Волны. Сэнп - Алла Марковская

Пакни выкатила из-под настила деревянную бадью. Поставила два ведра перед Гэлом, рукой показала на колодец в двухстах метрах от дома:

— Принеси-ка воды, мыть вас буду, — Айрэ сидел на настиле злой и заплаканный, вырывал клоки шерсти из пушистой овчины. Гэл не знал, что делать, Пакни махнула рукой ему в сторону двери: — Иди, я поговорю с твоим малышом, все будет хорошо… Иди, принеси воды, вода все смоет.

Гэл взял деревянные ведра, стянутые железными обручами, еще раз посмотрел на сына, вздохнул и пошел к двери, оглянулся. Решил, что малыш должен знать язык горцев, и дал ему этот дар. Оказалось, даже такая малость потраченной силы — невосполнимая утрата, но Гэл снова не мог быть просто человеком. Больно и тяжело быть слабым и всегда следить за запасом сил. Айрэ отца не позвал. Кошка вскочила на настил, положила на ноги ребенка голову и лапы — замурлыкала.

— Хочешь гируггу сладкую, запеченную? — Пакни протянула Айрэ сморщенный, еще теплый, желтый фрукт. Айрэ скривившись, посмотрел на угощение. Неосознанно понял слова незнакомой женщины, но решил — не хочет он этого гирругга. Пакни засмеялась, — А ты попробуй, почему носик морщишь?

Малыш взял скользкий гируггу, лизнул. Откусил кусок и улыбнулся. Сморщенное скользкое гируггу действительно сладкое. Хозяйка погладила ребенка по белой голове:

— Жить ты долго будешь. Только странно ты будешь жить, как птица, как звезда. Воевать будешь, любить… А маму ты свою найдешь — отца потеряешь. Но потом и отца вернешь. Только тьмы много… Лучше бы ты совсем отца потерял, много горестей он тебе принесет…

Гэл застыл в дверях, слушая предсказания горянки. Хотел прервать ее. Пугали и злили ее слова. Она почувствовала его взгляд, как жар раскаленных углей, повернулась и спросила:

— Ты боишься будущего?

Гэл, поставил ведра возле порога, кивнул головой, и тихо спросил:

— Что ты знаешь ведунья? Знаешь ли ты свою судьбу?

— Знаю. Конечно, знаю. И знаю — не колдун ты. Помоги-ка мне, — Пакни подошла к настилу и, завернув овчину, показала на закопченную ручку большого котла, спрятанного под настилом, — вытащим его.

Вдвоем они выволокли плоский котел, поставили его на очаг, подложили дров, налили в чан воды, вдова бросила туда несколько веток:

— Это авага, очищает воду и делает ее мягкой, — затем она поставила стол на настил. На стол положила еще теплые коржи, белое полотенце, на него вывалила из котелка печеные белые овощи, поставила глиняный кувшин с молоком, несколько кусков вареного мяса и пучок зеленого лука, который здесь назывался мип. Айрэ взял в руки корж, сморкнулся жалостливо, вытер грязный нос рукавом и, роняя слезы, начал есть.

Пакни с любопытством наблюдала за своим необычным гостем, за тем, как он пытался кормить свое упрямое дитя, а дитя сердилось и отталкивало отца.

Гэл вздохнул, решил, если сын хочет быть самостоятельным, пускай будет, самому нужно поесть, энергии совсем мало. Пакни спросила:

— Это твой первенец?

— Да… — ответил Гэл. Он распробовал мясо зугла. У пещерного племени оно было жестким, как бы они ни старались его разварить, а у горцев мясо буквально таяло во рту, — что вы добавляете в это мясо?

— Травки и корешки, в основном корень пиви, — отвечала хозяйка, — жаль, ты не сможешь этого рассказать тем, кто живет за грядой, вернешься туда не скоро…

— Я не люблю знать, что будет завтра.

— Ты мог избежать многих бед…

— Избежав одной беды, попадаешь в другую.

— А вот об этом я стараюсь не думать, — грустно улыбнулась Пакни, — вода закипает, сейчас я буду вас мыть.

— Я и в реке могу помыться…

— Зачем тебе холодная река? А утром Тарлак тебе баньку натопит. Умыться с дороги можешь в бадье вместе с сыном, дашь мне ваши рубашки да штанишки твоего сына, твои кожаные я стирать не буду, кровь с них сам сотрешь, — вдова вынула с сундука две рубашки, большую и маленькую, — вот я хочу тебе отдать, носи, — и положила рубашки на настил. Айрэ уже наелся, вертелся, исподтишка кормил кошку. Вдова подняла ребенка, поставила на настил, сняла с него рубашку. Мальчик смотрел на нее удивленно, — А у вас ванная есть?

— Что? — удивилась женщина.

— Есть, бадья… тебе как ванная, — ответил Гэл сыну.

Хозяйка не понимала слово «ванная», но общий смысл разговора уловила.

— Я с тобой не говорю, — угрюмо шептало дитя отцу.

— Да, я это уже понял, — ответил ему Гэл.

— Ты говорил, мы идем к маме, а мамы нигде нет.

Дитя говорило уже на сэнпийском языке, вдова слушала молча. Сняла с ребенка одежду, укутала его в шкуры. Гэл налив в бадью кипяток, разбавил его холодной водой из ведра, потрогал рукой.

— Не обжигаешься? — засмеялась вдова.

— Нет, я ее разбавил.

— Голыми руками чан взял. Ты при простых-то людях, думай о том, что делаешь, на равнине колдунов не любят, как бы камнями не забили.

— Все время забываю об этих условностях, — раздосадовано проворчал Гэл, — спасибо…

Пакни забрала одежду Айрэ и рубаху Гэла. Осмотрела Гэла, он смутился, она хмыкнула и вышла с дома. Перед тем, как закрыть дверь, оглянулась и посоветовала:

— Те корешки, которые я дала тебе, сперва в воду окуни, разотри в руках, а потом тем мылом, что будет на твоих руках, помой голову сына.

Дверь закрылась, Гэл выскреб молчавшего сына из вороха овчин и посадил в бадью. Айрэ скептически коснулся покрытого слизью борта бадьи:

— Мама тебя убьет, если я заболею.

— Айрэ! — разозлился Гэл, — сколько можно! Я же тебе объяснял — мы вместе попали в плен, нас двоих выслали сюда на эту планету, и мы с тобой должны выбираться отсюда вместе. Мы найдем корабль, отвоюем его у пиратов и улетим, может, и принцессу тебе найдем, как ты хотел. Сказки только рассказываются быстро, слова — шли они день, два и до заката, звучат гораздо быстрее. Мы в пути пять дней, а ты уже закатал мне истерику.

— Мы напарники?.. Как ты и Милэн? — дитя готово было уступить отцу, но все еще сохраняло угрюмость.

— Да. Только я командую, а ты подчиняешься.

— А Милэн тебе не всегда подчине-ня-ютьеться…

— Потому что с Милэн мы близнецы. А ты все-таки мой сын.

— Хорошо, папа, только эта ванная все равно грязная, а ты меня в ней макаешь. У тети Ольхи была маленькая ванна, она была чистая…

Гэл рассмеялся и окатил сына теплой водой из черпака, затем начал намыливать коренья. Айрэ в отместку брызгался, через минуту кожаные штаны уже были достаточно политы водой, чтобы смылась кровь, а песок на полу превратился в болото.

У Пакни было двое детей — безумно смелая шестнадцатилетняя девчонка, сумевшая объездить самого свирепого скакуна из табуна, и сын четырнадцати лет, который старался не отставать от сестры в мальчишеских играх. Вождь Тарлак наблюдая за тем, как девочка верховодит группой подростков, не раз смеялся, что девчушке нужно было родиться парнем и возглавить племя. Дочь Пакни с удовольствием бралась за мужские обязанности: починить крышу, съездить за дровами, расставить силки на мелких животных, охотиться с луком на крупных, даже нарубить дров… А заставить ее готовить, шить или стирать мать не смогла… Сегодня девушка увязалось за охотниками. Теперь вернулась с добычей, резко отворила дверь, шагнула на порог, бросила у входа тушку зайца. Высокая девушка, косички заплетены в одну, чтобы не мешали. Ее глаза еще не привыкли к темноте. Она увидела лишь тень и услышала плеск воды, крикнула с порога: