Были и небыли. Книга 2. Господа офицеры - Борис Васильев

Михаил Дмитриевич спешился, отдал жеребца казаку-коноводу и пошел рядом с Кухаренко впереди жидкой казачьей цепи. Полковник был куда старше своего генерала: кряжистый, с седыми усами и сабельным шрамом на щеке, полученным еще на Кавказе в схватке с немирными горцами, но шагал легко и упруго.

— Вот так бы до Плевны дойти, — сказал Скобелев.

— Коли разговаривать не будем, так, бог даст, может, и дойдем, — усмехнулся полковник.

Генерал послушно замолчал. Казаки уже втянулись в заросли, затерялись, и Скобелев скорее чувствовал, чем слышал хруст веток да каменные осыпи под их осторожными ногами.

— А пушки где? — недовольным шепотом спросил он. — Я же тебе батарею придал. На кинжалы надеешься? Это тебе не Кавказ.

— Пушки сзади идут, — пояснил Кухаренко. — На руках через два хребта на третий их только по карте протащить можно, а в натуре жила лопнет. Найду дорогу, тогда и пушки подтянем.

— Что-то черкесов не видно, — сказал Михаил Дмитриевич, чтобы переменить неприятный для него разговор. — Отвели их, что ди?

— На тот свет, — недобро усмехнулся полковник. — Я еще затемно Прищепу с пластунами сюда направил.

В таких делах Кухаренко разбирался куда лучше, и Михаил Дмитриевич промолчал, про себя отметив, что воевать по карте без учета особых свойств как местности, так и собственных возможностей — занятие опасное. Он не только не обижался, когда его тыкали носом в его же упущения, а старательно запоминал, в чем именно допустил промах и как избежать подобного в будущем. Он учился жадно, с благодарностью воспринимая уроки от всех, кто только мог преподать ему хоть какой-то урок — будь то опытнейший генерал или последний рядовой. В русской армии по замшелой традиции на войсковую разведку обращали мало внимания, в лучшем случае ограничиваясь осмотром («освещением», как это официально называлось) местности. Скобелев тоже грешил этим, но грешил скорее от горячности, чем от спесивого представления о противнике.

Без единого выстрела авангард Скобелева миновал два хребта Зеленых гор и достиг третьего. Туман уже редел, кое-где просвечивало солнце, но обзор еще был надежно закрыт. Бой еще не начинался, в тумане лишь чувствовалось передвижение огромных людских масс, артиллерии и обозов, и генерал с нетерпением ожидал, когда обстановка окончательно прояснится.

— Разрешите доложить, ваше превосходительство? — задыхающимся шепотом спросили за спиной. — Командир Донской батареи полковник Власов. Позиции выбраны, орудия растаскивают по номерам. Желаете осмотреть?

— Потом, полковник, — нетерпеливо отмахнулся Скобелев.

Туман начал рваться, оседать, расползаться по низинам, и Михаил Дмитриевич уже не отрываясь вглядывался туда, где, по его предположениям, должна была находиться Плевна. И все прекратили работы, замерли, примолкли, напряженно вглядываясь в таящую на глазах пелену. Но раньше, чем разорвалась эта пелена, в первых лучах пробившегося солнца нестерпимо ярко блеснули острия тысяч штыков.

— Господи, спаси и помилуй, — шепотом сказал Кухаренко.

Плевна открылась сразу, будто подняли занавес. Собственно, не сам городишко — его прикрывала небольшая возвышенность, — а предместья, сады, виноградники: казалось, до них не более трехсот сажен. Но все уже смотрели не на предместья города, а правее, между городом и Гривицкими высотами: там в походных колоннах стояло несколько тысяч аскеров.

Завздыхали, задвигались казаки, кто крестясь, а кто и ругаясь. Хорунжий Прищепа озадаченно свистнул, тут же получив чувствительный тычок кулаком от хмурого Кухаренко. А Михаил Дмитриевич, не шевелясь, смотрел и смотрел, но уже не на массы турецких резервов, а на далекие Гривицкие высоты, против которых они были нацелены и штурмовать которые надлежало первой колонне генерала Вельяминова; на чуть заметные войска Шаховского, изготовленные согласно приказу для удара между Гривицей и Плевной, и на саму Плевну, прикрытую предместьями на высоте, против которой стояли жалкие силы его собственного отряда. Конечно, Осман-паша не мог знать плана второго штурма — подписанный приказ Скобелев и сам еще не получал, — но, прекрасно поняв тупое упрямство русского командующего, турецкий полководец дальновидно упреждал его главный удар, сосредоточив под Гривицкимп редутами основные резервы. Наступая в этом направлении, русские войска волей-неволей втягивались в затяжной бой и прорваться никак не могли. Скобелев не просто понял это — он это увидел собственными глазами.

