Завязать судьбу морским узлом - Станислав Петрович Абрамов

тресни пополам,

По виду год рождения не дам.

Свой статус-кво, как знамя, держит Галя:

– Мой возраст чтобы знали вы? Едва ли!!

Организатор, выдержав удары,

Меняет курс:

– Мы выставляем пары,

Объявим возраст – только для мужчины,

Сударыням сердиться нет причины…

– Забил на пару выступать со Светой!

– Но ейный муж тебе наложит вето!

– А я с Михал Иванычем, который

Имеет льготу ветеранской форы!

На спариванье возразил строптиво

Все тот же Авиценна:

– Перспектива!

Заначку, может, заплачу последнюю,

А мне партнерша всю сорвет обедню…

– Меня, друзья, вы поняли превратно,

Турнир для всех участников – бесплатный!

– Тогда причем здесь дамы, кавалеры,

Их времена и прочие размеры?

Придем, сыграем, разойдемся с миром,

Придумали какие-то турниры…

Да что турнир!? Этюд, миниатюра.

А вся страна – огромная натура.

Организаторам Россию-мать

Ни примирить, ни организовать.

Август 2004, Павловск

Признание порока.

Горячий демократ сказал, что дело – прочно.

Мы уточним: когда – приятно и порочно.

Застолье у друзей, курение растений,

Азартная игра, в особенности, теннис.

Тому полным-полно в истории примеров

Из жизни теннис-дам и теннис-кавалеров.

Как ненавидел их добрейший сэр Хичкок!

Один такой злодей невесту уволок

Почти из-под венца у бедного Хичкока.

Великий режиссёр отмстил ему жестоко:

В картинах у него ракетка, как угроза:

Кто в руки взял её, – последний отморозок!

Всю эту лаун-дурь не уважал и Нобель,

Соперник воспылал к любимой им особе,

Соперник –теннисист, вдобавок математик.

Аукнулось другим в конечном результате.

Кто только не владел наградою престижной!

Но математиков я среди них не вижу,

Тем более, там нет лупивших по мячу.

– Я, – Нобель говорил, – и знать их не хочу! –

Стилистом Number One был англо-рус Набоков!

Но Комитет решил: подвержен он пороку.

Понятно, не за то, что соблазнил Лолиту,

Но в юности махал ракеткою открыто!

Да, гнусен теннисист…Один со страшной силой

Свой шарик запустил в живот спортсменки хилой.

И что он отвечал на адресный упрёк?

– Кто к нам пришёл на корт, не женщина – игрок! –

Бывает, что партнёр – таких не очень много –

Колотит от души, но в аут, слава Богу.

А чаще лучший друг Вас обвести захочет,

То длинным завернёт, то пустит укороченным.

В растленном их кругу встречаются поэты.

Один насочинял:

– Люблю я теннис летом

И резаться готов до полного отпада.

Но в дождик хорошо: на корт идти не надо! –

Доволен негодяй: играть никто не смог…

О, Нобель, друг людей, о, гуманист Хичкок!

Я отдаю вам честь, великие Альфреды!

Но мне пора спешить. На встречу в Павловск еду,

Где огорожен грунт на маленьком участке,

Где, может быть, меня ждут в боевой раскраске.

08.08.2005

Из сборника "

Геракл нашего времени".

Возвращение Василия Ивановича

– ВасильИваныч, пламенный привет!

Вы всем известны как авторитет,

Любезный долго русскому народу.

– Народ, он любит крепкую породу,

Весёлых и на подвиги вожатых,

Не зря хожу сегодня в депутатах.

Однако сильно склонен к недостатку,

Люблю с размаху резать правду-матку.

Скажу к примеру: Ванька-либерал

Всеобщее добро разворовал,

За это мало посадить в тюрьму –

Готов я в ухо лично дать ему!

Жаль, шашку потерял в реке Урал…

– Так это Вы? Я сразу не узнал.

Конечно, те же дерзость и напор,

Но где усы, прическа на пробор?

Однако, если честно сосчитать,

Должно быть вам годков 135?

И, наконец, Вы вроде утонули?

– Ещё бы, помню, как свистели пули.

Из них полста не мимо пролетело –

Красноармейское прошили тело.

Хлестала кровь, как из дырявой банки…

Меня нашли на берегу цыганки,

Вернули к жизни и бывалой силе

Своим цыганским способом – побрили!..

А ведь не знают умные врачи,

Как исцеляют лунные лучи.

Теперь, восстав, куда я ни поеду

Или пойду, зовут меня скинхедом.

И всё, что было в жизни не со мной,

Как в песне, я запомнил, дорогой.

Василий Иванович на подступах.

Кругами барражирую по миру,

Пора приватизировать квартиру.

Нам было раньше этого не надо,

Мы помогали кубам и гренадам.

Теперь другие правила Игры…

Я дверь в Администрацию открыл.

Передо мной охранник-здоровила.

– Вы по вопросу? – животом спросил он.

– Ещё бы, есть у нас вопросы к власти,

Которая забыла слово "Здрасте"!

Братишка, я по делу и по сути,

И знай, в атаке красные не шутят!

В чиновном заведении – бумажные

Дела и все они многоэтажные,

Идешь на первый, а потом на третий,

Разминка физкультурная, заметим.

Девицы в окнах, взгляд подняв с экрана,

Посмотрят на тебя, как на барана.

У вас нет визы трам-тарам отдела,

А эта справка завтра устарела.

Хожу, креплюсь и тихо свирепею,

Как будто вновь держусь за портупею,

Как будто посылаю им в ответ:

Чтоб вам! Как мне! Хотелось в туалет.

Вот и сортир… Под кодовым замком.

А я пришелец, с кодом незнаком.

Естественно сую проклятья белым.

Где пулемёт, где шашка, парабеллум?..

– Так получили нужные бумаги?

– Куда им деться супротив отваги!?

Василий Иванович в поликлинике.

– Куда, ВасильИваныч?

– Разобраться,

То ли в очах двоится, то ль инфляция.

Коньяк ещё недавно стоил двести,

Гляжу – пятьсот, чуть не подох на месте.

Пошёл я в поликлинику намедни,

Встал в очередь, стою в хвосте последний.

Народ кругом спокойный, зреньем слабый,

Расклад феноменальный, только бабы.

Мужскому полу до преклонных лет

У нас не дотянуть. Простой секрет –

Рискуем мы собою то и дело,

А бабонька скрипит – и доскрипела…

Но тут сестра сказала, что приёму

Не будет более к врачу глазному,

Последний выдаётся номерок.

По нашу сторону окопа – шок.

Враз в челюстях протезы застучали,

Чтоб медицина шла!.. И даже далее.

Я чувствую, своё не получу:

"Кто напролом со мною к Главврачу?"

Испуганно молчат мои девицы,

Лишь хлопают намокшие ресницы,

Как будто соблазняю их на грех.

Ну, ладушки, пойду один за всех.

Главврач интеллигентно и гуманно:

– В чём дело, – говорит, – ВасильИваныч?..

– Да мы, да Вас, хоть завтра приходите…

Я тоже ей галантно:

– Извините,

Внизу топочет целый эскадрон

Заслуженных и доблестных матрон.

Спускаемся, а в холле – никого.

Ну, дали номерок на одного…

Как только этих старушенций вспомню,

Поверишь, так на сердце тяжело мне.

Кривые ножки, мутные