След солдата - Нгуен Тяу

В годы борьбы с французами Дао сражался в батальоне, состоявшем из вьетнамских эмигрантов, выходцев из бедных семей, чьи предки когда-то в поисках заработка разъехались по Лаосу, Камбодже, Таиланду. Этот батальон, сформированный в Таиланде, участвовал во многих боях на землях Центрального и Южного Лаоса. После установления мира его бойцы и командиры получили возможность вернуться во Вьетнам. Трудно было представить, что добродушный Дао почти половину своей жизни провел в чужих краях и прошел буквально через все: искал рыбацкое счастье на Меконге, был парикмахером, чинил велосипеды и жил в предместьях, населенных циркачами, переписчиками казенных бумаг, уличными зубоврачевателями и мелкими лоточниками. Вся разведрота привыкла называть его отцом. Этот добрый, искренний человек давно привык к незлобивым шуткам бойцов.

– Отец, опять велят социальное происхождение проверить! Ты сейчас как назовешься?

– Как назывался, так и назовусь. Солдат революции, вот и все. Понял?

– Отец, так ты ведь у нас доброволец-интернационалист!

– Отец, а вот свернем американцу шею, как тогда станет разворачиваться революция в Лаосе, Камбодже и Таиланде?

– Отец, сегодня вечерком, как понесешь в окопы ужин, не забудь заглянуть к нам, покажем кое-что интересное.

– Что такое?

– Да там, недалеко от наших позиций, американское «кладбище».

– Вот балбесы! Мало я мертвых американцев видел, что ли!

В один из вечеров Дао понес еду своим семи разведчикам, находившимся на высоте с отметкой 585. Едва начали сгущаться сумерки, как на участках, где были повреждены боевые позиции, появились группы бойцов с винтовками, лопатами и бревнами на плечах, с прицепленными к широким поясам мотками колючей проволоки. После дня напряженных боев им предстояло немало сделать: вновь оборудовать склад боеприпасов и оружия, поправить окопы, эвакуировать в тыл раненых и захоронить погибших.

Наконец, после двухкилометрового пути, Дао добрался до Лыонга и Фана, которые еще оставались на позициях пехотинцев.

– Слышал, вы взяли нескольких американцев? - спросил Дао, передавая Фану две рисовые лепешки и мешочек с зеленью.

– Иди к Лыонгу, отец, - засмеялся Фан, - принимай у него трофеи!

– Сегодня утром взяли нескольких пленных, - сказал Лыонг. - Они там, в соседнем блиндаже. Ты, отец, их накорми и отведи к нашим.

– Мне еще надо отнести еду нашим товарищам, которые сидят у линии заграждений.

Пленных было трое: портной Том, какой-то длинный, нескладный верзила и спесивый лысоватый солдат в очках, похваставшийся тем, что его отец и дядя - совладельцы известной сталепрокатной компании, а он сам студент-этнограф. Когда этот этнограф во время допроса заявил, что он здесь защищает свободу и независимость вьетнамцев, Лыонг едва сдержался, чтобы не залепить ему пощечину.

Дао дал каждому пленному по рисовой лепешке. Пока они ели, стал обходить все вокруг и вскоре нашел трофейную канистру с подсолнечным маслом. Американцы уплетали лепешки, студент-этнограф сидел, повернувшись спиной к своим собратьям, словно боялся, что у него отнимут его долю.

– Как бы эти вояки, - заметил Фан, - не стали брыкаться по дороге, особенно если налетит авиация. Трусоваты больно. В прошлый раз пришлось связать одного такого и тащить на себе. Потом все болело!

Дао привязал себе на спину канистру, на зеленой боковой стенке которой изображалось американско-вьетнамское рукопожатие. Дао щелкнул затвором и сердито глянул на этнографа.

– Помни, отец, - сказал Лыонг, - за этим очкариком глаз да глаз нужен…

– Пригляжу, не бойся, - со смешком ответил Дао. - Нужно бы ему, пожалуй, урок преподать… А то, чего доброго, вернется в свою Америку и опять станет кричать, что он сражался за независимость Вьетнама. Нет, непременно ему нужен хороший урок.

– Что ты хочешь с ним сделать? - подозрительно спросил Лыонг. - Помни, ты за него отвечаешь головой. Сегодня же ночью он должен быть доставлен в полк. Никакого нарушения дисциплины, а то взыскание наложу!

– Не бойся! Просто маленькая туристическая прогулочка, только и всего! В полк он успеет попасть!

Дао повел пленных мимо пылавших участков, подожженных напалмовыми и фосфорными бомбами; здесь же неподалеку лежали убитые в сегодняшнем бою американские солдаты. Бледно-зеленые языки огня пламени еще облизывали тела погибших. Студент долго смотрел на эти обезображенные трупы и вдруг, закрыв лицо руками, зарыдал, повторяя слова молитвы. Двое других пленных сыпали проклятия в адрес собственного президента и пилотов, сбрасывающих фосфорные и напалмовые бомбы.

