Исповедь палача (СИ) - Меркушев Арсений Викторович

Недолгое шуршание бумаги раскрываемого конверта было прервано скрипучим голосом гера Шпульке читавшего первый вопрос — В каком месяце родился ваш собеседник? — Старик задумался, внимательно вглядываясь, куда-то сквозь лицо клерка, а потом выдал — В мае, 1980-го или 1981-го года. Я прав? — Старик как будто изменил фокусировку взгляда, смотря уже не сквозь человека, а прямо ему в глаза, и сам себе ответил, — Да, я прав.

Снова шелест бумаги и второй тестовый вопрос был озвучен гером Шпульке — как зовут вашего собеседника. — В этот раз старик молчал чуть дольше, а потом сказал с легкой неуверенностью в голосе, — Иоганн?

— Юхан. Мой отец был шведом. — Ответил ему клерк, но в школе меня действительно звали Иоганном.

Третий лист содержал короткий вопрос и с десяток вариантов ответа.

— Укажите предполагаемую дату конца света или глобальной катастрофы, — прочел гость.

В комнате надолго воцарилось молчание. А потом старик протянул собеседнику пустой лист. И добавил

— Мне сказать нечего. Извините.

— Вы не видите тут такой даты? — В голосе клерка в этот раз сквозило легкое оживление.

- Я не вижу. Но…Но, это не тоже самое что ее тут нет. Мне кажется, что тут есть дата, очень важная дата. Но, я ее не вижу. Вы понимаете разницу? Можно не видеть солнца ночью, а можно не видеть гадюку, заползшую к тебе в дом, но слышать ее шипение. Так вот — это второй вариант.

— Кажется, я вас понял. Большое спасибо гер Шпульке. Мы действительно очень признательны вам за сотрудничества. Вы разрешите Вас проводить? — Клерк замялся, а потом, словно преодолев робость продолжил

— Но можно один нескромный вопрос?

Старик лишь молча кивнул и клерк озвучил то, что словно зуд раздражало его любопытство.

— Последние 35 лет вы работаете прозектором в морге, хотя при ваших способностях вы могли зарабатывать и зарабатываете куда больше. В разы больше, я бы так сказал. Ваш же возраст позволяет вам уйти на покой с полным правом. Почему?

Старик задумался, но было видно, что он скорее собирается со словами, а затем начал говорить.

— Я могу видеть чуть вперед, не всегда, не часто, и недалеко, но гораздо чаще, чем обычный человек. И Вы это знаете.

— Да. Иначе мы бы к вам не обратились.

— Так вот. С мертвыми все очень просто — у них уже все случилось, и они меня не утомляют знанием.

— А живые…

— Да, тут вы правильно подметили. Я редко ошибаюсь. И вы можете представить как это — чувствовать, что вот тот умрет через год, а этот послезавтра…Поверьте, молодой человек, между мертвыми и умирающими я всегда одам предпочтение мертвым — с ними уже все ясно и они не умеют огорчать и беспокоить. Другого эпитета я тут подобрать не могу.

С уходом старика аналитик добавил результаты теста Шпульке к остальным данным и надолго задумался. Его размышления прервал звонок

— Юхан, — голос звонившего был тих и спокоен, но это было спокойствие человека привыкшего приказывать, — у вас уже набралось достаточно статистики? Вы можете дать разумное заключение.

— И да, и нет.

— Поясните.

— Всего было привлечено около 150 экспертов из Европы, и не только Европы, если их можно так назвать. Но их проверяли и тестировали и они действительно обладают определенными способностями. Часто незаурядными и выдающимися.

— Продолжайте.

— Третий тест включал в себя только один вопрос, и 10 вариантов ответа.

— И?

— К прохождению 3-го вопроса допускались только прошедшие первые два.

— Это нам известно. И каков результат?

— Голоса тех, кто решился дать прогноз распределились примерно в равной пропорции между 9 вариантами.

— Между 10 вы хотели сказать?

— Нет, между 9. Нашу дату почти никто не отметил. Они все словно не видели ее.

— У вас есть разумные объяснения.

— Разумных нет.

— А интуитивные?

— Да. Мне кажется, что 8.06.2036 г. — это предопределенность, которой не избежать. Это вещь, с которой надо смириться и принять ее как неизбежное.

— То, что вы сказали, вы пришлите мне отчетом. Сегодня.

— Хорошо, — тот, кого называли Юханом хотел что добавить еще, но короткие гудки в трубке дали ему знать, что разговор окончен.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Отрицание, злость и торг окончились. Наступала стадия смирения.

