Заколдованный круг - Сигурд Хёль

— Ага, значит ты Нурбюгде помочь хочешь, — сказал Юн. — Что ты хочешь Ульстад поднять, это мне понятно. Но все селение? Про таких людей, я слышал, в Библии рассказывается, но встречаю, ей-богу, в первый раз!

Да, значит, он проговорился. Оттого, наверное, что изо дня в день ходить и носить это бремя стало уже невмоготу…

— И по восемь шиллингов в день хусманам?

— В будущем, когда-нибудь, — защищался Ховард — Если, конечно, все пойдет хорошо…

— Гм. Значит, ты другим хочешь помочь! — Юн снова с удивлением посмотрел на него. — Даже жалкому, поганому хусману! Вот что я тебе скажу. Держи язык за зубами и никому об этом не говори! Ты видал когда-нибудь сборище ворон? Усядется сотня ворон в кружок, а посерединке сидит та, что на них непохожа. Вот насмотрится вся сотня на нее, а потом набросится и разорвет в клочки. Держи, говорю, язык за зубами! А нет — так упрячут они тебя в подвал к Керстафферу. Если, конечно, сумеют.

Однако пора на боковую, а то завтра охоту проспим.

Заводчик

К Ульстаду подъехали два всадника — заводчик из главного прихода и его писарь. В это время года они обычно объезжали селения, договариваясь с крестьянами насчет следующей зимы: кто сколько наготовит и перевезет угля для Завода, кто сколько привезет руды.

Рённев, высокогрудая и стройная, встречала их на крыльце. Темные волосы ее блестели, черное платье украшала большая серебряная брошь, а туфли — серебряные пряжки. Заводчик невольно подумал: неужели она всегда так одевается или же издалека увидела их на дороге.

Работник Ларе занялся лошадьми гостей.

Вскоре Рённев и заводчик уже сидели в горнице; писаря проводили на кухню. Гудела растопленная печь, служанка внесла кофе. Рённев достала из шкафа французскую водку: она не забыла, что заводчик любит пить кофе с водкой.

Поговорили, как водится, о том, о сем, а потом он рассказал, зачем приехал. Может он рассчитывать, что этой зимой в Ульстаде наготовят и перевезут на Завод побольше угля и руды, чем обычно? Завод-то собираются расширять.

— А я думала, что дела на Заводе неважные, — сказала Рённев.

Да, в последние годы так оно и было. Однако теперь они, он сам и его компаньоны, поняли, что, если завод немного расширить, все пойдет иначе. Но для этого Заводу надо обеспечить себя сырьем. В здешних местах в последние годы найдено — Рённев это, конечно, знает — много хорошей руды. Если память ему не изменяет, то, в частности, в ульстадском лесу.

Верно, конечно. Но руда-то оказалась вовсе не такой уж хорошей, как думалось поначалу. Так считает Юн, а он как раз один из тех, кто эту руду нашел, и в этом деле разбирается; да и судя по тому, как мало им за нее платят, руда плохая.

— Ховард, мой муж, сейчас в горы за сеном поехал, — сказала она. — Кстати, вместе с Юном. Мы их скоро ждем обратно. Поговори с ним, а может, и с Юном. Но не думаю, чтобы Ховард подрядился перевезти больше, чем нас обязали. Мы с ним толковали про это, и он считает, что невыгодная это работа.

— Это ты ему, наверное, внушила, — предположил заводчик. — Но за перевозки сверх нашего старого договора платить мы будем больше.

Заводчик был высокий, спокойный человек с холодными голубыми глазами. Не первой молодости — ему было, верно, лет под пятьдесят. Заводом он управлял уже десять лет.

Конечно, лучше подождать Ховарда, согласился заводчик.

— Странно, кстати, что я с ним еще не встречался. Много наслышан о нем в последнее время. Человек он, несомненно, очень дельный, пастор так жалеет, что он уехал…

Оба молча мерили друг друга взглядом.

Первым нарушил молчание заводчик.

— Быстро это у вас с Ховардом получилось, — сказал он. — Между прочим, я слышал, будто тут на тебя многие имели виды. И неудивительно, — добавил он, обращаясь больше к себе, нежели к ней.

— Ну, что значит быстро. Вот я так уже скоро год как поняла, что свадьбой кончится. Как только увидела его в первый раз, если хочешь знать.

— А его слово тут ничего не значило?

На его губах играла едва заметная усмешка Голубые глаза спокойно смотрели на нее.

Рённев не улыбнулась. Она смотрела на него сузившимися глазами.

— Ну почему же. Его слово первое — и когда дело о женщинах идет, да и вообще. Вот увидишь его и поймешь, что он не из тех, кого любой согнуть может.

— Да и ты, Рённев, тоже.