Увидел он и другое. Если бы Шаховскому в ходе сражения удалось бы изменить направление удара и наступать не на изготовившиеся к бою турецкие войска, а левее, за их спинами он отсекал бы резервы противника от города, заставил бы Османа-пашу на ходу менять план обороны, тасовать таборы, и тогда… Тогда Скобелев получал реальную возможность бросить свой малочисленный отряд непосредственно на штурм Плевны по кратчайшему и практически незащищенному направлению.

— Артиллерии молчать, пока не подтянутся все батареи, — сказал генерал. — Кухаренко, держись тут хоть зубами и жди пехоту. Я — к Шаховскому.

Не оглядываясь, он сбежал вниз, вскочил на коня и, нахлестывая его, помчался по разведанной пластунами дороге. Скакал, смутно ощущая, как растет в душе его такое знакомое, радостное волнение: яростное, торжествующее предчувствие победы. Он понимал, что с теми силами, что были у него, ему не только не ворваться в Плевну, но и не удержаться на третьем гребне Зеленых гор, если противник бросит на его отряд весь нацеленный на помощь Гривицким редутам резерв, но если бы удалось уговорить Шаховского — в нарушение боевого приказа! — ударить не туда, где ожидал его Осман-паша, тогда отряд Скобелева сразу становился чрезвычайно опасным для турецкого командования. «Конечно, попытаются смять меня, — думал генерал, нещадно гоня жеребца по крутой, извилистой дороге. — Обойти меня не могут, разве только левее. Значит, туда — осетин: пусть фланг держат. И навалятся они на меня в лоб… — он невесело усмехнулся. — Эх, барон, барон, вот бы где ударить: в Плевне бы в полдень обедали…»

Впереди за поворотом послышался шум, тяжкий скрип, хрипенье лошадей, людской говор. Генерал перевел коня на рысь, а оказавшись за изгибом дороги, и вовсе остановил его.

Навстречу двигалась четырехорудийная батарея. Заморенные переходом кони с трудом брали крутой подъем. Артиллеристы, дружно навалившись, толкали тяжелые пушки, через каждый шаг подкладывая камни под колеса. Все были заняты тяжелой, важной работой, и на генерала никто не обратил внимания. Он поискал глазами офицера, но не нашел: среди солдатских мундиров виднелся кто-то в белой нижней рубахе.

— Навались, братцы! — хрипло кричал он, вцепившись в колесо. — Ну, еще. Еще чуть…

— Где командир? — строго спросил Скобелев.

— Камни под колеса! — крикнул тот, что был в одной рубашке — Закрепили? — Он торопливо заправил в брюки выбившийся подол. — Батарея, смирно! — Подошел к генералу, щелкнул каблуками грязных сапог. — Батарея с марша следует на огневые позиции, ваше превосходительство. Командир батареи штабс-капитан Васильков.

— Почему без мундира?

— Потому что он у меня один.

Штабс-капитан и рапортовал, и отвечал негромко: ровно настолько, чтобы было слышно. Скобелев сверху вниз смотрел на него: офицер казался невысоким, худым, но плечистым и ловко скроенным. Потное, в брызгах грязи лицо его было серьезным, спокойным и каким-то уверенным: Михаил Дмитриевич сразу подумал, что именно так смотрят настоящие, убежденные в своем уменье мастера.

— Тебя ко мне отрядили?

— Так точно, ваше превосходительство, — штабс-капитан вдруг улыбнулся, и некрасивое лицо его точно осветилось. — По правде если, так я сам ушел. Как узнал, что мне в резерве торчать, а тут батарею разыскивают, так и пошел. Им все едино, кого посылать.

— А тебе, капитан, не все едино?

— Я — солдат, ваше превосходительство.

— Спешить со званием, — нахмурился Скобелев. — Займешь позиции правее донцов. Задача не только перед собой турок громить, но и бить их фланговым огнем.

— Слушаюсь, ваше превосходительство. Задачу понял.

— Тогда до встречи, капитан!

Скобелев тронул коня. Позади опять завозились, запыхтели артиллеристы, натужно захрипели лошади. А генерал, погоняя коня, улыбался, словно внезапная встреча с ничем не примечательным армейским офицером была бог весть каким приятным предзнаменованием.

По дороге он заехал к Тутолмину, где полковник и вручил официальный приказ о сегодняшнем штурме, только что доставленный штабным офицером. Скобелев мельком глянул: Лашкареву предписывалось, прикрывшись разъездами, наблюдать за Софийским шоссе.

— Господи, целую дивизию в наблюдение отрядить — это же додуматься надо!