Пятое. Осколок пошлого. «Белые мыши» Примерно за 3 года до Конца Света.

Если Бога нет, то все можно. Но что есть Бог? Для многих это — в первую очередь Вера. Вера на воздаяние в будущем, пусть даже и посмертном. Или прижизненно, в отдаленном или ближайшем, но все же будущем. Просить же Бога о том, что бы он изменил прошлое — странно и глупо, ибо прошлое уже случилось. Молить его о том, что бы твоя болезнь отступила тут и сей час, то есть в настоящем, — слишком самонадеянно, это все равно, что молить о чуде. А вот попросить Боженьку, о том то бы в будущем, пусть и очень недалеком, болезнь отступила от дочери, или муж отошел от инсульта — оно в самый раз.

Вера, что негодяи будут наказаны, праведники обласканы, болезни вылечены, и как вишенка на торте, к пенсии будет прибавка, а внучка удачно выйдет замуж. И все это в будущем — в ближайшем, или не очень. И ключевые слова тут — вера в будущее.

Не зря, не зря по-настоящему сильные прорицатели не пользовались доброй славой, а в Ветхом Завете прямо и недвусмысленно говориться „Ворожеи не оставляй в живых”. Ибо будущее — есть епархия Бога. По — сути — это и есть Бог.

Но что будет, если ты узнаешь, что будущего у тебя нет? Что через 3 года ты умрешь. Можешь, конечно, и раньше, но вот позже — нет. И молитвы тут не помогут, ибо у тебя нет будущего. Но без будущего нет и Бога.

А если нет Бога, то все можно?

Запертая в контуре женщина страшно кричит и умирает.

— Проба № 23. Показания сняты. Крайняя точка экстремума отслеживается. — Голос Магды Яблуневской сух и спокоен. Что бы отправить человека на смерть, пусть и умственно отсталого, смертельно больного или матерого уголовника — надо иметь подготовку, склонности или навыки. Очень трудно сознательно убить человека. Гораздо легче это сделать, если его, этого самого человека, расчеловечить. Как?! Ну например, признав больного болезнью Дауна — неполноценным, заключенного — неисправимым и опасным врагом общества. А еще проще — отказать ему в праве называться человеком, заменив безликим словом «образец», «опытный экземпляр» или «проба».

Проект «Темпос» давно уже не работает по варианту «А» в силу бесперспективности. При чем бесперспективен не сам вариант «А», а существующая реальность. Реальность для людей не имеет перспектив, и примерно через 3 года она должна прекратится, по крайне мере для большинства из них.

Голый тощий мужчина, весь в наколках, с черным от застарелого туберкулеза лицом начинает вдруг плакать, пытаясь обхватить себя всего, как бы удержать на месте, а потом тихо оседает, уже мертвый.

— Проба № 27. Показания сняты. Фиксируются отклонения в пределах допустимых. Контур очистить. — Магда Яблуневская спокойна. Она просто выполняет приказ, она просто приносит в жертву малое, что бы спасти большое.

Старая фотография сделанная в далеком 1943-м году — фотография работников Освенцима. Все они молоды, у всех хорошее настроение — они смеются, у одного из офицеров — аккордеон. Наверное, у кого-то есть и губная гармошка. А если снять со всех военную форму, и с трех офицеров, и с десятка женщин, кучкующихся вокруг мужчин, и мысленно одеть в нормальную, современную цивильную одежду, то они могут показаться группой сотрудников, участвующих в корпоративе на свежем воздухе или пикнике. И никому в голову не взбредет, что крайний справа брюнет в фуражке с аккордеоном завтра будет отпускать со склада новую партию «Циклона Б», а задорно смеющаяся в центре молодуха вчера отстучала на стареньком «Ундервуде» докладную, о том, что человеческий жир осаживается на трубах крематориев, чем сильно затрудняет их работу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Магда Яблуневская раньше не понимала — как такое возможно? Как можно сортировать детей по росту: на право, тех, что пониже или слабее — в газовые камеры, и налево — на работы…а потом тоже в газовые камеры. И при этом, вечером после работы так радостно смеяться в компании коллег. Но это было раньше. Теперь для нее многое становилось яснее. Надо было всего лишь рассматривать то, что ты делаешь как работу. Неприятную, будничную, но полезную работу. А еще, что немаловажно, надо научиться расчеловечивать людей, видеть в «образцах» лишь часть работы. Все они для нее — и умственно-отсталая женщина, и заключенный, загибающийся от туберкулеза, сумасшедший бродяга, — все они для нее не люди, а лишь «пробы» эксперимента идущие за номером.