Казалось, она его не слышала. Ответа, во всяком случае, не последовало.

Она молчала, по-видимому решая, сказать ли еще что-нибудь. Не сводила с заводчика сузившихся глаз.

Немного погодя она сказала:

— Он приехал сюда к нам на север осенью, чтобы поучить меня, как надо по-новому землю обрабатывать. Я с ним встречалась до этого и сама пригласила его.

— А потом?

— Потом мы решили пожениться. Тут кое-что случилось, это и решило дело, во всяком случае, для меня. Да и для него, я думаю, тоже.

Глаза ее сверкнули.

Она хочет увидеть, может ли сделать ему больно?

Молчание. Он не сводил с нее спокойных глаз.

— Значит, правильно ты выбрала, — сказал он. — Ты, Рённев, всегда знала, что делаешь.

Она чувствовала, что сказала лишнее, совсем лишнее. Это все его нестерпимо спокойные глаза. Они и камень бесчувственный выведут из себя.

— Вовсе нет, — ответила она. — Я вот не знала, что делаю, когда к тебе нанималась. Но невредно будет тебе узнать; не ты один можешь переспать с девкой и с ума ее свести, так что она только об одном этом и будет думать. Ховард тебя не слабее.

Заводчик сидел не двигаясь и не сводил с нее спокойного взгляда.

— Тогда-то все и решилось, — сказал он.

— С одной стороны, да. С другой — нет.

Рённев уже взяла себя в руки и следила за своими словами.

Она помолчала.

— У Ховарда мужской силы больше, чем у тебя. Но кое в чем… Ну, ты с ним скоро встретишься, так что лучше уж мне сказать это. Ты ведь все равно заметишь.

Он силен, но он и слаб. Есть у него один недостаток, что ли, не знаю, как это и назвать, — мечтает он много, задумывает. А это, видишь ли, чаще всего у слабых людей бывает. Или у совсем еще молодых.

— Я таким тоже когда-то был, — сказал заводчик.

— Да. Но с годами это у тебя прошло. Поэтому ты и замечаешь такое у других людей, и они тебе не нравятся. У них есть то, что ты потерял.

— Сколько лет Ховарду? — спросил заводчик.

— Двадцать восемь.

Он подумал: Рённев тридцать четыре… Но это неважно. И еще много лет будет неважно.

Она, видимо, отгадала его мысли и сказала резко:

— Это уж моя забота!

Опять он устремил на нее свой спокойный взгляд, но теперь это не подействовало: она была погружена в свои мысли.

— Он мечтает большие дела совершить у нас в селении. В нашем-то селении! Есть над чем призадуматься!

Рённев больше не щурила глаза. Она словно просила совета.

Но он ничего не ответил.

— Тут еще одно, — сказала она. — У него в Телемарке девушка была. Об этом я ничего не знала, когда… когда это у нас случилось. Но мало-помалу я поняла: он что-то скрывает. Тяжело это все для него, он ведь дал ей слово.

— Он сам тебе об этом рассказал?

— Нет. Я почти ничего не знала, пока нынешней весной на свадьбе не поговорила с его братом. Когда эта девушка услыхала, что мы с Ховардом собираемся пожениться, она бросилась в водопад.

Рённев улыбнулась.

Он посмотрел на нее:

— Жестокая ты женщина, Рённев.

Она вскинулась:

— Конечно! Поживи с таким, как ты, станешь жестокой.

Опять воцарилось молчание, и на этот раз долгое.

Теперь первой заговорила Рённев.

— Ховард очень дорожит своей честью — куда тебе до него. И вот он считает, что опозорен в своем родном селении.

— Он говорил с тобой об этом?

— Нет. Кое-что мне рассказал его брат, кое-что я и сама поняла: одно заметила, другое…

Молчание.

— Так что радуйся: и в Ульстаде не все гладко! — сказала Рённев.

Заводчик промолчал. Он больше не смотрел на Рённев.

— Но если он так честью своей дорожит, как ты говоришь, — сказал он, — и если он дал ей слово, а для мужчины слово порою больше жизни значит…

Рённев не ответила.

Он впился в нее глазами.

— Ты сказала ему, что у тебя будет ребенок?

Она не ответила, и он понял, что угадал.

Если Рённев задалась целью во что бы то ни стало вывести этого спокойного человека из равновесия, то сейчас ей это удалось. Он встал и несколько раз прошелся по комнате, глубоко переводя дыхание. Лицо его уже не было спокойным.

— Все повторяется! — сказал он наконец.

Она вскочила.

— Нет! Вовсе нет!

Она засмеялась.

— А что, если у Ховарда вышло то, что у тебя не вышло?

— Что ни у меня, ни у Улы Ульстада не вышло? — сказал он.