Затем оба военачальника обменялись поклонами, г-н де Лаланд сел на коня и направился в Юзес, а Кавалье вернулся к своим товарищам.

Тем временем д'Эгалье, который, как мы знаем, только 5 мая вышел из Юзеса с намерением сговориться с Кавалье, догнал его лишь 13-го, то есть на другой день после переговоров с Лаландом. Д'Эгалье сам поведал об этой встрече, и нам остается лишь воспроизвести здесь его рассказ.

«Хотя мы повстречались с ним впервые, мы расцеловались, словно были знакомы с давних пор. Мой небольшой отряд смешался с его войском, и люди принялись вместе петь псалмы, покуда мы с Кавалье беседовали. Его речи пришлись мне весьма по душе; я без труда убедил его, что во имя блага его братьев ему следует подчиниться, и тогда они смогут принять решение, которое придется им больше по вкусу, — либо покинуть королевство, либо служить королю, однако второе представляется мне более желательным при условии, что нам дозволено будет исповедовать ту веру, к коей лежат наши сердца, ибо я надеялся, что, коль скоро мы будем верно служить его величеству, он поймет, что нас перед ним оклеветали, изобразив дурными подданными, и тогда мы сможем получить свободу совести наравне со всем народом; я сказал, что не вижу иного способа изменить наше отчаянное положение; и пускай даже рубашечникам удастся еще некоторое время продержаться в лесах и в горах — они не в силах спасти от гибели жителей городов и селений.

На это он мне ответил, что не в обычае католиков исполнять обещания, данные нашим единоверцам, и тем не менее он готов рискнуть своей жизнью ради блага братьев по вере и всей провинции и надеется, что, доверившись милосердию короля, за которого неустанно возносит молитвы Господу, он не подвергнет себя никакому риску».

Видя, что Кавалье преисполнен добрых намерений, д'Эгалье пришел в восторг и стал умолять его дать ему письмо для г-на де Виллара; Кавалье, зная посредника как человека добросовестного и усердного и питая к нему огромное доверие, легко согласился и вручил ему нижеследующее послание.

«Сударь,

Да будет мне позволено обратиться к вашему высокопревосходительству со смиренной мольбой, дабы вы милостиво простерли свое покровительство на меня и мой отряд, ибо мы пылко желаем исправить зло, каковое сотворили тем, что взялись за оружие, хоть и не для того, чтобы сражаться против короля, в чем пытаются обвинить нас наши недруги, а чтобы защититься от наших гонителей, которые преследовали нас с такой злобой, что нам подумалось, будто они исполняют королевский приказ;

мы знаем, что святой Павел велит подданным повиноваться государю. Если же, вопреки нашим чистосердечным заверениям, король потребует нашей крови, мы в самом скором времени будем готовы отдаться на его милосердный суд; и мы будем почитать себя счастливыми, монсеньер, если его величество, тронувшись нашим раскаянием, по примеру милосердного Господа, подобием коего он является на земле, окажет нам милость простить нас и взять к себе на службу; мы надеемся, что верностью и усердием заслужим себе честь вашего покровительства и под командованием столь прославленного и благодетельного полководца как вы, монсеньер, со славой прольем нашу кровь на пользу королю; засим, с надеждой, что ваше высокопревосходительство позволит нам засвидетельствовать ему свое глубокое почтение и безграничную покорность, остаюсь, монсеньер,

Получив это письмо, д'Эгалье радостно поспешил в Ним, уверенный, что везет г-ну де Виллару много больше, чем тот ожидал. В самом деле, когда маршал увидел, как успешно продвинулось дело, вопреки уверениям Лаланда, который из зависти твердил, что д'Эгалье все испортит, он послал д'Эгалье к вождю рубашечников с приглашением явиться в Ним; д'Эгалье немедля пустился в путь, уверяя, что привезет Кавалье, чем навлек на себя насмешки Лаланда, потешавшегося над его убежденностью и уверявшего, что Кавалье ни за что не приедет.

А в горах и впрямь произошли события, которые способны были изменить настроение молодого военачальника. Граф де Турнан, командир отряда, стоявшего во Флораке, был наголову разбит на Фонмортской равнине армией Ролана; он потерял две сотни человек, значительную сумму денег и двадцать четыре мула, груженных боеприпасами и продовольствием. Но вскоре г-н де Виллар успокоился, потому что через шесть дней после этого поражения получил через Лакомба, того самого, при чьем посредничестве произошла встреча на Авенском мосту, письмо от Кавалье, который выражал сожаления о случившемся.

Итак, д'Эгалье, застав Кавалье в Тарнаке, нашел его преисполненным самых добрых намерений; тем не менее первым чувством молодого горца было изумление. Свидание с маршалом де Вилларом означало огромную честь, которой он так мало ожидал, что ему даже почудилось предательство, но тут он вспомнил, что маршал известен своей порядочностью; к тому же д'Эгалье не стал бы посредничать в бесчестном деле. Итак, Кавалье ответил, что готов отдаться во власть маршала и полностью полагается на его честность во всем, что касается условий встречи. Г-н де Виллар передал ему в ответ, что будет ждать его 16-го числа в саду монастыря францисканцев в Ниме, расположенного за городом, между воротами Бокер и Мадлен, и что на дороге в Карерак его встретит Лаланд, который примет его и передаст ему заложников.

15 мая Кавалье выехал из Тарнака во главе шестидесяти пехотинцев и пятидесяти всадников; при нем были его младший брат, д'Эгалье и Лакомб; на ночлег они стали в Лангладе.

Наутро с той же свитой он пустился дальше по направлению к Ниму; как было условлено, между Карераком и Сен-Сезером он повстречался с Лаландом, который выехал ему навстречу и передал ему заложников: эти заложники были г-н де Ла Дюретьер, капитан фимарсонского полка, один пехотный капитан, еще несколько офицеров и десять драгун. Кавалье передал их своему помощнику Раванелю, командовавшему пехотой, и оставил под охраной в Сен-Сезере; кавалерия же следовала за ним до Нима и стала лагерем на холмах на расстоянии мушкетного выстрела от города. Кроме того, Кавалье выставил часовых и караулы на всех подступах к его отряду; охранялось все до самого источника Дианы и места для гуляний; затем, сделав все эти распоряжения, он направился к городу в сопровождении младшего брата, д'Эгалье, Лакомба и восемнадцати кавалеристов во главе с Катина, служивших ему телохранителями.

Лаланд поехал вперед и во весь опор прискакал к маршалу, который в ожидании прогуливался по саду обители францисканцев вместе с г-ном де Бавилем и Сандрикуром и опасался с минуты на минуту получить известие, что Кавалье отказался к нему прибыть; маршал возлагал на эту встречу большие надежды, но Лаланд, явившись, его успокоил: молодой севеннец прибудет-де вслед за ним.

В самом деле, спустя десять минут послышались громкие крики и великий переполох: это народ ринулся навстречу своему герою. Ни один протестант не усидел дома, кроме разве парализованных стариков да детей в пеленках: все реформаты, видевшие прежде в Кавалье своего защитника, теперь чтили его как спасителя, мужчины и женщины бросались под ноги его коню, чтобы поцеловать край его одежды; казалось, не главарь мятежников идет испросить амнистии для себя и своих солдат, а триумфатор въезжает в покоренный город.