Вдруг этнограф как помешанный бросился бежать. Дао и Фан рванулись за ним, но задержать его не удалось, и все трое свалились в глубокую воронку. Дао потерял свою канистру с подсолнечным маслом и принялся ругаться. Шаря по глубокому и еще горячему дну воронки, Дао наткнулся на пленного. Студент лежал ничком и плакал. С большим трудом удалось выволочь его наверх. Прямо перед ними, уткнувшись лицом в землю, лежали еще четыре трупа. В глаза бросился блеск гвоздей на каблуках ботинок.

– Черт бы вас побрал! Сколько вы этой дрянью нашей земли истоптали! - крикнул Дао прямо в ухо этнографу, ткнув пальцем в головки гвоздей, сверкавшие в отблесках пламени.

Каптенармус не успокоился, пока не провел пленных по всему «кладбищу». На утро студент-этнограф не смог встать. Он заболел, и Дао велел двум другим приглядывать за ним. На допросе этнограф сказал, что эту ночь он запомнит на всю жизнь. Гвозди, блестевшие на ботинках убитых солдат, напомнили ему плакат, который обычно расклеивали на всех американских вокзалах: ноги в солдатских ботинках и американский флаг со множеством белых звездочек. Двое других пленных с гневом заявили: «Позор Америке! Во Вьетнаме каблуками американских солдат растоптан наш национальный флаг!»

Первые же залпы, прозвучавшие в Кхесани, всполошили округу. Развернулись длительные бои, которые обещали быть нелегкими. Никто не замечал наступившей весны, потому что впереди стояли американские войска и на них сейчас были направлены все наши орудия.

Старому Фангу и Сием никогда не забыть первых дней освобождения. Всю ночь в этом горном уголке Кхесани, рядом с лаосской границей, ослепительные сполохи озаряли небо и землю, не смолкал грохот орудий. Утром, выглянув за порог, все увидели, что над горами - от вражеских заграждений и дальше, до самых лесов на юго-западе, за рекой Сепон, - белеют парашюты осветительных бомб.

Улицы в городе Кхесань были запружены разбросанными повсюду американскими товарами, одеждой, всевозможными вещами. Бомбежке подвергся самый центр. Сгорели все кладовые и склады магазинов и лавок, готовившихся к торговле в дни Тэта. Бойцы подбирали военные трофеи и расчищали позиции для противовоздушной обороны. В одном из подвалов обнаружили высокую, по грудь, цистерну со спиртом и, пробив ее ударом автомата, теперь подставляли головы под бегущую из цистерны струю с тяжелым пьянящим запахом.

Жители городка, спасаясь от бомбежки, бежали, бросив просторные дома. В подполах и подвалах находили ящики с винтовочными патронами и пулеметными лентами. Повсюду валялись открытки с обнаженными красотками и фотографии марионеточных солдат-горцев, они все, как один, позировали перед объективом, горделиво выпрямившись и широко расставив ноги, все были в черных очках. У забора грудами валялось брошенное солдатское обмундирование.

Тем временем в окрестностях сквозь древние джунгли и тростники двигались навстречу друг другу два потока: в одном - солдаты 5-го полка вместе с другими подразделениями спешили к позициям в северной части фронта; в другом - крестьяне возвращались из «стратегических» деревень домой, в освобожденную зону. Войска шли плотной колонной. Связисты тянули провода, легкая артиллерия спешила за пехотой, и среди них прокладывали себе дорогу группы санитаров с носилками. Время от времени все вокруг застилал густой дым от разорвавшейся бомбы; едва дым рассеивался, как вновь становились видны два нескончаемых, непрерывно движущихся потока.

Группами, по две-три семьи, попыхивая сигаретами и не выпуская из рук больших зеленых веток для маскировки, шли горцы, возвращавшиеся из «стратегических» деревень в освобожденные села. Растерянно и робко отвечали они на вопросы солдат, несмело принимали предложенную помощь. Те, кто связал себя с врагом, ушли к Такону. Здесь же шагали те, кто твердо решил встать на сторону сил освобождения, кто хотел бороться за светлое будущее. То и дело несколько человек, срезая путь, сворачивали с дороги в чащу на едва приметные тропинки, которые угадывались лишь по сохранившимся группкам широколистых бананов или по торчавшим среди зелени обгорелым столбам. Эти тропинки вели к родным пепелищам. Солдаты торопили население, потому что над головами по-прежнему кружили самолеты, сбрасывая бомбы, которые оставляли на земле красные зияющие раны.