Отряд имени Сталина - Захар Артемьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но больше всего Штуце вдохновило обещание бригаденфюрера, что в случае успешных испытаний он и Грубер будут переведены в Берлин, на более высокие должности. А Берлин… это долгожданный комфорт, встреча с фрау Штуце, по которой так соскучился ее милый китхен…
Услышав крики наверху, Садуллоев поморщился. Назначенный старшим по лагерю, в отсутствие командира, он ревностно следил за порядком и, будучи педантом, терпеть не мог разгильдяйства. А тут такой дикий шум, как будто кто-то дерется! Да еще и в ночное время, когда каждый звук разносится по тихому лесу на добрый километр! Повесив на плечо автомат и автоматически прихватив небольшой металлический топорик, Наиль ужом взлетел по лесенке наверх, сдвинул лючок, прислушался…
– Да я же тебе говорю, немцы, грузовиков немеряно! – различил Садуллоев шепот дозорного Инала Гулиева. – Я их как увидел, со всех ног сюда! Давай, буди старшего!
– Не положено! – отрезал Гогачев, карауливший у входа. – Дай поспать человеку.
Садуллоев кашлянул и поманил рукой повернувшихся к нему разведчиков:
– Ну, чего расшумелись?!
Уйти они не успели. Немцы как будто знали кого и где им искать. К базе Отряда они двигались целеустремленно, раскинувшись широкой цепью. Разведчики понимали, что им придется делать. Землянки наспех заминировали, радистка при помощи Гогачева уничтожила основной комплект связи, сожгла всю шифровальную документацию. Запасную рацию, старательно упаковав, взвалили на широкую спину Гогачева. Ему, радистке и еще двоим автоматчикам Садуллоев приказал уходить за реку, к резервной точке, без особой, впрочем, надежды. Уж больно уверенно перли немцы к базе…
– Может быть, прорвемся? – с надеждой спросил Садуллоева Инал. Молоденький разведчик-ингуш был бледен, лицо его покрывали крупные капли пота. – Рванем прямо на цепь, а?
– Мы примем бой, – твердо сказал Наиль Садуллоев. – Таков приказ командования. Передай, всем приготовиться, сбор у скалы.
Метаться не имело никакого смысла. Садуллоев ясно это понимал. Их загнали бы в угол, в болото, и переловили поодиночке. Здесь по крайней мере они могли принять бой на своих условиях. Наиль подумал, что, оставшись, они, помимо прочего, купят время для того, чтобы группа Ерошкина успела выполнить свое задание. Купят своими собственными жизнями.
«Как же я устал», – промелькнула мысль. Садуллоев был не очень образованным, но довольно начитанным. В какой-то умной книге он прочитал, что перед смертью в глазах человека проносится вся его жизнь. А тут, в реальности, ничего перед глазами не проносилось. Вздохнув Садуллоев прикрыл глаза на секунду и застыл. Привиделась Наилю только его милая Гюльнара с детишками. Смотрела она на него с грустной улыбкой. Как будто прощаясь.
Первый минометный взрыв прогремел на безжизненной поляне на рассвете. За ним в расположение Отряда как будто хлынул огненный дождь. Визжащие мины сыпались одна за другой, взрывами поднимая в воздух кучи земли. Обстрел длился минут десять, боеприпасов фашисты не жалели, справедливо полагая, что жизнь солдата стоит дороже ящика мин.
Не улеглась еще поднятая взрывами пыль, как на полянку со всех сторон ступили немцы. Шли они осторожно, следя за каждым своим шагом, боясь попасть на мину или провалиться в коварную ловушку. Подошли к взорванному люку, ведущему в глубь подземных укрытий.
– Эй, рюс, виходи! – требовательно крикнул под землю один из эсэсовцев, очевидно обучавшийся русской речи по куцему армейскому разговорнику. – Гарантирен жизнь! Виходи!..
Тишина казалась Иоахиму необычной после крепкого минометного обстрела. Он стоял, с тревогой наблюдая, как его эсэсовцы и егеря все более беспечно и весело обходят поляну, заглядывают в опрокинутые взрывами люки, ведущие под землю, не решаясь, однако, опуститься вниз. Наконец несколько смельчаков эсэсовцев и егерей, подбадриваемые выкриками своих товарищей, сжав в руках оружие, направленное стволами вниз, потихоньку полезли вниз.
– Ну что же, герр штурмгауптфюрер, я полагаю, песенка русских спета? – с улыбкой произнес стоящий рядом гауптман егерей Рудольф Остин. – Надеюсь, мои ребята справятся с разбором трофеев не хуже, чем ваши?
