Тени сна - Виталий Забирко

Ногу от втираемой Линдой мази стало покалывать, а затем она постепенно занемела, как от анестезина. Несмотря на энергичный массаж, ступня не разогрелась, а наоборот похолодела; кожа на ноге побледнела, словно в составе мази было что-то отбеливающее, сквозь неё ярко высветились сине-голубые вены.

- Ну-ка, попробуй ступить, - предложила Линда.

Гюнтер встал и чуть не упал. Боль исчезла, но появилось странное ощущение необычной лёгкости в ступне. Он прекрасно чувствовал ногу и контролировал её, но в то же время она как бы зажила своей жизнью - стала лёгкой до невесомости и, более того, её словно что-то подталкивало вверх. Гюнтеру показалось, что натри ему Линда и вторую ногу, он бы воспарил над землёй и смог ходить по воздуху.

- Огурчик! - заключила Линда, пряча баночку с мазью в сумочку. - Повязку можешь не делать. К вечеру забудешь, какая нога у тебя болела.

- Спасибо, - неуверенно поблагодарил Гюнтер.

Покачиваясь с пятки на носок он пытался приноровиться к новому качеству ноги.

Линда фыркнула.

- Пока! - небрежно попрощавшись, она закинула сумку через плечо и направилась к двери. Бесформенная пена платья скрипела, шуршала и пузырилась аэростатом индивидуального пользования на каждом шагу.

- А как насчёт сегодняшнего вечера? - спросил вслед Гюнтер, страстно желая, чтобы его не было.

- Завтра, птенчик. Сегодня я занята.

- Дежуришь в ночь?

- Нет. Просто сегодня полнолуние, - многозначительно сказала она и, противно скрипнув платьем по филёнке двери, вышла.

Гюнтер поморщился как от зубной боли. "Чёрт бы вас всех побрал с вашей таинственностью и многозначительностью!" Он подождал, пока шуршание платья в коридоре не стихло, и запер дверь на ключ. Затем быстро извлек из сумки идентификатор и попытался найти на полу следы кота. Практически все следы они с Линдой затоптали, и ему пришлось, ползая на коленях, прощупать идентификатором чуть ли каждый сантиметр пола, пока возле журнального столика не нашёл два чётких отпечатка. И ещё ему повезло у подоконника - несмотря на сквозняк идентификатор зафиксировал слабый запах кота. Но, когда Гюнтер вывел результаты съемки на дисплей компа, они оказались ошеломляющими. Следы кота дали семидесятивосьмипроцентную сходимость со следами в мотеле - как это могло быть, Гюнтер не понимал. Отпечаткам положено либо совпадать, либо не совпадать. Впрочем, по пятнам на экране было видно, что следы кота не имеют папиллярных узоров. Где-то Гюнтер то ли читал, то ли слышал, что папиллярные узоры у животных находятся на носу, но кот (или, быть может, коты?) не соизволил ткнуться носом в пол ни в "Охотничьем застолье", ни здесь. Ещё большее недоумение вызвал у Гюнтера анализ запаха - вот он-то показал полную идентичность. Такого просто не могло быть. Это не папиллярный узор. Запах любого живого существа варьируется в зависимости от состояния организма, потребляемой пищи, окружающей среды и прочих подобных факторов. И хотя по запаху легко установить, кому именно он принадлежит, абсолютной сходимости быть не может. Одинаково, не меняясь во времени, пахнут только неодушевлённые предметы. И то, если к ним никто не прикасается, и с ними ничего не происходит.

На всякий случай Гюнтер загнал в комп проверочный тест; но компьютер оказался в порядке. Так и оставшись в недоумении, был ли это тот же кот, что и в мотеле, или другой (может, они ночевали на одной помойке?), Гюнтер разделся и залез в ванну.

Приняв ванну (душа он не признавал и пользовался им только в крайних случаях, как в мотеле), он приступил к бритью. Как и надеялся, на щеке уже почти ничего не было, кроме лёгкой припухлости. Но для верности после бритья он сделал массаж. Сейчас хорошо бы поспать, прежде, чем горничная принесёт кофе, но из-за Линды он ночью не смог поработать, и теперь нужно было навёрстывать упущенное.

Набросив на себя халат, он вышел из ванной комнаты и достал из сумки приёмник. Затем соединил его с компом на обратную связь, сел в кресло за журнальный столик и стал прослушивать вчерашние записи. Комп самостоятельно снимал кристаллозапись, отсекал пустые места и посторонние шумы и, ведя хронометраж, включал воспроизведение только при человеческой речи и в достаточной степени идентифицируемых звуках.

В общем-то Гюнтеру не очень повезло с "клопами". Хотя кое-что он всё-таки узнал. Но это кое-что только ещё больше запутало дело.

Бургомистр проснулся в мотеле в 8.12. В 8.45 он позавтракал, перебросился несколькими ничего не значащими фразами с хозяином мотеля и прислугой и в 9.02 выехал в Таунд. В 10.21 он уже был у себя дома. В 10.23 он разулся и "клоп" в каблуке отозвался ещё только один раз, в 10.50, когда туфли почистили. Чистила туфли, очевидно, прислуга - звук шагов человека, чистившего туфли, не совпадал со звуком шагов бургомистра, персонифицированным компом. В 10.25 замолк "клоп" в плечике пиджака - бургомистр переоделся и, надо понимать, повесил пиджак в шкаф. В 10.32 бургомистр достал из портфеля папку, зачем-то полистал бумаги, но через две минуты снова положил папку в портфель. В 10.37 он вышел из дому, сел в машину и в 10.46 появился в полицейском участке. Разговор с начальником полицейского участка был коротким, с 10.48 до 10.54, и из него Гюнтер уяснил, что о найме частного детектива в полиции не подозревают. Бургомистр, извинившись, что листы несколько перепутаны, вернул папку с делом начальнику участка, и Гюнтер понял, что делал с папкой доктор Бурхе дома. Только почему бургомистр предоставил ему не всё дело, а только выдержки из него? Какую информацию утаил доктор Бурхе и зачем? И почему начальник полиции заискивает перед бургомистром, подобострастно заверяя, что сам разберет бумаги? Передача материалов следствия в руки постороннего лица, пусть даже и бургомистра, грозила судом за служебный проступок. Что-то за начальником полиции числилось такое, что два года тюрьмы за служебное преступление пугали его меньше, чем отказ бургомистру в услуге. Впрочем, и выполнять своё обещание - разобрать листы дела - начальник полиции не собирался. Сразу же после ухода доктора Бурхе в 10.56, он зазвенел ключами и, так и не открыв папку, спрятал её в сейф. И "клоп" под зажимом папки замолчал, заэкранированный бронёй сейфа.

В 11.15 бургомистр вернулся домой (комп дал восьмидесятичетырёхпроцентную вероятность по количеству ступенек крыльца и лестницы, звуку шагов по ковру, их количеству и продолжительности интервалов между открыванием четырех дверей). В 11.19 замолчал и последний "клоп" под ручкой портфеля, если не считать записи звука двух безответных звонков телефона (в 13.21 и в 16.03), находившегося где-то неподалёку от оставленного портфеля. И всё же именно этот "клоп", единственный из всех, вновь отозвался в 21.46. Где был в этот промежуток времени бургомистр и с кем встречался, для Гюнтера осталось неизвестным. Хотя, надо признаться, времяпровождение доктора Бурхе интересовало его всё больше и больше. О чём, например, говорил бургомистр во время обеда в "Звезде Соломона" с отцом Герхом и баронессой фон Лизенштайн?