Страшной силы взрыв потряс полянку и окружавший ее лес! Хватающемуся раскинутыми руками за воздух Иоахиму показалось, будто сама земная твердь потеряла вес и устремилась вверх, в космос! Матерая ель, стоявшая на краю поляны, покачнулась и рухнула вниз, на катавшихся по земле, израненных немецких солдат! Краешком сознания Грубер уловил дикий поток отборной немецкой матерщины, несшийся от залитого кровью гауптмана егерей. Внезапно отовсюду, как будто со всех сторон поднялась яростная стрельба…
Красных удалось подавить лишь спустя полтора часа. Хорошо укрытые в хитро спрятанных глубоких, заранее устроенных окопах на краю поляны, они расстреливали всех, кто пытался приблизиться. На все предложения сдаться, которых, говоря по правде, было немного, они отвечали яростной стрельбой. Раненный в грудь гауптман Остин быстро выбыл из боя. Лишь благодаря безрассудному рывку самого Иоахима и прикрывавшего его эсэсовца удалось забросать гранатами центральный окоп, после чего сопротивление было подавлено быстро. Живым не удалось взять никого.
Потери немцев были ужасны. Погибло около сорока солдат, раненых – более полусотни, эвакуировать их пока не было никакой возможности. Грубер и сам был ранен. Голова кружилась, в висках молотом бился пульс. Отдыхая после кровопролитного боя у деревца, он с неудовольствием смотрел на других раненых, которые не могли сдержанно воспринимать боль и скулили, как бабы. Впрочем, от душевного равновесия у штурмгауптфюрера мало что осталось.
Доселе бесстрашный офицер элитного подразделения СС, Иоахим Грубер с ужасом вспомнил огромного азиата, бросившегося на него со сверкающим тесаком. После самоубийственного броска с гранатами, когда прикрывавший Иоахима эсэсовец был мгновенно убит очередью в упор, Грубер скатился в окоп и лицом к лицу столкнулся с этим азиатом. Автомат был потерян в пылу боя, и, пока Иоахим тянулся к ножу, этот бешеный с тесаком успел дважды ударить его в плечо и грудь. К счастью для Грубера, он с детства не расставался с ножом и умело фехтовал им. После скоротечного рукопашного поединка эсэсовец взял верх.
– Огненный мешок! – сказал кто-то рядом. Повернув голову, Грубер увидел лежащего рядом Остина. Тот пристально глядел на него. Изо рта гауптмана егерей лезла красная кровавая пена, в полубессознательном состоянии он продолжал бормотать как будто про себя, но очевидно желая быть услышанным: – Мы сделали им отличный огненный мешок, не правда ли, дружище?!
Сказав это, гауптман немецких егерей Рудольф Остин запрокинул голову, испустил хрипящий, кровавый выдох и… умер.Орден СС
Добыча была неважной. Разложенные перед крыльцом помещения, где обитал штандартенфюрер Штуце, тела, изрубленные взрывами и пулями, выглядели невзрачно. Эсэсовцы, стараясь угодить начальству, разложили трупы подальше друг от друга, для того чтобы придать добыче больший размер. Еще и еще раз оглядывая убитых русских, Грубер с неудовольствием отметил, что не видит среди них тех двоих, что устроили им бойню у переправы. Впрочем, этих запросто можно было списать на ужасный взрыв. Тела нескольких эсэсовцев и егерей, тех самых, что так храбро и безрассудно полезли в подземелье, так и не были найдены.
«Их матерям придется хоронить пустые гробы, – с грустью подумал немецкий офицер. – Почему же так всегда получается, что храбрецам достается больше всех? Нужна ли эта храбрость? Боже мой, как же я устал от этой проклятой войны и этой чертовой России. Надеюсь, моей матери не придется хоронить пустой гроб»…
Штандартенфюрер Штуце, однако, остался доволен. Попахивая свежим ароматом хорошего коньяку, он очень мягко пожурил Иоахима за ранения, полученные тем «из-за неосторожности», и похвалил за успешное завершение охоты. После чего штандартенфюрер приказал откупорить бочонок пива и достать ящик коньяку из его личных запасов. Толстяк-штурмбанфюрер Куртц с подхалимским энтузиазмом бросился выполнять пожелание начальства…
– Геррен! – весело выкрикнул собравшимся вокруг и уже успевшим сделать по глотку спиртного офицерам и унтер-офицерам штандартенфюрер, стоя на крыльце. – От имени командования спешу проинформировать вас, что за этих русских бригаденфюрером фон Боккеном была назначена награда в десять тысяч рейхсмарок! Предлагаю разделить деньги между всеми присутствующими поровну. Я полагаю, что деньги не будут лишними!
Мгновенно забыв о кровопролитной трагедии, разыгравшейся всего несколько часов назад, эсэсовцы оживились. Тут же послышалась веселая возня, крики «Хох», кто-то громко сказал товарищу: «Эй, Хорст, не промотай все денежки, ты должен мне пятьдесят марок!»
Штуце подошел к Иоахиму, который, не разделяя всеобщего веселья, стоял в стороне, бледный от боли в свежих ранах. Штандартенфюрер приобнял Грубера: